Я больше никому не нужен...

      Здравствуй, Патрик! Я знаю, ты ненавидишь меня. Ну, конечно, у тебя веские на то причины. Но я прошу, выслушай меня. Я не пишу это письмо, что бы пожаловаться на свою судьбу, ты не думай... Но, Патрик, как же я по тебе скучаю! Знаешь, я не так давно ездил в Швецию, дабы навестить твоих Рейчел и Бэнтли... Когда мы с тобой встретимся, я буду на коленях умолять простить меня за то, что оставил твоего сына расти без отца. Он так сильно скучает! Когда я услышал, что мальчик рисует для тебя, чтобы отдать через много-много лет, я начал плакать. Знаешь, я стал часто плакать. Помнишь, ты дарил Бэну плюшевого мишку на четвертый день рождения? Он назвал игрушку Патриком, в честь тебя. Твой сын не расстается с мишкой не на секунду. Какая же я мразь, из-за меня у ребенка вместо отца лишь подаренная им игрушка.       Сейчас я понимаю, что всё могло быть по другому. Святой Дух, зачем ты пошел тогда за мной? Хотя, разумеется, я сам виноват. Сказал, что пойду навестить бывшего одноклассника, волею судеб оказавшегося в Новосибирске. Говорил, что боюсь темноты и маньяков. И ведь ты мне верил! Каждый раз верил! И каждый раз преданно ждал, когда я ночью уходил. Даже когда я нагло врал тебе в лицо, кричал на тебя, выпуская злость, ты спокойно стоял и слушал, потом обнимал и успокаивал. Как же мне этого не хватает!.. Особенно сейчас. Я больше никому не нужен. Да, я по-прежнему играю в "Сибири", меня любят болельщики, но парням в команде как-будто на меня наплевать. Да, первое время они жалели меня, но потом отвернулись. Только Сережа Шумаков все еще общается с мной, поддерживает. Знаешь, сейчас мне интересно, что сделают парни, стоя у моего гроба. Что они скажут? Будут ли плакать? А скучать потом? Я знаю, что нет. Да, ты скажешь, что я этого заслуживаю, что нечего меня жалеть, но... Но мне так плохо! Сейчас смотрю на то, что написал раньше и многое не могу прочитать. Знаешь почему? Чернила растеклись от моих слез. Черт! Патрик, каюсь, я врал тебе, пренебрегал твоей любовью, делал больно. Смертельно больно. Сейчас бы я все отдал, что бы вернуть те вечера, когда мы лежали на диване и смотрели фильмы ужасов. Ты всегда боялся и поэтому сильно прижимался ко мне, заставлял обнимать "что бы они не забрали тебя". Каждый раз, когда ты вздрагивал из-за страшного момента, я сильнее стискивал тебя в своих объятьях и целовал в макушку.       Патрик, сейчас ты можешь начинать готовить для меня речь, чтобы сказать, какой я подонок. А может, ты не захочешь со мной говорить и просто пару раз хорошо вмажешь мне. Я всё вытерплю. Я хочу, что бы ты меня побил. До крови. Хочу видеть свою кровь на твоих руках, как видел твою на своих в тот вечер. Когда коротким удар ножа в область сердца убил тебя. Знаю, ты долго мучился, обливаясь кровью. Я тоже так хочу.       Скоро увидимся, Патрик.       Мне не осталось скучать по тебе.       С любовью, Давид!

***

      Тридцать молодых парней стояли около гроба на кладбище. За их спинами находились тысячи людей. Это были болельщики и сам хоккейный клуб "Сибирь". Лица прихожан отражали вселенскую скорбь. Девушки безудержно рыдали, даже по щекам парней текли слезы. Но не один болельщик не мог чувствовать боль игроков. А еще стыд. Да, хоккеистам было стыдно, что они отвернулись от товарища в трудную минуту, ругали, что не забивает, а скорее мешается на площадке. Им было стыдно, что они не помогли другу справиться с болью, которая вдруг стала невыносимой. Всё, что им осталось в память о товарище - хоккейная форма и лежащее в конверте письмо.       Капитан команды Леша вдруг резко шагнул к гробу, положил цветы и сказал: - Прости! Прости, что мы так с тобой поступили! Надеюсь, там тебе не придется так страдать. Покойся с миром, Давид Улльстрем! Ты навсегда в наших сердцах!