Я снова вижу звезды

How do I speak of the indescribable to You I will try to explain these feelings that are true So looking to the sky I will sing and from my heart to You I bring All of the words in all of my life that could never explain and never describe All of my love, which is nothing to hide so I lift up my hands and I worship I worship You Kutless – All Of The Words

      1       К полудню следующего дня стало ясно, что Лука Кастеллан и Эфан Накамура скрылись, а я простыла, сидя на полу в камере. Моё состояние в одну секунду поправил Аполлон, а вот двоих героев необходимо было искать всеми силами.       Принцесса Андромеда была разрушена подчистую - её разнесли буквально в куски и все их потопили, гнев Посейдона обрушился на корабль и тех, кто был на борту, в полной мере. Чудовища были уничтожены, выловленных же полукровок всех вместе отправили в Лагерь, где их тут же изолировали в каком-то помещении, о котором и Дионис, и Хирон отзывались очень туманно. В любом случае, сомневаться в том что, перебежчики под контролем, не приходилось. Это было утешением.       До сих пор было неясно, как двоим из них, тем, кто был нужнее всех, удалось бежать. Их искали в воде, под водой, на земле и даже в воздухе. К поискам подключили чудовищ, но всё без толку. Единственной надеждой оставалась Мей Кастеллан, за которой следили самым пристальным образом - следили за её домом, её передвижениями в городе и даже за звонками.       Бумаги, вынесенные из капитанской каюты, мы с Аполлоном разбирали весь день. Сидели за столом друг напротив друга и разбирали в стопки списки чудовищ, списки смертных и какие-то книги и непонятные каракули. Списки, разумеется, были самой простой частью - их тут же упаковали и отравили с пегасом в Лагерь, а я пошла на кухню за кофе, пока Аполлон вызывал Диониса.       Разумеется, с Иридой мы больше не связывались, он достал откуда-то ноутбук и теперь названивал Хирону по Skype. Тот ругался, возмущался, но в конце концов вспомнил, что кабинет с компьютером полностью экранирован и смирился.       Стоя на кухне, я услышала голоса и перевела дух, прислонившись к шкафу, решив, что у меня есть на это пара минут. Я закрыла глаза и опустила голову на грудь, пытаясь собрать мысли в одну кучу, но мне с самого утра это почти не удавалось. Было невероятно трудно сидеть рядом с Аполлоном и сосредоточиться на бумажках, не на нём.       Я избегала его. Избегала потому, что мне хотелось всё время проводить с ним, а это меня пугало, это было ненормально, это противоречило моей клятве, всему, что, я верила, во мне есть. Поэтому я постоянно бегала на кухню за чаем, кофе, за чем угодно, лишь бы на минуту остаться одной. Но вскоре меня уже тянуло назад. Мне пришлось признать, что у меня есть к нему какие-то чувства, чтобы объяснить самой себе, почему я его избегаю.       Мысли разбегались, как тараканы, и каждый раз стремились к одним и тем же эпизодам вчерашнего дня - к тому безумию, что происходило в камере, и тому, как Аполлон прижимал меня к себе и обещал, что всё непременно образуется. Хуже всего, что каждый раз мне становилось всё сложнее противиться, и всё яснее я понимала, что мне и то, и другое понравилось. Что-то в животе у меня завязывалось в узел, я обзывала себя дурой и пыталась понять, что за ерунда оказалась в третьей стопке на столе.       Я взяла две кружки кофе и понесла обратно в гостиную.       — Только не говори Хирону пока, ладно?       Я протянула одну кружку Аполлону, стараясь не смотреть на него.       — Зоя? — донеслось сварливое из динамиков ноутбука. — Ты тоже думаешь, что Хирон не должен знать об этих предателях?       Я чуть наклонилась, чтобы меня было видно в камеру, стараясь даже волосами не касаться Феба и вообще не дышать, чтобы, не дай Зевс, не вдохнуть его запах.       — Привет, — кивнула я. — Для Хирона это будет страшным ударом и гораздо лучше будет, если он не узнает о списках как можно дольше. Тебе самому будет спокойнее, разве нет?       Дионис поджал губы. На его лице я впервые увидела что-то, кроме раздражения.       — Я не хотела сказать, что для тебя это ударом не будет, — тихо сказала я. — Я просто...       — Я понял, — отмахнулся Дионис. — Ладно, ваши доводы меня убедили.       — А что остальные?       Голос Аполлона раздался так близко, что я едва не подскочила и чуть подвинулась в сторону. Отодвинуться дальше не позволяли ни камера ноутбука, ни магнит-Феб.       — Кое-кого просто заговорили, — Дионис недовольно вздохнул. — Аидова работёнка их переубеждать. А вот некоторые вполне искренне верят, что Олимп следует разрушить, а богов - уничтожить.       — Как насчёт того, чтобы пустить ребят из лагеря к тем, кого ещё можно переубедить?       Дионис криво усмехнулся и мне стало не по себе от его взгляда.       — Сначала посчитаем, сколько у нас их останется, после того, как выловим всех предателей.       Дионис вдруг к чему-то прислушался и кивнул сам себе.       — Кажется, ваша посылочка прибыла. Захотите поболтать, звоните.       На этом бог виноделия и директор Лагеря Полукровок лаконично отключился. Я поспешила отодвинуться от Аполлона и заняла своё место с другой стороны стола.       — Действительно, сколько останется героев, ещё не перешедших на сторону зла? — спросил он в пространство.       — Хотелось бы надеяться, что достаточно.       Я сделала глоток горячего кофе и раскрыла первую книгу - это было всего лишь детское переложение греческих мифов. Я подавила желание выкинуть книгу в окно и добросовестно пролистала её, найдя закладку в том месте, где начиналась история Дедала. Дальнейший осмотр показал, что больше в книге никаких пометок не было.       Я пролистала пару других книг и просмотрела записи от руки - тут и там мелькало если не само имя Дедала, то упоминания о его изобретениях.       — У тебя тоже всё о Дедале?       Я, наконец, набралась смелости и посмотрела на Аполлона. Тот поднял на меня рассеянный взгляд, словно я оторвала его от чего-то невероятно увлекательного.       — Лучше. Я знаю, что именно из изобретений Дедала им нужно.       Он жестом показал мне подойти, и после секундного колебания я пересела на его половину дивана. Аполлон расстелил передо мной что-то вроде карты: какие-то схематично изображённые переходы, входы и выходы, кое-где помеченные городами США. Карта, если это можно было так назвать, изображала какое-то дикое переплетение прямых, закруглённых и попросту кривых ходов и по виду была уже сто раз перерисована - кое-где были следы ластика, кое-где линии были категорично перечёркнуты ручкой.       — К этому прилагались примечания, — Аполлон указал мне на стопку листов. — Имена, даты и пометки о том, что этот человек нашёл, если вообще нашёл и не пропал.       Я нахмурилась, рассматривая карту. Какая-то смутная мысль шевелилась в мозгу, но ухватить её у меня не получалось, как не получалось весь день ни с одной дельной мыслью.       — Это лабиринт Дедала, — ответил Феб, не дожидаясь вопроса. — Огромное сооружение с выходами по всей территории США и собственным разумом.       — Боги бессмертные, — пробормотала я. — Так вот куда они делись!       Аполлон кивнул, подтверждая мою догадку. Я всё ещё старалась не вдыхать его запах и не касаться его, но даже его рука, указывающая точки на карте, словно обдавала меня жаром.       — До сих пор не понятно, как они ушли с корабля, но теперь они, вероятнее, всего в лабиринте.       Я увидела, что один из входов-выходов находится как раз на горе Тамалпаис и невольно отодвинулась от карты. Воспоминание, в кои-то веки не связанное с Аполлоном, всплыло в голове.       — Вот куда отправлялся Накамура, — я покачала головой, удивляясь собственной глупости. — Я думала, они планируют какое-то нападение, но, кажется, всё гораздо хуже, его отправляли на гору Отрис.       — С чего ты взяла?       Я молча указала на точку, обозначающую гору.       — Вчера Лука сказал что-то о том, чтобы он готовился, но я подумала, что это относится к какому-то нападению. Накамура утверждал, что он и Лука - важнейшие звенья в возвращении Кроноса, скорее всего, пока Лука готовился бы принять в себя его дух, Накамура сделал бы какой-то последний шаг...       Я вздрогнула и схватилась за горячую кружку. Говорить об этом не было никакого желания.       Аполлон откинулся на спинку дивана и привычно закинул руки за голову и поднял глаза к потолку, раздумывая.       — В любом случае, эти двое теперь вместе, — рассудила я. Без Луки действия Накамуры будут бесполезны, а без благословения он не полезет в Стикс, верно?       Мы молчали добрых пять минут и всё это время меня бросало то в жар, то в холод, пока я не убедила себя, что мне нездоровится, а упоминание о горе, где Кронос устроил себе логово, едва ли может поднять настроение.       — Это довольно странно, что они нашли лабиринт и в конечном итоге решились туда полезть, — сказал наконец Аполлон. — Это место опасно даже для богов, потому что постоянно меняется само по себе, что уж говорить о полукровках. В разное время их сгинуло там бессчётное количество.       — И что это нам даёт?       Вместо ответа Аполлон сделал большой глоток кофе и, кажется, разом ополовинил кружку. Я терпеливо ждала, стараясь не раздражаться на него. Или на самом деле на себя?       — Нам это даёт только надежду на то, что они потеряются там или сойдут с ума, — мрачно ответил он. — Но надежда на это слабовата. Кроме того, один из выходов находится в Лагере.       — Что?!       Я уставилась на карту и быстро нашла точку подписанную «Лагерь?». Мне окончательно поплохело.       — Дионис уже знает, — меланхолически заметил Аполлон. — Я ему сказал, так что не беспокойся о героях. Они что-нибудь придумают.       — О, ну какие беспокойства, — язвительно ответила я. — На них просто в любой момент может выскочить армия монстров.       Аполлон недовольно посмотрел на меня и мне стало стыдно. Самую малость.       — Слушай, почему у меня такое ощущение, что ты на меня сейчас набросишься?       Вероятно потому, что примерно такие мысли и были в моей голове. Но посвящать его в это я не стала, только отодвинулась и взяла со стола книгу.       — Я просто немного не в духе.       — Очаровательно, — буркнул Аполлон и тоже углубился в чтение.       2       Я проснулась среди ночи от того, что стены трейлера затряслись. Я выскочила из постели, набегу натягивая куртку, и, выскочив из комнаты, принялась дико озираться по сторонам.       Ну и что это? Землетрясение? Гиганты? Монстры?       В гостиной было темно, дверь в комнату Аполлона была распахнута и, кажется, дверь на улицу - тоже, потому что по ногам било холодком. Я осторожно двинулась в ту сторону.       — Какого Тартара?!       Я не рухнула на пол только потому, что успела повиснуть на раковине. Хороший вопрос.       Трейлер заходил ходуном и я понемногу начала понимать, что случилось. С трудом поднявшись на ноги я продолжила движение к двери, теперь уже точно понимая, что лучше бы на нас напали монстры или было землетрясение. Ну что, что могло вывести из себя Аполлона так сильно? Я же спала и не могла ничего натворить!       Из-за двери послышалось чьё-то лопотание, я услышала что кто-то сделал всё, что смог, они бросили все силы... Трейлер снова сотрясся, и я едва не вывалилась из него головой вперёд.       — Бросьте эту затею. Лучше пошлите гонца к Аиду, а сами отправляйтесь на Отрис.       Послышалось согласное бормотание, но когда я дошла, наконец, до двери, она распахнулась, чуть не сбив меня с ног, и вместо того чтобы посмотреть, с кем там говорил Аполлон, я смогла рассмотреть его самого.       — Кажется, я тебя разбудил, — констатировал он.       — Вроде того, — пролепетала я.       Что же, он, кажется, не злился лично на меня, что вселяло надежду на то, что я проживу ещё пару минут. Я сглотнула, попытавшись набраться храбрости для самого важного вопроса.       — Что случилось?       Стены снова сотряслись, мои домашние тапки разъехались на гладком полу и я буквально рухнула на Аполлона, который, к счастью, автоматически меня подхватил. Он с удивлением посмотрел на меня, на трясущиеся стены, на упавшие в кухне чашки и тарелки и, наконец, понял, что именно подняло меня с постели. Он поставил меня на ноги, включил в прихожей свет и снова обозрел разрушения.       Я в это время с тревогой рассматривала его: сильный подбородок выдвинулся вперёд и обозначился резче, под кожей ходили желваки, брови почти сошлись на переносице, а глаза стали настолько тёмными, что серыми я назвала бы их лишь по привычке. Только волосы под лампами оставались солнечно золотыми.       Наконец Аполлон посмотрел прямо на меня, и в глазах у него мелькнули досада и вина, челюсть сжалась ещё сильнее.       — Мей Кастеллан.       Во рту у меня появился металлический привкус. Какого Тартара, действительно?       Трейлер перестал подрагивать - я видела, какие усилия делает над собой Аполлон, пытаясь совладать с яростью. Если его отец бесится точно так же, я легко могла понять, почему ему в качестве оружия выкованы были молнии, он-то себя в руках не держит.       — Она ушла вечером в город. Предполагалось, что за продуктами, — Аполлон глубоко вдохнул, пытаясь контролировать себя. — За ней, разумеется, были отправлены наблюдатели, но она каким-то образом исчезла, оторвалась от хвоста и просто испарилась - дома её до сих пор нет.       Я молчала, потрясённая и опустошённая. Сомневаться в том, что Лука как-то ухитрился перехватить свою мать, не приходилось. Мы упустили его там, где, казалось, нас ждала верная удача.       — Ему в любом случае нужно окунуться в Стикс, — тихо сказала я. — Ему не дадут приблизиться к реке и не выпустят из Аида.       Тонкие ноздри Аполлона снова раздулись, брови нахмурились. Я в отчаянии вскинула руки к его лицу, как будто это что-то могло изменить, провела одной по щеке, второй глупо попыталась сгладить морщины на его лбу.       — Ну пожалуйста, не надо так смотреть! — взмолилась я. — Мир ещё не рухнул! Мы не упустим его больше!       Он с удивлением посмотрел на меня, скосил глаза на мои руки и я, смущённая, убрала их, но Феб перехватил мои ладони и приложил к своей груди. Это показалось мне хорошим знаком - он всё же готов был выслушать меня и принять от меня хоть какую-то поддержку.       — Послушай, это очень неприятно, — я с трудом находила слова, но продолжала говорить, как заведённая, слишком шокированная его состоянием, — но это не конец. Это лишь одна маленькая неудача. Помнишь, мы даже не собирались всерьёз ловить его здесь, мы с самого начала сделали ставку на Аид. Это неприятно, я знаю, я ведь чувствую то же самое, но твоя реакция, если честно, пугает меня намного больше, чем исчезновение Луки и его матери.       — Моя реакция, — хрипло повторил Аполлон.       — Именно она, — я вдохнула поглубже, пытаясь собрать свои разрозненные ощущения. — Я видела тебя в разные века, в самых разных ситуациях, но ты никогда не заставлял стены трястись и никогда у тебя не было таких глаз.       — Олимп на грани гибели, ты помнишь об этом?       Мне хотелось его ударить.       — Помню. Но я знаю, что твоё состояние вовсе не этим вызвано.       Мы стояли друг против друга и оба, кажется, готовы были сорваться: меня злила его злость, его злило то, что меня злит его злость. Не знаю откуда, но у меня была твёрдая уверенность в том, что его реакция мало связана с судьбой Олимпа. То есть, она, конечно, беспокоила его, но, в самом деле, Мей Кастеллан была лишь запасным вариантом.       — Почему ты злишься? — прямо спросила я. — Почему ты злишься так, Аполлон?       Он вздохнул так яростно и шумно, что мне показалось, даже его трейлер не устоит, но всё обошлось.       — Почему? — переспросил он. — Потому что меня всё злит, Зоя. Потому что на этот раз Олимпу грозит реальная опасность. Потому что меня бесит, что мы двое - единственные, кроме Посейдона и Артемиды, делаем что-то реальное, меня раздражает тот факт, что этот мальчишка ухитрился дважды улизнуть, меня злит то, что придётся оставить его в живых на какое-то время. Я устал, наконец.       Он вдруг обхватил моё лицо обеими ладонями и, наклонившись, пристально всмотрелся в меня. Глаза у него почти обрели нормальный свой цвет, хотя по-прежнему вместо того, чтобы свет отражать, поглощали его. Я забыла, как дышать.       — Я устал, Зоя, — повторил он. — И это самая большая моя проблема, из-за которой всё трясётся. Я говорил тебе, что даже боги не могут притворяться слишком долго. Мой срок вышел.       Я была растеряна так, как, наверное, никогда в жизни. Я не поняла, что он хотел мне сказать. Мой взгляд метался по его лицу в поисках подсказки, но не находил ничего кроме усталости и печальной опустошённости. Он словно решался на какой-то поступок, гарантировавший ему что-то очень болезненное.       Аполлон вдруг разом сократил расстояние между нашими лицами и поцеловал меня. Я упёрлась было ему в грудь, но все мои попытки оттолкнуть его оказались не более эффективны, чем волны, бросающиеся веками на один и тот же утёс, и мои руки соскользнули, поднялись к его плечам, обнимая, не отталкивая.       В этот раз он целовал меня с ещё большей страстью и так отчаянно, словно через секунду один из нас должен был умереть, словно это было его последним желанием.       В голове у меня не осталось ни одной своей мысли, всё было заполнено Аполлоном. Я не смогла бы ответить на его поцелуй, потому что была слишком ошеломлена и не в состоянии была двинуть ни одной клеткой тела, но думать о нём я могла. Я начала понимать, в чём была проблема, и от осознания этого мне стало ужасно стыдно. Неужели, я была причиной того, что ярость в нём так и клокотала?       Он прервал поцелуй так же резко - просто отстранился от меня, снова глядя мне в глаза.       — Я устал, Зоя. Я устал ждать и опасаться каждого героя, бога или смертного, который может пробраться в твоё сердце. Я пытался что-то сделать, но не вышло.       Одна моя рука почти непроизвольно скользнула на его щеку. Мне было физически больно видеть неизбывную тоску на его красивом, созданном для счастья лице. Из-за меня? Да ведь я сама... Воздух застрял в лёгких, когда клубок мыслей и эмоций, скручивающий меня весь день, распался, и на меня, наконец, упало понимание моих собственных чувств.       — Аполлон.       Я придвинулась ближе, так, что почти касалась его губами, но этого было очень, очень, бесконечно мало. Что я могла сказать? Я чувствовала так много. Он один и смог, впервые за столетия, заставить меня по-настоящему чувствовать, заставить моё сердце колотиться, а мысли путаться, теперь я это ясно поняла. Но что я могла ему сказать?       — Тебе и не нужно, — прошептала я.       Голос мой был тихим и слабым, но я попыталась вложить в это предложение хотя бы часть того, что было у меня внутри. Наши губы почти соприкасались, когда мы дышали, но его нежный, почти осторожный поцелуй, который теперь он предлагал, не навязывал, я почувствовала сразу и откликнулась - не телом, душой.       Я хотела, чтобы он целовал меня, хотела сама целовать его. И плевать мне было, что так не положено и я не должна. Я очень долго была Охотницей, но ещё прежде я была девушкой и теперь девушка во мне проснулась и потеснила все условности. Если я и была когда-то в чём-то уверена, так в том, что я сейчас делаю всё верно и ничто и никто не мог бы своротить меня с этой дороги, когда меня, почти впервые в жизни, вело сердце.       Когда он отстранился, я даже не открыла глаз - просто стояла так близко к нему, как это было возможно, касаясь лбом его лба, и глубоко дышала, стараясь как можно больше получить его запаха, тёплого и чистого.       — Ты должна была оттолкнуть меня и назвать дураком.       Я, наконец, открыла глаза, увидела его улыбающееся лицо и не сдержала ответной улыбки.       — Не говори глупостей, иначе я, правда, назову тебя дураком.       Мы стояли так близко, что я чувствовала каждый изгиб его тела, чувствовала, как на него подействовал поцелуй. Мне не полагалось знать таких вещей, раз я Охотница, но я знала, знала и чувствовала в точности то же. Аполлон коротко поцеловал меня.       — Теперь ещё не поздно отступить, — серьёзно сказал он, тут же снова целуя. — Если ты не оттолкнёшь меня теперь...       Я не дала ему закончить, в первый раз поцеловав его сама. Потому что это было хорошо, естественно, правильно. Потому что я этого хотела. Потому что я выкинула из головы все эти «так нельзя» и «я не имею права».       Больше он меня не спрашивал, за меня с готовностью отвечало моё тело, неожиданно мягкое и податливое в его руках, обнаруживающее вдруг страсть, которой я сама в себе не знала, и, когда мы оказались на его постели под чёрным ночным небом и улыбающимися звёздами, я окончательно уверилась в том, что готова поступиться и собственной обидой на мужчин, и клятвой Артемиде. Потому что я и Аполлон - всё, что когда-либо имело значение.       Его воля, воля бога медицины, избавила меня от боли и дискомфорта и я с упоением отдалась его власти над моим телом, упиваясь чувством собственной полноценности. Аполлон был во мне, на мне, со мной, а я выгибалась и подавалась ему навстречу, жалея лишь о том, что никак не могу показать, как много он значит для меня, как глубоко я сожалею о том, что так много времени мы потеряли, как счастлива тем, что мы, наконец, вместе.       Но по тому, как горячо и нежно он шептал мне что-то неразборчивое после всего, я с облегчением поняла - он знает, что я чувствую, так же, как я знала, что чувствует он.       3       Теперь, когда я узнала, каким трепетным и ласковым он может быть, я едва могла припомнить выражение ярости на его лице. Он прижимал меня к себе так крепко, словно боялся, что я исчезну туманом, а я поглаживала его по груди, пытаясь убедить, что я здесь, рядом, пытаясь сама убедиться в своём счастье.       Ужасным было осознание того, что я так долго заставляла его мучиться. Я не знала, насколько, в действительности, долго, но знала - за это время потерял бы терпение и выдержку кто угодно.       Прекрасным было осознание того, что именно он, он один, лежал теперь рядом со мной и не выпускал из объятий.       Его голова покоилась на подушке, моя - у него на плече и оба мы лежали в тёмной спальне, всматриваясь в небо и едва ли его действительно замечая. Всё теперь было для меня словно впервые, всё имело особую остроту и всё теперь выглядело иначе. То, что казалось важным прежде, стремительно теряло позиции, уступая месту этому прекрасному богу медицины и искусства, которого я, наконец, узнала по-настоящему - за этот месяц гораздо больше, чем за все предыдущие столетия.       Артемида была навеки потеряна для меня, я знала это. Но я не чувствовала совершенно ничего по этому поводу. Словно закончился какой-то этап в моей жизни. Артемида, увы, больше ничего для меня не значила, так же, как и я не буду ничего значить для неё, когда она узнает о нас с Аполлоном. Меня это волновало удивительно мало, совсем не волновало.       — Я могла бы быть там, среди звёзд.       Он коснулся моей макушки невесомым поцелуем.       — Я возненавидел бы небо за это.       Я поднялась, удивлённо глядя на него. Он откинул с моего лба прядь волос и обвёл пальцами скулу и подбородок.       — Как можно ненавидеть небо?       Он пожал плечами.       — Легко. Я хочу, чтобы ты жила на земле, рядом со мной, а не была созвездием на небе.       Я улыбнулась, сама поражаясь острой нежности в груди. Я взяла руку Аполлона и прижала к своей щеке.       — Думаю, я тебя люблю.       Слова сами сорвались с моего языка, но я ни на секунду не усомнилась в их искренности - они шли сразу от сердца. Аполлон секунду смотрел на меня, осмысляя мои слова, а потом сжал меня в объятиях и опрокинул на спину, нависая надо мной, целуя, снова заставляя мою кровь вскипать, а всю меня тянуться к нему.       Да, я любила его. Не так давно, для этого мне пришлось увидеть его настоящего за модной одёжкой и солнечными очками, но я любила его. Потому что он был особенный, потому что он был чудесный.       — Если бы ты только знала, — выдохнул он куда-то мне в шею.       Я улыбнулась, зарываясь пальцами в его волосы, прижимаясь к нему теснее.       — Знала что?       Вместо ответа он снова поцеловал меня и я чувствовала, что он улыбается, так же как и я. Пожалуй, я знала. Не могла бы сказать, что именно знала, но точно чувствовала, о чём он говорит.       Если бы я только знала это раньше!       Он был нежным, как весенний свет, и настойчивым, как летняя буря. Над нами сияли звёзды, которые я так любила прежде, и которым я теперь предпочитала солнце, целуя Аполлона снова и снова, глядя только на его лицо, отдавая ему всю себя и получая ещё больше.       Когда дыхание наше начало выравниваться, когда я смогла сфокусировать взгляд и разжать руки, судорожно сжимавшие его плечи, он снова с улыбкой меня поцеловал. Я была абсолютно счастлива.       А потом вдруг мы услышали голос из гостиной.       — Аполлон!       Мы переглянулись, едва способные соображать. Что это?       — Зоя?       — Персефона, — одними губами сказал мне Аполлон.       Он одним движением скатился с меня, вылез из-под одеяла и, натянув штаны, лежавшие у кровати, вышел из комнаты. Я села в постели, прислушиваясь.       — Что такое? — голос его был недовольным, но достаточно собранным.       — Прости, что подняла тебя с постели, но мальчик тут, — спокойно пояснила Персефона. — Аид немедленно отправляется с ним на Олимп, так что поспешите. Вы тоже должны быть там.       — Он один? — Персефона секунду молчала, словно пытаясь понять, о чём её спрашивают, и Аполлон пояснил. — Лука один?       — Конечно. Разве с ним кто-то должен был быть?       Аполлон издал какой-то звук, похожий на недовольное рычание, но стены трейлера больше не тряслись.       — Я клянусь тебе, что Лука был единственным живым из смертных и бессмертных, кто пересёк сегодня границы Аида, — так же спокойно сказала Персефона. — Как бы там ни было, самую большую опасность, Луку Кастеллана, удалось обезвредить.       — Да, спасибо. Мы сейчас же отправимся на Олимп.       — Поторопитесь.       Я уже успела завернуться в покрывало и подойти к двери, когда Аполлон вернулся.       — Ты слышала?       Я кивнула. Он некоторое время просто смотрел на меня, потом взял моё лицо в ладони и долго вдумчиво целовал.       — Осталось недолго, — пообещал Аполлон. — Скоро это всё кончится.       Я со вздохом приникла к его груди, но тут же отстранилась. Времени на это у нас больше не было.       — Нам действительно стоит поторопиться.       — Боишься, Аид похитит наши лавры победителей? — усмехнулся Аполлон.       — С него станется, — улыбнулась я. — Через пять минут буду готова.       Аполлон кивнул. Мы снова вернулись в «трудовые будни», но теперь они, кажется, никогда не будут прежними, слишком велики были изменения в нас самих.