Девиз прошлого и боль настоящего

— Когда я хочу исчезнуть, — говорит она, пританцовывая. — Я избавляюсь от общения. Ты когда-нибудь чувствовал, что тебя нет, находясь наедине с собой? Он медленно качает головой. В комнате стоит запах свежей черники, легкий аромат духов и ванили. Кэтрин сама сплошная смесь, плавно двигается под несуществующую музыку... В ее мире есть все. Она — его создатель. — Гораздо труднее убедить других. Они же будут говорить: «Но вот, ты здесь. Я же тебя вижу». Глупые... — поправляет подол платья. — Нас всех нет. Сталкиваясь взглядами, Пирс продолжает двигаться, а Кол все не отводит своих глаз от ее. Глубже, чем океан, чище капли рассвета, сильнее чем ураган. Она сплошной вихрь. Шторм среди ясного дня. Белое облако на голубом небе. — А когда я возвращаюсь, ничего не меняется. Проблем, разве что, у них становится больше. Все скулят, ищут решения. А оно внутри них, знаешь? Это же так просто. Просто перестать существовать — твои беды иссякнут. Морской бриз тянется с улицы, ветер принес его чрез далекое расстояние. Здесь, в этом небольшом, но уютном доме, все воспринимается по-другому. Завтра будет свадьба. Не ее (хотя она бы хотела), подруги. Давно ушедшей подруги, чью кофту она хранит до сих пор. Чьи прикосновения мерещатся холодными ночами, а любимые духи бережно стоят на полке... Аромат прошлого и щепотка влюбленности. Таков ее запах. — Из-за этого я иногда сомневаюсь, что и это реальность, — невесомо проводит пальцами по стене. — Но оно того стоит. В стоящей тишине можно расслышать далекую мелодию забытых лет, пение ветра и шелестение ветвей. Это место, столь преобразованное от внешнего мира, словно созданное внутри, под куполом, вечно тихое и спокойное, где, кажется, говорить громко будет преступлением, было хрупким, но оттого не менее желанным. Сюда хотелось приезжать, находится, жить, мечтать о нем и никогда не отпускать. Стать частью призрачной атмосферой, раствориться в воздухе. — А когда-то и ее не было. Кэтрин останавливается, бережно оглаживает подушечками пальцев рамку фотографии. Фотографии, что никогда не будет забыта, что будет согревать зимними вечерами, и лечить раненое сердце... Что будет приносить невыносимую боль и резать руки осколками. Спасение в разрушении — таков ее девиз. — Есть я, — говорит Кол впервые за долгое время, и голос теперь хриплый. Нельзя, это разрушает... — Это правда, — она переводит взгляд на него, и в ее глазах Майклсон видит не то печаль, не то безмятежность. — И ты не уйдешь. Верно? Картинки прошлого с треском врываются в память, проносясь перед глазами вихрем, окутывая плотным коконом с ног до головы. Алая кровь, стекающая тонкими струями с бледной кожи, несколько десятков порезов, и мертвая душа, чья боль в тысячи раз сильнее. — Ты это сделала. На глаза набегают слезы, туманя взор, мешают что-либо разглядеть. Она только видит движение сквозь мутную пелену слез. Ей она даже благодарна. Не в силах выдержать мертвый взгляд той, кого любила. Кто был целым миром. — Я не хотела, — прозрачные слезы скатываются дорожками по щекам, раздаются всхлипы, и Кэтрин спешит унять мелкую дрожь во всем теле. Но, пытаясь стереть слезы, лишь сильнее размазывает выступившую кровь. — Как ты могла? — боль, слышимая в голосе, кажется невыносимой. Сильнее некуда, но каждое новое слово режет острее ножа. Слишком... больно. — П-прости меня, — спина сгибается под тяжким грузом, обрушивающимся сверху, вдавливает в землю. Мягкие ворсинки ковра щекочут ноги, смягчают падение. Пирс царапает ногтями пол, оставляя багровые разводы, слезы все продолжают стекать вниз. — Но ты... Я не хотела. — Что — я? — Кэролайн удается сохранить контроль, хотя там, внутри, бушует буря, сметая все на своем пути. Кости ломаются, становится холодно. Ей зябко, но что еще больше — невыносимо. Она не могла... Только не так. — Это не только моя вина! — кричит Кэт сквозь слезы и поднимает голову, уставляясь на нее. Ярость, медленно поднимающаяся внутри, затмевает разум. Не только она, нет! — Ты ушла, — говорит ей Форбс, поджимает губы. — Только потому, что не было тебя. Ты ведь знала, кто я, знала! И все равно приблизилась. В груди колит, правда, все это — чертова правда. Но стремление изменить, желание быть рядом... Любовь действует как лекарство, так почему она не вылечилась? — Я ведь не хотела делать тебе больно, — говорит Кэтрин шепотом, и склоняет голову. — Ты сама пожелала, чтобы я тебя приручила. — Но не так... — Я просто ушла. А тебя не оказалось рядом. — Верно, — говорит Кол, обнимает ее со спины. Утешает. Ведь все позади, а впереди... Впереди только белая полоса. У Кэролайн белое, расшитое серебром и черными узорами, платье; в волосы вплетены цветы всех мастей; улыбка, ярче чем утреннее солнце, а глазах все те же черти. Покинутый ангел, встреченный эльфами. Смогла оправиться. Кэтрин стоит по правую сторону, придерживая синее платье, и смотрит на прошлую любовь. Ничто не забывается, оставляет след, отпечаток, но окончательно из жизни не уходит. Ждет, когда заиграет свадебная музыка, когда Ее прошлое окрасится в белый цвет. Жених стоит у арки, и Кэт думает, что Кэролайн действительно это заслужила. Быть счастливой. Но без нее. И первые ноты, льющиеся из инструментов, кажутся ей до боли знакомыми. Эта мелодия... Она узнает ее где угодно. Девиз прошлого. Боль настоящего. Это была их песня. А потом Кэролайн забрала и ее.