Щупальца и акварель

      Лето в Конохе выдалось поистине знойным: все жители деревни редко выходили на улицу, спасаясь от нещадно палящего солнца в своих домах в обнимку с холодными бутылками воды. Намного меньше повезло шиноби Листа: те, не в праве снимать форму своей деревни, буквально варились на солнцепёке, изредка прячась под широкими кронами деревьев в надежде найти такую желанную прохладу.       Вот и Сай, вернувшийся с достаточно долгой миссии, зашёл в свой дом, где, к его счастью, было не так душно. Сняв жаркий жилет, он прошёл к длинному столу, стоящему посреди комнаты, кидая на него сумку со свитками.       Схватив графин с прохладной водой, он поднёс его к сухим потрескавшимся губам, жадно впитывая влагу, из-за чего мелкие трещинки на них немного разгладились. Пару капель протекло из-за неаккуратности мимо горячего рта и скользнуло по острому подбородку, направляясь по длинной шее вниз, заставляя намокнуть форменную водолазку. Вернув графин на место, он потянулся руками за спину, хватая край ненужной одежды, снимая её и оставаясь в одних штанах и перчатках.       Он вдохнул пропахший маслами и старым разбавителем воздух и присел на высокий деревянный стул: ему нужно расслабиться и собраться с мыслями. Оглядев пустую стену, вдоль которой стояли различные банки с покрывным лаком и смолами, его взгляд пошёл дальше по деревянным доскам, расположившимся за полупустыми банками ближе к стене и подпирающими стеклянные пластины с другой стороны. Чуть дальше стояли небольшие металлические стаканы, в которых отмокали давно забытые в разбавителе кисти, оставленные ещё до миссии.       Повернувшись лицом к рядом стоящему мольберту, Сай чуть наклонил голову, глядя на заляпанную масляными красками табуретку возле него. Взяв с неё блеснувший металлическим блеском мастихин, испачканный красным пигментом, он опустил тот в растворитель, откладывая себе в памяти не забыть его вытащить через несколько минут, а не как обычно – забыть про него на месяц.       "Какая жалость", — подумал он, беря сухую тряпку со стола, и пару раз проводя ею по давно застывшей краске на деревянном мольберте. — Значит, сегодня будет акварель".       Перелив в относительно чистую банку воду из графина и поставив её на опустевший табурет, он закрепил на мольберте давно завершённый эскиз, до которого у него никак не доходили руки. Сай раскрыл футляр с акварелью и взял кусок бумаги в качестве палитры в левую руку. Оглядев карандашные деревья, озеро подле них, дома и "гуляющих" рядом людей, он вновь вдохнул стоявший здесь запах.       Пыль, осевшая на забытых художником деревянных досках и холстах, частички которой летали в воздухе, что было хорошо видно на свету, запах протухшей масляной краски, частички грифеля на полу и в уголках мольберта, проклеенные основы для грунта, ждущие, пока хозяин наконец решит вдохнуть в них жизнь, превратив безжизненные холсты в настоящее произведение искусства... Это был личный волшебный мир Сая, в который никто не смел ступить без его ведома. Мир вкусов, запахов и текстур, способный утопить в себе даже самого искушённого деятеля искусства, не то что обычного зеваку.       Рука художника на автомате достала широкую кисть из длинного деревянного футляра, опуская её в воду. Отжав излишки влаги с мягкого ворса о край стакана, рука, всё также держащая гладкую основу, легко провела ею по насыщенной синей и изумрудной акварели. Поднеся кисть к верху картины, Сай провёл кривую линию, вновь смачивая кисть в воде. Когда пропитанная водой щетина коснулась шероховатой поверхности бумаги вновь, от неё поползли тонкие струйки воды, но художник в ту же секунду начал активно вести акварель по верху эскиза, прорисовывая небольшие облачка.       Сай опустил кисть в чистую воду стакана, где, спустя мгновение, тут же разветвился тёмный пигмент, извиваясь и окрашивая. Часть краски выпала в осадок на дно, но некоторые её частички всё ещё невесомо витали в зеленоватой жидкости. Мазнув кистью по жёлтой акварели, он не заметил как та задела частью щетины и синюю, и повёл по эскизу.       На шершавой бумаге тут же возникли две полосы – жёлтая и синяя, – которые в месте касания чуть смешались и дали зеленоватый оттенок.       В мозгу Сая тут же возникли воспоминания с последней миссии: Саске и Наруто тогда яростно о чём-то спорили поздно ночью, пока первый не заткнул напарника жёстким поцелуем. Тогда оба они быстро глянули на спину Сая, проверяя, спит ли он – и Учиха потянул Узумаки на себя, уводя дальше в лес. Надолго они там, правда, не остались: Наруто начал вопить что-то о жёсткой коре и острых сучках и быстро вернулись к костру.       Сай макнул кончик кисти в воду, отчего краска разветвилась на две извивающиеся змейки. Тени полуобнажённых тел Саске и Наруто тут же встали перед глазами, будто их выжгли на сетчатке, словно две капли упавшего в воду тёмного пигмента.       Сай тогда не спал. Он видел бегающие тени на рельефной земле, отбрасываемые яркими пляшущими языками пламени. И слышал резкие вдохи и выдохи, различные шорохи одежды, свисты и слишком пошлое едва сдерживаемое громкое дыхание за спиной.       Внизу живота тут же отозвалось тёплое томящее чувство, заставляющее забыть о своих делах и полностью отвлечься на него. Сай, не выпуская кисти из руки, провёл раскрытой ладонью по натянутой ткани штанов в районе члена, задевая мягким влажным ворсом кисти пресс, из-за чего по нему вниз медленно потекла мутная капля. Он и сам понимал, знал, что такое влечение не нормально – вычитал из книжки ещё давно, но, тем не менее, это ему не мешало думать о своих напарниках как наблюдателю, и водить по своему требующему разрядки органу.       Сай привстал на стуле, стягивая узкие штаны вниз, и вновь окунул кисть в прохладную воду, чтобы в дальнейшем обмакнуть в жёлтую акварель и провести по своему идеальному эстетичному телу: краска чуть окрасила гладкую кожу, скапливаясь в некоторых местах в мельчайшие капли. Он поставил стройную ногу на табуретку у мольберта и взял во вторую руку кисть побольше, роняя на пол ту, что была в правой руке. Вместо неё он провёл пальцами по краске, чуть зачёрпывая её подушечками, и провёл по груди, задевая твёрдые соски, которые тут же приятно заныли, когда прохладная краска оказалась на них.       Это был маленький фетиш Сая, о котором никто не знал. Его очень возбуждала вся эта атмосфера изысканности и точных линий, но ещё сильнее – образы в голове, вызываемые запахами, стоящими в комнате.       Он развёл ноги шире, вновь окуная пальцы в воду и акварель, и приставил один к узкому анусу, игнорируя пульсирующий до невозможности член. Ему нравилась эта сладкая пытка, та слабость, которой он удостаивался со своего же позволения. Он начал медленно массировать нежный вход, бегая глазами по полу в поисках баночки белил. Когда он их всё же нашёл, Сай вытянул ногу, находясь в неудобной позе, и подтолкнул, чтобы достать.       Он убрал руку от покрасневшего ануса, чтобы открыть баночку, пачкая её акварелью, и вновь зачерпнул краску цвета слоновой кости, откладывая в дальнейшем на пол. Как только пальцы в белилах достигли сфинктера, тот начало щипать от составляющих краски. Но это скоро пройдёт.       Сай-то знает.       Он опустился на пол, раздвигая ноги шире настолько, насколько это было возможно, и погрузил в анус уже два пальца, пачкая его теперь не только в жёлтой вперемешку с синей и красной краской, но ещё и в густой насыщено-белой. Встав раком и повернувшись к зеркальным пластам у стены аппетитным видом, он начал наблюдать за тем, как его пальцы очень медленно погружаются в растянутую дырочку.       Солнечные лучи падали на гибкое тело, захватывая часть стены, и мягко ложились на аристократично-бледную кожу. Сай наблюдал за своими действиями в зеркало, тяжело дыша, и провёл рукой вдоль ноющего члена. Взяв широкую кисть и проведя по её основанию кончиком языка, он снова окунул их в белила, вставая на колени и приподнимаясь. Он облокотился рукой о пол, и ввёл конец кисти в себя.       Прикрыв глаза, он старался почувствовать то, что происходило внутри него: бархатные стенки плотно обхватывали лакированную ручку кисти, и Сай, зажав её между узких лодыжек, стал медленно двигаться вверх-вниз, проводя руками по выступающим рёбрам и откидывая голову назад. Накрыв пальцами соски, он оттянул их, немного выкручивая, и тихо застонал.       Краска на бледном гибком теле смешивалась, а тонкие ловкие пальцы вели яркие липкие полосы по нежной коже, рисуя замысловатые узоры. Широкое основание кисти то показывалось, то пропадало, обхватываемое мягкими пульсирующими стенками, и слегка нагрелось от трения и температуры.       В комнате стало жарче. Сай тяжело дышал от духоты и удовольствия, продолжая насаживаться, из-за чего его член постоянно покачивался в такт его движениям. На лбу появилась испарина, а по спине крупно сбегали капли пота, размывая краску и оставляя после себя небольшие размытые дорожки. Краски образовывали всё новые живые цвета, и Сай сжал основание члена, чуть оттягивая кожу. Вынув из себя кисть, он взял с крепкого стола такую же, но поменьше – рабочую для чернил и боевые свитки для призыва, раскладывая их на полу.       Опустив кисть в тёмную жидкость, он занёс её над холщовой бумагой. Его руки мелко дрожали, и из-за неаккуратных непроизвольных движений на свиток упало несколько капель, правда, тут же втянувшихся в бумагу как по волшебству. Сай рвано выдохнул, предвкушая яркое удовольствие, что его ожидало, и провёл первую линию, прорисовывая вытянутый круг, похожий на шапку, не замыкая его концы. Когда же еще множество основных линий были на бумаге, а "внутренности" рисунка – тщательно прокрашены, художник нажал на скрытую кнопку на кисти, отстёгивая её кончик с тёмным ворсом и оголяя острое чернильное перо.       Его конец блеснул металлом, и Сай усмехнулся уголком тонких губ, опуская его прямо на свиток, чтобы прорисовать мелкие детали. В отличие от других его инструментов, это перо в его коллекции являлось настоящей редкостью (ну да, такие попадались ещё реже кистей, оживляющих рисунки). Его не нужно было макать в чернила – оно писало живой чакрой, отчего нарисованное становилось таким же живым, как и сам его хозяин.       Художник пустил свою чакру по мелким канальцам, передавая её прохладному инструменту, и рисунок стал медленно окрашиваться в различные цвета, наполняясь ими будто бы изнутри. Была в этом доля эротичности: чернила смешивались, даря всё новые оттенки, а упругое перо мягко пружинило в твердой руке, доставляя тонким пальцам эстетическое удовольствие. Границы рисунка начали выходить за пределы свитка, показывая тонкие извивающиеся щупальца, скручивающиеся в ровные красивые колечки, и вскоре в комнату мягко скользнул самый настоящий чернильный осьминог, медленно передвигавшийся плавными движениями.       Сай отбросил ненужное более перо в сторону и вновь встал раком, прогнувшись в спине. Поманив призывное существо, он сжал одну из упругих ягодиц, открывая доступ к своей попке, и опустился чуть ниже, наблюдая за его действиями из под трепещущих ресниц. Осьминог, передвигаясь быстро и чётко, совсем как настоящий, буквально поплыл по воздуху, сокращая свои мышцы и скручивая длинные ловкие щупальца. Красивые яркие цвета его кожи постоянно переливались из одного в другой, но перед тем, как приблизиться к своему хозяину, он в последний раз окрасился в розово-терракотовый оттенок и обвил два длинных щупальца вокруг его ног, фиксируя и продвигаясь ближе. Одним из свободных щупалец он обхватил тонкое запястье, из-за чего кожа перчаток скрипнула, и сжал сзади, лишая возможности двигать рукой, лежавшей на пояснице. Его кончик изящно скрутился на конце, и Сай ощутил его сильные мышцы, подавляющие любые движения. Он чувствовал своей кожей его упругие присоски и прохладную шкурку, смазанную чем-то прохладным, приятно холодящим кожу.       Осьминог раздвинул ягодицы, невесомо касаясь тонким кончиком нежной чувствительной кожи, и пощекотал ложбинку меж них, из-за чего художник рвано задышал, и обхватил его вторую руку, заводя её ему за спину сильным движением. Сай, лишённый опоры, был вынужден опуститься ещё ниже, прижимаясь щекой к тёплому полу, дабы удержать равновесие. Существо лишило его любой возможности двигаться: призывные звери обладали огромной силой, способной противостоять человеческой. Художнику это нравилось. Ему нравилось, когда его брали грубо, без лишних слов и нежностей. Любил, когда его бесцеремонно лапали, ласкали без разрешения.       А ещё трахали.       Осьминог погрузил мягко извивающееся щупальце внутрь своего хозяина и через секунду резко напряг, из-за чего тот громко застонал, когда мышцы внутри него, натягиваемые существом, сократились. Щупальце пришло в движение, входя и выходя из податливого тела, заставляя вновь вставший член Сая сочиться мелкими каплями смазки; к головке прилила кровь, и она порозовела, становясь чувствительнее. Существо сжало его конечности сильнее – и к первому извивающемуся отростку присоединился второй: обследовав натянутую кожу вокруг занятой дырочки, он начал медленно входить, растягивая узкий анус ещё сильнее. Первое щупальце, будто бы ожидая, пока войдёт второе, не предпринимало никаких действий, расслабленно поглаживая влажные внутренности, а художник безостановочно тихо постанывал, упираясь тяжёлым дыханием в пол и чувствуя лёгкий запах своего возбуждения и чёртового растворителя. Когда оба щупальца были в художнике, он вздрогнул от неожиданности и острых ощущений: осьминог снова резко напряг их, расширяя сфинктер.       Сай почувствовал что-то странное в настроении существа, а после громко вскрикнул, выгнувшись в пояснице ещё сильнее: два отростка, параллельно вытянувшись в струну, начали двигаться туда-обратно по очереди, заставляя художника громко стонать, жмуриться и изредка поджимать пальцы ног. Он подставлялся быстрым подавляющим движениям, накаляющим его возбуждение, и тщетно старался выровнять дыхание.       Пара свободных щупалец осьминога потянулись к члену, сжимая его у основания, и Сай приоткрыл рот, закатывая от удовольствия глаза: одно из них своим кончиком мягко пощекотало девственную дырочку уретры, заставив тело художника непроизвольно дёрнуться. Неровный, с выступающими маленькими присосочками отросток начал нежно ласкать член, в то время, пока в анус Сая долбилось два толстых щупальца, которые постоянно тёрлись между собой и пытались войти как можно глубже.       Отросток на кончике его члена обвёл пульсирующую головку и подцепил капельки смазки, входя в маленькую уретру. Художник, потерявшийся в ощущениях, постоянно стонал в голос, иногда срываясь на отчаянный крик, пытаясь сменить позу, но у него ничего не получалось: отростки на ляжках и запястьях не давали сдвинуть ноги вместе и пошевелить руками. Второе щупальце на члене, сжимавшее его ранее у основания, немного расслабилось и начало умело двигаться вдоль влажного ствола, надрачивая его, и, казалось, пытаясь свести своего хозяина с ума. Сай заскулил, крепко зажмурившись, и начал пробовать толкаться в узкое кольцо сжимающегося отростка, пытаясь закончить эту пытку: действие техники не прекратится до тех пор, пока хозяин не кончит.       Но существо отлично справлялось со своей задачей не дать своему хозяину этого сделать. Крепкие щедрые щупальца, трахающие его сзади, каким-то волшебным образом избегали узла нервов простаты, а отросток на члене постоянно зажимал его, не позволяя свершиться самому ожидаемому чувству на данный момент. Художник выгибался и стонал в мощной хватке конечностей осьминога и кричал от удовольствия, чувствуя кожей колен острые впивающиеся камушки, нечаянно принесённые с улицы на подошве обуви. Ноги предательски задрожали, а сам он вдруг напрягся всем телом, ожидая скорой разрядки... Гибкое щупальце, сворачивавшееся ранее кольцом, в которое отчаянно толкался Сай, вновь сжало полный прилившей крови член до боли, запрещая излиться и заставляя разочарованно застонать.       Осьминог, чуть расслабив щупальца на ногах хозяина, позволил ему завалиться без сил на бок, после чего подтолкнул, переворачивая на спину, и вновь впился мёртвой хваткой. Вынув два расслабленных щупальца из ануса художника, он провёл ими по твердеющим соскам, размывая яркую краску на них влажными выделениями. Сай поднял взгляд на отростки и томно вздохнул, прикрывая глаза: два расслабленных щупальца вошли глубоко в него, затягивая за собой третье, четвёртое... Осьминог уменьшался в размерах и медленно входил в растраханную дырочку полностью, погружаясь в стонущего художника, из-за чего живот его хозяина лишь немного увеличился в размерах.       Когда же он вошёл в него полностью, убирая свои отростки с рук и ног Сая, тот вскрикнул, поджимая ноги к животу: существо внутри него начало медленно извиваться, влажно лаская внутренности. Тонкие кончики щупалец погладили простату, щекоча, и пара из них вышла наружу, задевая упругими присосками нежную кожу колечка мышц. Художник громко застонал от переполнявших его чувств: осьминог внутри ускорил свои движения, натягивая своей шкуркой его изнутри. Два вышедших щупальца, накрыв член, начали убийственно медленно его дрочить, перекатывая присосочки по покрасневшей головке члена, заставляя его хозяина сходить с ума.       Одно из щупалец занялось яичками, мягко сжимаясь вокруг и оставляя влажные следы, а второе, вновь напрягшись, скользнуло в маленькую дырочку уретры, входя глубже и вытягиваясь в струну. Художник зажмурился от острой боли до мелких мушек под веками и закричал, выгибаясь на полу. Осьминог, получая, вероятно, моральное удовлетворение от происходящего, начал очень медленно двигаться в члене хозяина, заполняя его полностью и постоянно задевая нежную головку...       Сай не выдержал: острое наслаждение впилось стальной хваткой в его тело, словно покалывая мельчайшими иголками, и заставляло обезуметь. Он снова закричал, когда щупальце особенно сильно увеличилось в размерах, натягивая его изнутри, и мелко задрожал, непроизвольно сокращая свои мышцы. Призывное существо сводило его с ума, пытало и заставляло ронять слёзы наслаждения. Взрывное удовольствие резко накрыло сильной волной, и Сай притих, задыхаясь от нахлынувших чувств.       Спустя несколько секунд шкурка осьминога внутри художника окрасилась во все цвета радуги, а после краски и чернила начали буквально плыть по его тельцу, складываясь в один яркий белый цвет. Существо начало разбухать внутри Сая, быстро доводя его до оргазма, и техника призыва распалась, взорвав осьминога на множество капель, превратившихся в тягучую белёсую сперму его хозяина.       Художник вновь прогнулся и перекатился на полу, громко застонав и закатив глаза, чувствуя, как брызги спермы внутри него начали сползаться в одну сторону, скапливаясь на нижней стенке кишечника. Большое количество вязкой жидкости медленно вытекало из растраханного ануса на пол, а его собственная сперма накрыла впалый живот и некоторые её капли упали на соски, немного стягивая кожу вокруг них.       Сай тяжело дышал, и его мелко трясло. Узкие ладони вспотели под кожаными перчатками, а из сфинктера постоянно выливались тонкие струйки спермы на пол, перекрывая запахи, стоявшие в комнате. Его тело было влажным от пота и выделений, а на некоторых его участках красовались яркие пятна акварели и белил. Он обессиленно лежал на полу, даже не пытаясь прийти в себя, и только изредка моргал закрытыми глазами, игнорируя намокшие тёмные пряди, прилипающие ко лбу, стараясь убрать лишнюю влагу с длинных ресниц. А потом свиток упал из рук шокированного Наруто. Стоп. Какого Наруто?       — Сай? Я... П-принёс... Ты забыл... А ч-что ты... — Узумаки был потрясён до глубины души, пытаясь успокоить свою нервную систему, — ... делаешь?       Сай открыл глаза, повернувшись ко входной двери лицом, подумав, что напрасно забыл запереть её. Лицо Наруто вытянулось, рот приоткрылся, а брови были немного нахмурены в "лёгком" замешательстве.       — Я рисовал, — честно признался художник.