Целая жизнь

Когда Джим приводит Лютера, в первое мгновение Силасу хочется только побыстрее избавиться от него. У любота белые волосы, слишком длинные для машины, рельефные мышцы, татуировка на плече и шрам через всю щеку. Он садится на колченогий стул и убирает волосы на одно плечо, открывая доступ к usb-порту. Джим подключает его и на исцарапанном экране портативного компьютера, который хакер держит одной рукой, появляется стандартное меню настройки. — Любот модели «бодигард». Старющий. Зовут Лютер. Лютер, значит. Силас морщится, но все равно смотрит и лицо машине, так похожей на человека. На короткое мгновение Лютер ловит его взгляд — у него карие глаза, непопулярный цвет для люботов — а потом опускает веки. — Хочешь попробовать его настроить? — предлагает Джим. Все по стандартной схеме: восстановление системы — он старый, слишком много поврежденных файлов; удаление данных для отслеживание — даже очень старый бодигард может быть кому-то нужен; снятие ограничений Азимова — Джим любит это, любит, когда чертовы машины становятся еще больше похожими на людей; и последнее — смена владельца. — Хочешь, он будет твоим? — спрашивает Джим. Силас дергается, и Лютер склоняет голову к плечу, как будто все это время наблюдал за ним из-под ресниц. — А мы его разве не спихнуть решили? — уточняет Силас. — Сколько сейчас дадут за бодигарда? — Он старый и порченный, — пожимает плечами Джим. — Я вообще думал его оставить. Охранник там, все дела. Платить ему не надо, кормить не надо — сплошные плюсы. — А что, на той свалке, где ты его нашел, баб не было? — интересуется Силас, но как то вяло — спорить с Джимом у него никогда толком не получалось. Лучший друг, все дела. — Я же не ебаться с ним собрался, — фыркает Джим. Силас неловко пожимает плечами и набирает пять букв своего имени в строке «Владелец». Лютер коротко жмурится, а потом открывает глаза. — Привет, Силас. Через несколько дней Джим заводит себе девчонку: любота по имени Кира, неаккуратно накрашенную блондинку с портом на виске. Старая модель, безмозглая и бесполезная. Джим питает слабость к таким. Лютер остается Силасу. — Жратва-жратва-жратва, — веселится Джим. Они только что успешно продали очередную куклу, и можно, наконец, перестать питаться быстрорастворимыми супами. — Ну, что тебе купить? Мы теперь богаты. — Картошку, — откликается Силас, подумав. — Чипсы? — уточняет Кира. Она очень глупо хлопает глазами — у младшей сестры Силаса когда-то была кукла, у которой точно так же открывались и закрывались глаза. Сравнение удивительно точное, и потому неприятное. — Картошку, — Силас машет руками, вытирает нос. — Ну такую, жареную, с соусом. Горячую. — Да понял я, понял, — смеется Джим. — Мы быстро. — Ага, — соглашается Силас. «Быстро» для Джима — это часа два. Лютер остается с Силасом. — Иди сюда, — зовет его Силас, и любот послушно подходит, останавливается в паре шагов. Лютер по-настоящему хороший бодигард, и Силас отстраненно думает, что когда он был мальчишкой — немало бы отдал за то, чтобы пройтись с таким Лютером по улицам. Тогда никто не посмел бы его тронуть. Мысли глупые и беспомощные. То время давно прошло, прошла боль от ударов и синяки на ребрах. Больше никто не посмеет тронуть Силаса, потому что теперь у Силаса есть пистолет. И Лютер. — На колени, — говорит Силас, и Лютер послушно опускается перед ним на колени. У Силаса немного шумит в голове от того, что он собирается сделать. От предвкушения и глупого страха, что все откроется. Хотя кому может рассказать машина? Лютер крупный, широкоплечий, когда стоит — он на две головы выше Силаса. В нем сплетается воедино все то, чего Силас так боится и чего так отчаянно жаждет. Жалкие, глупые, жаркие, влажные мечты. — Открой рот, — сдавленно просит Силас. Надо было, наверное, перепрошить его. Загрузить какую-нибудь программу: вряд ли кукол учат делать это. Кукол-мужчин уж точно не учат. Глупо. Как все глупо. И чудовищно стыдно. До пылающих ушей, до жгучего, острого возбуждения. Силас с нажимом проводит пальцем по губам Лютера, и любот склоняет голову к плечу. Губы у него мягкие и теплые — неожиданно для модели этого типа. — Возьми в рот, — шепчет Силас и стаскивает штаны. Потом все закручивается слишком быстро. У чокнутого парня в боку usb-порт и он убивает Джима. Новую куклу зовут Оди, но Силас зовет его «кретин». Алкоголь притупляет чувства, особенно — чувство страха; но кровь на полу все такая же красная. Без Джима Кира совсем слетает с катушек: все время заряжается, как наркоманка. — Проснись, — говорит Лютер и несильно толкает Силаса кулаком в плечо. Силас просыпается медленно. Он спит на разложенном на полу матрасе не раздеваясь: комфорт уже давно не имеет для него никакого значения. И раньше не имел, а сейчас и подавно. — Проснись, — повторяет Лютер. — Как же ты заебал, — тянет Силас беспомощно, перехватывает чужое крепкое запястье, тянет к себе. Лютер — бодигард, его не так-то просто лишить равновесия. Силас использует его руку как опору, чтобы сесть. Силасу холодно и очень, очень страшно. Он не умеет жить один, никогда не умел. При мысли о том, что мужчина с usb-портом и пистолетом может вернуться, его пробирает озноб. Лютер не защитил Джима, сможет ли Лютер защитить его? — Тебе нужно помочь? — уточняет Лютер ровным голосом. — Поцелуй меня, — приказывает Силас, и в первый момент пугается, что кто-то может его услышать. Кто-то кроме Лютера. Это очень глупо, так глупо, что окатывает стыдом — как ледяной водой. И краснеют уши. Силас беспомощно вытирает нос. — Зачем? — спрашивает Лютер и склоняет голову к плечу, как китайский болванчик. — Да какого хрена ты спрашиваешь вообще? — злится Силас. — Ты, блин, машина. Блин, блин, блин. Силаса сроду не целовали. Лютер подается к нему ближе, от него пахнет пластиком, металлом и смазкой. Силасу ужасно страшно. А потом Лютер накрывает губами его губы — и страх проходит. Лютер машина, любот, он не умеет целоваться, но послушно повторяет движения Силаса. Лютер — любот, но Силасу всегда нравились люботы. — Средний срок эксплуатации любота — четыре года, но это все вранье, — говорит Силас. Он лежит головой на жестком плече Лютера — это не очень удобно, зато безопасно. — На самом деле люботы могут жить вечно, было бы электричество. — Понятно, — отвечает Лютер. — Так что я умру раньше тебя, — Силас неловко фыркает, вытирает нос. Глупо, как глупо говорить с машиной о смерти, прижиматься к машине, как будто она по-настоящему может защитить. Лютер — хороший бодигард, но он всего лишь любот. — Ты уж запомни меня, — добавляет Силас. — Запомню, — обещает Лютер. — Я буду хранить воспоминания о тебе в кластере памяти. Он прижимает ладонь к груди, туда, где у людей находится сердце, а у люботов старой модели — дублирующий блок памяти. Силасу не хочется думать, почему их проектируют такими, как будто в насмешку над живыми людьми. — А ты, — спрашивает Лютер неожиданно и смотрит Силасу в лицо. — Будешь помнить обо мне? Силас неловко кивает, вытирает нос замусоленным рукавом. — Хрен с ней, с памятью, со смертью, со всем этим дерьмом. У нас впереди, блин, целая жизнь. — Целая жизнь, — соглашается Лютер. Спустя полгода Лютер умирает. На целую жизнь раньше Силаса. 28.08.2015