Никаких фокусов

Это была его первая вечеринка с алкоголем, девушками и наркотиками. Вообще первая его вечеринка. За всю жизнь. Так что мир после психотропных веществ заиграл перед глазами абсолютно новыми, доселе невиданными красками, и все вокруг в одночасье стало прекрасным. Настолько, что нестерпимо захотелось совершить какую-нибудь глупость. Макс танцевал, обжимался с девицами, нес всякую чушь и очень походил на ту самую глупость, которую непременно желалось сотворить. А потому Энгель не противился ни объятиям, ни поцелуям, которыми друг одаривал его, называя «чертовым гением» и обещая постелить к ногам целый мир, сдавшийся без боя. Помутненным от выпивки и порошка разумом Бен думал, что вместо всего мира ограничился бы одним только Максом и его губами. Сводящими с ума, все время произносящими дурацкие провокационные идеи. Потом их разлучил Штефан, и Энгель почувствовал себя так, будто от него оторвали сиамского брата-близнеца. Он был готов поклясться, что места, в которых соприкасались его с Максом тела, кровоточили и горели, горели и кровоточили. Штефан кружил его в танце подобно тряпичной кукле и тряс так, будто пытался выбить дух, а потом поцеловал, глубоко и страстно. Это был первый поцелуй. Нет, не с мужчиной, просто первый такой поцелуй. Его целовали в щеки, шею и пару раз чмокали в губы, но ни о чем серьезном речи не шло, до этого поцелуя. Это было горячо, волнующе и даже немного дико. Это ему понравилось. А потом было еще очень много алкоголя и наркотиков, очень много странно танцующего Штефана и Пауля, уединившегося с девчонками, и среди царящего вокруг хаоса был Макс. Он казался центром Вселенной. В конечном счете, они остались вдвоем потому, что Макс оказался самым стойким, а Энгель выпил и употребил гораздо меньше, чем казалось. И ему бы стоило пойти спать, когда Макс предложил допить последнюю бутылку, но он не смог, потому что друг все еще выглядел тем самым плодом, что запретен, но невероятно желанен и сладок, хоть Бенджамин и не любил сладостей. Макс сел напротив него и залпом осушил очередной стакан виски. - В этой жизни ты можешь быть кем захочешь, понимаешь? – продолжил он их давно начатый разговор и посмотрел на Бена прямым, прожигающим взглядом. Энгель кивнул, про себя отмечая жар, мгновенно охвативший спину, бока и шею – там его касались руки Макса до того, как Штефан разлучил их, там рождалось патологическое и навязчивое вожделение. - Достаточно лишь сказать себе и миру кто ты, сказать уверенно и твердо, безапелляционно, и окружающая реальность просто прогнется под тебя, она согласится принять твое решение. Внимательным, острым взглядом Макс выбивал почву у него из-под ног, и Бен чувствовал себя так, словно его толкают в грудь, а позади - невесомость. И мысленно он тянулся к Максу, желая ухватиться за него, чтобы замедлить свое падение, однако что-то мешало, отдаваясь в голове громким «нельзя». - Я никогда не спрашивал тебя, но… кто ты и кем бы ты хотел быть? – Макс напрягся, словно от ответа Энгеля зависела его судьба, возможность дышать и, следовательно, жить. Бенджамин смотрел в его глаза, темнота которых поглотила радужку, и пытался осмыслить суть вопроса. Но в голове была вата, а сам он по-прежнему тянулся к другу, боясь упасть, не желая быть отвергнутым, и потому тихо и даже немного сипло произнес: - Не знаю, кто я и кем буду после, но сегодня мне хотелось бы стать человеком, с которым ты переспишь. Он сказал это, и реальность взорвалась ярким, искрящимся фейерверком, а на заднем плане, по ощущениям, прозвучали фанфары и кто-то крикнул «так держать». Это было выражением одобрения самого себя и своих действий, это выглядело убеждением в правильности собственных слов. Реакции он ждал долго. Настолько, что успел мысленно состариться и умереть. А затем Макс улыбнулся. Улыбнулся так, будто ждал именно этих слов, и Бен воскрес, воспарив над землей. Их разделяло расстояние длинною в вытянутую руку, между ними стоял журнальный стол, и, тем не менее, Макс оказался рядом настолько быстро, что Энгель даже дернуться не успел, прежде чем друг поцеловал его. Не было ни электрических разрядов по всему телу, ни дрожи, ни учащенного пульса, просто губы. Теплые, с легким вкусом виски, чуть дурманящим, едва горчащим. Макс целовал осторожно, наугад, боясь, что его оттолкнут. Но Бен не думал об этом, и когда друг чуть отстранился, одним только взглядом спрашивая, можно ли ему продолжить, Энгель сам притянул его к себе, положив ладонь на затылок и чуть надавив. Этот поцелуй вышел требовательным и настойчивым. И именно он коснулся сердца, которое, замерев на доли секунды, забилось ярко-алой мышечной птицей в клетке из крепких костей. Бенджамину было очень хорошо, от близости кружилась голова, и он чувствовал себя кубиком льда, тающим в теплых ладонях. До этого дня, этой вечеринки он и не знал, что с Максом может быть не только интересно, но и так хорошо. Хорошо в такой степени, что даже немного плохо. До спальни они дошли не сразу. Снова и снова Макс прижимал его к стене, целуя и кусая нежные губы, то оттягивая нижнюю, то посасывая верхнюю. Он бесстыдно забирался руками под футболку Бена, и кожа горела там, где касались его руки. Водя ладонями по пояснице, Макс спускался ниже и сжимал ягодицы, что поначалу вгоняло Энгеля в краску, но потом начало сильно возбуждать. Наконец Макс вылизывал буквально каждый сантиметр оголенной шеи, цеплял зубами мочки ушей и был настолько искренен в своих желаниях, что доводил Бена до исступления. Энгель не очень-то хорошо понял, как и когда очутился в кровати, но когда Макс принялся раздевать его, долго и медленно, оглаживая бока, скользя руками по напрягшемуся от возбуждения животу и забираясь кончиками пальцев под ремень джинсов, Бен забыл обо всем на свете, отдавшись во власть момента. Сам Макс разделся довольно быстро, не устраивая из этого шоу, о котором уже успел мельком помечтать Энгель, и Бену оставалось лишь наблюдать, как он стягивал брюки, сжато вздыхая при виде возбужденного члена Макса, явственно оттягивающего ткань трусов. Вскоре, совершенно обнаженный, Макс навис над ним, опершись на локти, и, легко куснув между плечом и шеей, начал спускаться ниже, едва касаясь губами кожи, пока не сжал ими сосок, вызывая в теле Энгеля дрожь. Вскинувшись, Бенджамин тихо простонал, а затем снова расслабился в объятиях Макса, закрыв глаза и сосредоточившись на ощущениях. Языком парень творил немыслимые вещи и, прочерчивая кончиком дорожку от солнечного сплетения, задел им впадинку пупка, из-за чего Энгель проскулил и вцепился в его плечи так сильно, что на утро там должны были появиться синяки. Когда же Макс коснулся напряженного члена и принялся мокро лизать его, посасывая и откровенно пошло причмокивая, Бенджамина затрясло. На уровне рефлексов он вскинул бедра и глухо зашипел, сжав в кулаке короткие черные как смоль волосы Макса, своими всхлипами умоляя его не останавливаться. Только не сейчас. Руки Макса удерживали на месте, не давая елозить, а гладкость и жар его рта доставляли столько тягучего, сладкого удовольствия, что еще немного, и Бен был готов начать выть. - О боже… - прошептал он, чувствуя, что если все продолжится в таком темпе, его не хватит и на половину вполне очевидных планов на эту ночь. - Спасибо, - хмыкнул Макс и, поняв все без слов, вновь навис над Беном, вжимаясь телом в его тело, трясь своим членом о его член, почти невесомо касаясь легкими поцелуями его щек и подбородка. - Чего ты хочешь? – сипло спросил парень, гладя Энгеля по голове и взъерошивая светлые мокрые волосы. - Тебя… - прошептал он без капли сомнения в голосе. Макс усмехнулся и, поцеловав его, нехотя отстранился. Он встал с кровати и скрылся в ванной, наказав подождать. И конечно же Бен ждал, стараясь не двигаться, совсем. - Это все, что мне удалось найти, - заметил Макс, вернувшись и показывая найденный в шкафчиках ванной увлажняющий крем для кожи. - Сойдет, - одобрил выбор Энгель и притянул парня обратно к себе, снова целуя. Макс рассмеялся, игриво лизнул Бена в нос и, раздвинув его ноги, сел между ними, выдавливая на пальцы крем. Он смазывал себя так, будто это было какое-то шоу и за лучшее представление давали супер-приз. Запрокинув голову, он облизывал губы и ласкал себя обеими руками, водя одной вверх-вниз по стволу и лаская головку другой. И это выглядело так чертовски сексуально, что не в силах терпеть ноющую тяжесть возбуждения, Бенджамин подался вперед, недвусмысленно намекая на собственную готовность. Выдавив еще немного крема, Макс аккуратно, но быстро ввел внутрь Энгеля палец, и хоть тот и попытался уйти от непривычного прикосновения в первые секунды, вскоре перестал предпринимать попытки побега, и палец скользнул во всю тесную глубину, причиняя дискомфорт и удовольствие одновременно. Растягивая его, Макс не переставал надрачивать себе другой рукой, и от этого зрелища, а еще от пальцев в собственной заднице, Бен готов был кончить. Однако не успели два пальца смениться тремя, как Макс подался чуть вперед и, вовлекая его в поцелуй, убрал руку, тут же толкнувшись внутрь напряженным твердым членом. Энгель судорожно выдохнул в рот Макса, внутренне сжавшись от новых, едва болезненных ощущений, и тот замер, давая ему привыкнуть, стараясь быть нежным. - Расслабься… - прошептал он, мягко целуя Бена в висок и собирая губами бисеринки пота, скопившиеся от напряжения. Тот закрыл глаза, сглотнул, а потом, с силой обняв Макса за плечи, сам подался ему навстречу, вскидывая бедра, показывая, что готов и хочет большего, гораздо большего. И Макс вышел до половины, а потом толкнулся обратно, и так несколько раз подряд в каком-то невероятно медленном темпе, которого было достаточно в первые пару раз, но затем стало катастрофически мало. - Сильнее… - попросил Бен, точно зная, что Макс и сам не прочь сорваться. Это было видно и по его напряженным рукам, на которые он перенес большую часть веса, и по сжатым губам. Скрестив ноги у Макса за спиной, Энгель прижался к нему всем телом и, касаясь щекой щеки, добавил: - Ну, давай же… И тут Макса отпустило. Толчки стали резче и яростнее, а сам он жестче и напористее. Он выходил из Бена, чтобы войти вновь до самого конца, задевая простату, и всякий раз это было так остро и так на грани, что тот скулил, жмурясь от наслаждения, чувствуя, как все внутри переполняется сладкой негой. Им понадобилось совсем немного. И когда Энгель кончил, запачкав их животы, он вцепился в Макса, подаваясь ему навстречу из последних сил, крупно дрожа в оргазменных судорогах и шепча нечто не поддающееся переводу на элементарный человеческий язык. Замерев и уткнувшись Бену в плечо, Макс излился внутрь него, выскользнул из горячего плена мокрого кольца мышц и устало навалился на Энгеля, выдыхая. Счастливо улыбнувшись, тот успокаивающе погладил его по спине и, кое-как нащупав покрывало, накрыл их обоих, чувствуя собственную неспособность пошевелиться. - Мы определенно должны повторить это, - усмехнулся Макс, оставляя засос на его ключице. - Повторим… - согласился с ним Бен, на самом деле ни в чем не уверенный, потому что в отличие от него, давным давно вернувшего ясность ума, Макс все еще был под наркотиками и алкоголем. *** После их ночи все будто осталось по-прежнему. Когда Энгель проснулся, Макса в постели не было. А при встрече тот повел себя как обычно, словно бы и вовсе ничего не произошло. Да и потом, на следующий день, через день и спустя почти неделю они не заговорили о случившемся ни разу. Тем не менее, было во взглядах и в касаниях Макса нечто такое, чего раньше Бенджамин не замечал. Впрочем, и это он был готов списать на плод своего воображения. На очень живой, любящий пошутить разум. И конечно он мог спросить обо всем напрямик, но всякий раз как находился более менее подходящий момент для разговора, в горле все пересыхало, и нужные слова вылетали из головы, заменяясь какой-то непроизносимой ерундой. Да, Бену было страшно спросить, кто они с Максом. В первую очередь потому, что он боялся потерять почти единственного, почти первого друга. Ему не хотелось лишиться новой жизни, в которой не осталось места для одиночества и скуки. «Люди – шестеренки одного механизма. Детали в архитектуре социума», - говорил Макс, и Бен невольно задумывался, не стал ли он частью очередной социальной модели друга. Не стал ли он экспериментом, винтиком, болтиком или чем-то еще во взаимосвязанной, взаимообусловленной искусственно созданной псевдо реальности, в которую можно верить только потому, что разрешено. Видел ли он ответную симпатию потому, что она существовала в объективной, не зависящей от него действительности, или потому что хотел бы видеть ее? И каковы его собственные чувства? И что изменилось в чувствах к Мари? Энгель гонял свои мысли по кругу, снова и снова, застопорившись на каком-то из кругов ада, варясь в котле страстей, желаний и порока. И процесс осмысления изрядно осложнялся делами «CLAY», чье влияние разрасталось подобно раковой опухоли в человеческом теле. Все больше, чернее и опаснее. Их группа становилась бомбой, готовой взорваться в любой момент. Любой момент был выбран абсолютно случайно и в порыве эмоций. Потому что Макс целовался с Мари, в одночасье предав Бена по всем фронтам. Все, что запомнил с этого вечера Энгель – эйфорию и боль. Он был опьянен своим гением, своей важностью и нужностью, своей победой над обществом, государством, миром, Вселенной, и что важнее всего – победой над собственным Я, над отражением в зеркале, над подсознанием, над личностью, которой никогда не хотел быть. В тот вечер он был махаоном, выбравшимся из многолетнего кокона, и Макс не имел права обрывать его хрупкие, призрачно бархатные, красивые крылья, однако он оборвал. Жестоко. С насмешкой на губах. А боль не несет в этот мир ничего кроме еще большей боли. Кому как не Максу было знать о цепной реакции. Кому как не этому чертовому архитектору людского общества. - Какого черта, Бенджамин?! Какого черта? – кричал он на следующее утро, тряся почти несопротивляющегося Энгеля за плечи, перед этим уже успев его хорошенько отметелить. - Ты сам знаешь… - пряча взгляд, ответил Бен, и, оттолкнув его, раненой собакой забился к краю дивана, все еще пытаясь осмыслить тот факт, что стал причиной чьей-то смерти. Пауля и Штефана уже не было. Они психанули и ушли, оставив их вдвоем, как главных зачинщиков всего случившегося. Они ушли, потому что чувствовали, что так будет вернее всего. И Энгель понимал их, но лучше бы они остались. Хотя бы для того, чтобы отвлечь Макса, увести с глаз долой, ведь его крики и претензии делали Бену еще больнее, хотя, казалось бы, сосуд был переполнен до краев. - Все потому, что я поцеловал Мари? Твою любимую, несравненную Мари, которая готова лечь под кого угодно? – он сел так близко, что Энгелю инстинктивно захотелось оттолкнуть его, но он не сделал этого, встретившись со взглядом почерневших от злости глаз. Глаз, в непроглядной глубине которых встал острыми иглами обжигающе холодный лед. Понимание смысла всего произошедшего выбило из Бена дух. - Нет, - устало прошептал он, уже чувствуя, как презрение к самому себе накрывает его с головой. – Это потому, что я захотел увидеть, как ты готов перепихнуться с каждым движущимся объектом… Потому что я разрешил себе увидеть тебя таким через призму собственных сомнений. Ему стало плохо. Он был в опасной близости к наворачивающимся на глаза слезам, и хуже демонстрации слабости была разве что мгновенная смерть. Макс не предавал его. Никогда не предавал. Это он, своими сомнениями, мыслями о Мари, неразберихой в чувствах и желаниях подвел их обоих под опасную черту. Это он довел Макса до тупика, до иступленной ярости и детской попытки показать, кто же на самом деле его преувеличенно идеальная возлюбленная. Он решил увидеть в Максе порок и грязь, вместо того, чтобы воспринять все правильно, не боясь ответственности за свои выводы. Стараясь не заплакать, Бен зажал рот рукой и уставился на парня отчаянным, потерянным взглядом. Его трясло, и вот-вот могло случиться нечто непоправимое. Однако Макс был сильнее Энгеля и очень хорошо разбирался в человеческой сути. Поэтому взяв его за запястье и отведя руку от лица, просто поцеловал Бена, обо всем догадавшись и все поняв. - Все будет хорошо. Мы во всем разберемся. Вместе, - уверенно произнес Макс, ненадолго прервав поцелуй, а потом поцеловал вновь, прижимая к себе так крепко, что было даже немного больно. Да, Макс был отличным трюкачом, и ему явно удался весь этот фокус с чувствами, с этими запутанными и неясными чувствами между ними. *** Он покидал город, в котором провел всю жизнь. Город, что вырастил его и сделал тем, кем Бенджамин был на самом деле, к кому он шел, по дороге отбрасывая все лишнее и вспоминая себя настоящего. И, странное дело, но глядя на маячащие, постепенно исчезающие здания-точки, Энгель не чувствовал ничего, кроме облегчения. Ему удалось обвести вокруг пальца всех, включая чертов город с его правилами, и он наконец-то обрел свободу. - Я немного скучаю по естественному цвету твоих волос, - произнес Макс, целуя его в висок и крепко обнимая за талию. - А когда он вернется, будешь скучать по этому, - усмехнувшись, Энгель прикрыл глаза, прижимаясь щекой к щеке парня. Город выкусил дважды, ведь самое важное его достояние Бен забрал с собой. Не бывает безопасных систем, и Макс взломал его систему, не использовав, на самом деле, ни одного чертового фокуса. Вообще никаких фокусов. Потому что происходящее между ними не поддавалось никаким моделям и анализу, имея вполне естественную, необъяснимую природу чувств.