Здесь было болото…

      Классика иногда должна уйти в небытие, знаете ли. Новое всегда должно заменять старое, как не крути…, но только не в этом случае. Вспомните, как выглядит вход в Ад. Даже не так — задумайтесь о том, как может выглядеть классический поход к вратам Ада. Что-то очень глубинное, с подводной рекой Стиксом, и с огромным трехголовым Цербером на входе. Все страшное, печальное, готовое к приему мертвых путников. Их путь — последний, и должен соответственными критериями определяться: унылость окружающей среды, неизбежность и смирение. Вы поняли в общем, все так как и должно быть.       Хотя нет, Ян упал. А за ним и Рыцарь. Песочный портал размещался метрах в 5 от твердой почвы, никто и не ожидал. Шипя, Крылатый скинул с себя Темного — на крыло упал скотинка. Встал, осмотрелся… Ни капли удивления, оно и ясно.  — Да-а-а… Хоть из песка портал сделали, уже что-то новенькое, — ах да, точно, портал же с неактивного в плане гравитации песка — верх либерализма.  — Когда я тут в последний раз был, все было почти так же, — тихо хлопнул в ладоши Рыцарь, — всегда остается неизменным наш родной горячий мир… прямо как часть песенки.  — Почти? — покосился на него Ян.  — Тогда я не упал, — улыбнулся ему Рыцарь. Хотя нет — это я так думаю, что он улыбнулся. Давно на его лице красовалась знаменитая маска, так что эмоции было разгадать трудновато. Но по звуку «Хэх»…       И все-таки моя классика немного отличается от вашей. Стикс… да, река Забвения. Великая и Быстротекущая, относящая все заботы вдаль. До нее такой, после нее — другой, готовый принять дар Боли и Страданий, какими бы они не были. Выглядит шикарно… лава. Да, да, да, так глубоко в недрах землицы. Мысль о том, что Стикс — подводная речушка, давно была бредом. На самом деле Стикс — лавовый поток, и упасть в него что лава, что вода — смерть) Хотя жара не было, что удивительно по сути.       И через нее должна быть переправа. Не сильно многоголосая, но действенная…  — Здравствуй, — поприветствовал Ян усталого лодочника, — нам бы перебраться.       Лодочник был старцем в черном плаще со шляпой. Все настолько черно, что световые зайчики, бросаемые лавой, не отбивались от одежды старика. Однако лицо можно было рассмотреть, во свете лавы его было видно хорошо. Недлинная борода, уставший взор и полузакрытые веки, обвислые щеки. Печальный старикан, много прожил и многое повидал. Как хотели обратно… как падали в лаву… как пожирались Цербером… как пытались и его удавить, но получали расщепление до самых маленьких частичек…       Харон, медленно повернувшись к путникам, уперся щекой об конец медного весла… сначала закрыл глаза, мол, задолбали, а потом открыл и посмотрел на нашу команду. А они уставились на него… Столько ненависти, ярости и спокойствия одновременно — как река, нахлынуло это на Яна и Рыцаря, захлестнув с головой. Если бы не само предназначение старца здесь — товарищи бы пополнили собой ряды тех, кто был уничтожен в этих краях самыми различными методами. Бессмертному можно было только посочувствовать — бессмертие не такой шикарный дар, как его рисуют, и в конце концов просишь самого Создателя убить, уничтожить, отправить куда угодно, заслать в Межмирье, упиться наконец вечным покоем. Таков был Харон, перевозчик душ. Последний на пути Смерти друг, от которого давно уже не пахло ни дружелюбием, ни склонностью к разговорам…       Этот поток информации продолжался минутку. Затем они, ничего друг другу не говоря, сели к Харону в лодку, и тот, перебирая дно веслом, начал переправу.  — Ничего так не удивляет, как холодная лава, — Рыцарь провел рукой по лавовой глади, окунул руку полностью, — и ничто так не радует, как регенерация, — достав руку (а она уже таковую не напоминала), он быстро ее восстановил до исходного состояния. Хоть и холодная, но такая же разрушительная.  — Не занимайся чепухой) — Ян пнул Рыцаря ногой, легонько, — давно здесь был?  — Лучше бы никогда не бывал… А так-то да, давно. Я и умирал разок всего, разок сюда и попадал, — объяснял Темный: красные расщелины в маске загорелись жаром пуще прежнего, — помнишь… тогда, когда я впервые явился. Ты убил меня. Я показался тебе истинным лицом, и ты меня убил, — Рыцарь вздрогнул: ему явно было не в радость вспоминать подобное. (кто поймет, о чем речь, и отпишет в комментариях => +10 к самоуважению)  — Помню, — кратко ответил Ян, зевнув, — и правильно сделал. Ты был слишком… сволочен, — на этом разговор закончился. Рыцарь впал в раздумия, а Ян, закрыв глаза, перешел не Взор Титана — и отдых, и опасность заметить можно. Хотя какая тут опасность…       Путь предстоял недолгий. Может только в сказках Стикс — речушка. Но здесь это — неплохой такой пролив, вширь большой. Так что пока переправа продолжалась, у Темного было время подумать обо всем…       «Может, просто упасть? Вот здесь, близко совсем, один шаг к абсолютному покою, вот он. Стоит ли вообще жить, когда исправится так сложно. Вроде бы и помогаю, вроде бы и вместе творим историю, не самые негативные моменты. И все же что-то мешает, незримое, во мне или вокруг меня. Не позволяет обрести прозрение, визор сути. Где найти грань, если ее не видят во мне даже окружающие? После того, как я перестал быть опасностью, я перестал просто быть для социума. Будто и нет меня, будто так и должно быть. То есть чтобы обрести могущество, нужно быть плохим…? Или сделать подвиг? А потом умереть и остаться героем. Тогда воспоминания будут светлыми, естественно. А за жизнь, значит, добыть признания ни-ни? А хочется однако быть значимым, не быть тенью Титана, а сам по себе. Наверно не суждено этому найти разгадку — чем выше уровень сущности, тем ниже уровень ее осознания принадлежности, бытия.»       В таких раздумьях Рыцарь и не заметил, как лодка коснулась бортом твердой почвы…