Обыденность

      — Итачи... — Кисаме лежал неподвижно, даже не посмотрел в сторону напарника, чтобы дать хоть какую-то подсказку о своей просьбе. Но Итачи и не нужно было никаких подсказок. Он легко встал с места и подошел к окну, задергивая занавески. Ткань была неприятного винного цвета, но навевала мысли не о напитке, а о крови, что они пролили ради ночлега.       Хозяева этого домика на отшибе сейчас лежали в недоделанной пристройке. "Там холодно, вонять не будут", — коротко пояснил Кисаме, оттаскивая тела, а спорить с ним Учиха не видел никакого смысла. Он не был приверженцем убийств, предпочитая запугивание и убеждение. Однако его можно было назвать невероятным патриотом и даже фанатиком, который ради своей цели способен на всё. А когда на улице замерзают лужи и дует студёный ветер, "выжить" становится целью с высоким приоритетом. Выжить, пока умирать нельзя - не здесь, тщетно пытаясь согреть отмороженные пальцы, не здесь, кусая остатки вяленого мяса, твердого настолько, что дёсны начинают кровоточить. Сегодня умрёт не он, кто-то другой пожертвует жизнью для их спасения.       — Опять о чём-то задумался? — Кисаме не любил тишину. Итачи лишь повёл плечами и ничего не ответил. — Ложись ко мне. Одеяло тёплое, пуховое, такое абы где не найдешь.       — Мы не те, кем нас считают.       — Что? — Шиноби улегся на бок, приготовившись слушать. Это было привычно, когда усталость достигала порога, кто-то из них будто трескался, выливая поток мыслей, а второй оказывал незримую поддержку.       — Когда люди говорят "Акацки", всем сразу представляется жестокий убийца, отступник, без каких-либо моральных ценностей, так?       — Допустим... - Кисаме почесал бровь, — и?       — Выглядит так, будто всё, что мы делаем - убиваем. Похищаем. Пытаем. Или составляем коварные планы, — Учиха поднял на напарника усталые мутновато-красные глаза, — Только вот, на самом деле, почти всё наше время занимает просто... выживание.       Юноша умолк, застыв в одной позе. Хошигаки, наконец, уловил суть беседы.       — Ты имеешь ввиду, — он обвел взглядом комнату, — Как сегодня?       — Как всегда. Никто не задаётся вопросом, где преступник класса S, разыскиваемый во всех странах, находит еду. Где спит. Как моется или чистит зубы. Где бреется.       — Чем подтирается, — хохотнул Кисаме. Итачи послушно кивнул.       — Это образ. Убийца - он убийца. Не человек.       — Никогда бы не подумал, что тебя волнует такое, — Хошигаки вновь приподнял одеяло рядом с собой, — Что никто не интересуется, с кем ты спишь.       Возникла пауза, затем раздались легкие шаги и скрип кровати.       — От человечности трудно избавиться.       — Не каждый может стать отшельником, так? — Шиноби придвинул худого юношу ближе к себе, поглаживая его живот. — Хочешь участия? Мы для этого и ходим парами.       Итачи вздохнул и прикрыл глаза. Зубы Кисаме больно впивались в кожу, а перед глазами мелькали картинки: гордые за него родители, друг Шисуи, постоянно старающийся растормошить, ходящий хвостиком Саске, его девушка...       А затем он вспоминал о своей миссии. О долге перед деревней. О желании защитить то, что есть, и невозможности исправить то, что уже прошло. Ему было двадцать, но иногда он чувствовал себя дряхлым стариком. Всё, чего он хотел - это тепла, спокойствия и заботы, счастливой мирной жизни с семьей в родном Скрытом Листе.       Итачи неловко повернулся, подмятый под себя чужим телом, и, забывая на мгновение, что находится на краю мира в забытой Богом деревушке, потянулся к Кисаме в ответ.