Мы с тобой разные

Все же, как бы я ни был уверен в своей правоте, а решиться зайти на кухню и поговорить с мамой я никак не мог. Она никогда не позволяла мне плохо отзываться об отце и всегда пресекала на корню наши разговоры на эту тему. Может, я ошибаюсь? Может, она любит его? Бывает же такая любовь, когда любишь человека, несмотря ни на что и вопреки всему. Я ведь люблю... Но сейчас не обо мне речь. На месте мамы я бы не смог год за годом терпеть такое отношение к себе, словно я прислуга, словно я обязан подчиняться. Эта мысль заставляет невесело усмехнуться. А что я делал последние три года? Разве не терпел? - Но сейчас же не терплю, - прошептал я сам себе. Да, пускай прошел лишь один день. Один день после того, как я бросил вызов Паше и Денису. Но он ведь прошел. Я смог это сделать! Смог противостоять им, пускай и такими странными способами, касаемо Паши. Но все опять упирается в то, что мне не нравилось их обращение, а нравится маме то, как с ней поступает отец или нет, я не знаю. Но, черт возьми, рассуждая логически, кому понравится каждый день возвращаться домой и слышать пьяные истерики, ругань и крики: «Готовь жрать!»? И кому понравится вкалывать на трех работах, иногда в ночные смены, чтобы все деньги, которые ты получаешь пропил какой-то урод? Только слабой женщине или безумно влюбленной. Слабой я никогда не мог назвать свою маму, остается второй вариант, но как же он мне не нравится... Я прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. Я просто должен ей сказать... А что сказать? «Мам, ты уверена, что любишь этого типа?». Это, что ли? Тупость. Но в голову ничего больше не идет. А что, если она скажет "да"? Такое чувство, что я на полной скорости врезаюсь в бетонную стену. Ладно. Была, не была. Я хотя бы попытаюсь... - Мама, а ты... - начинаю говорить я, заходя на кухню. Мама отрывается от нарезания картофеля и поднимает на меня свои уставшие глаза. - Да, Ром? - Присядь, я сам порежу, - вырывается у меня совершенно не то, что я хотел сказать. - А как же твое домашнее задание? - Я все сделал, - отвечаю я, отодвигая маму от кухонной тумбы. Она ласково улыбается и быстро целует меня в висок. - Умница. А как дела в школе? Как тебя встретили? - Все отлично. Одна одноклассница спросила, могу ли я что-нибудь нарисовать на ее джинсах. - А ты что ответил? - Сказал, что если она даст краску, обязательно нарисую. Ой, а еще я буду участвовать в ежегодном конкурсе. - Тебя взяли в сценку? - Нет. Я буду петь! - Петь? – удивленно повторяет за мной мама. - Ага. Мы с Романом Васильевичем выбирали сегодня песню и немного порепетировали. Кстати, я теперь, наверное, буду задерживаться после уроков из-за этого. - Хорошо. Но я надеюсь, не допоздна? - Нет, что ты! У Романа Васильевича ведь есть уроки во вторую смену. - Тогда, ладно, - кивает мама. – Наверное, мне стоит сходить в школу познакомиться с этим Романом Васильевичем... - задумчиво произносит она. - Зачем? - спрашиваю я, но тут же добавляю. – Но если хочешь, сходи. Он классный мужик. Мама начинает тихо смеяться. - А не ты ли недавно жаловался, что он просто ужасен? - Ну... Он мне нравится как человек, но как учителя я его ненавижу! – признался я. - А ты и не должен его любить. Ты должен его уважать. - Тут проблем никаких нет! – заверил я маму. Нож ударился о деревянную доску, и, не сдержавшись, я все же повернулся к маме и спросил. – Почему ты не разведешься с этим? Ты его любишь? Улыбка пропала с лица мамы. Она отвела глаза в сторону и, облизнув нижнюю губу, сказала: - Ром, ты не должен так его называть... - Это не ответ. Неужели, ты его любишь? - Тебе нужен отец, - твердо произнесла мама. Я непонимающе уставился на нее, хлопая ресницами. - И ты считаешь, что то пьяное тело, что сейчас валяется перед телевизором, может называться отцом? Я не понял, почему мама так испуганно взглянула на меня до тех пор, пока не услышал за спиной хриплый голос. - Кого ты назвал телом? Я с ужасом оглянулся, встречаясь взглядом с папашей. Он стоял на пороге кухни, упираясь одной рукой в косяк, и чуть заметно покачивался. Моя рука сама по себе с силой сжала рукоятку ножа. Я стиснул зубы, боясь сказать что-нибудь, что разозлит этого человека, хотя знал, что молчание его тоже выводит из себя. - Ну?! Я жду! – громче произнес он. Мама слегка подпрыгнула на стуле от неожиданности. Так. Напомните мне, а почему я должен молчать? - Я назвал тебя телом, - четко выговорил я. – Мне повторить по буквам, чтобы ты лучше понял? - Рома, не надо... - тихо позвала меня мама, замотав головой в то время, когда отец оскалился и оторвался от косяка, входя в кухню. - Ты что себе позволяешь, молокосос? - Что, не нравится, когда вещи называют своими именами? – я оскалился ничуть не хуже родителя. - Сережа, прошу тебя... - попыталась остановить отца мама, приподнимаясь. - Заткнись! – крикнул он на нее. Мама поморщилась, на секунду замирая, но все же поднялась на ноги и продолжила говорить успокаивающим тоном. - Сережа, если ты начнешь кричать, то соседи вновь вызовут участкового... - Да пошли они! – заорал папаша, сметая все, что стояло на кухонной тумбе. Осколки разбитой тарелки, в которой отмокал горох, разлетелись во все стороны вместе с содержимым. Железный чайник со звоном прокатился по полу. Сахарница шлепнулась на старый линолеум, перевернувшись вверх дном. – Почему я должен терпеть такое отношение от какого-то сосунка?! - Потому что ничего другого ты не заслужил! – выкрикнул я прямо ему в лицо. - Рома! – вскрикнула мама. А я удовлетворенно улыбался, наблюдая, как наливается кровью лицо того человека, что по ошибке должен называться моим отцом. Я знал, что сейчас последует. Приступ бешенства, когда он будет разносить все вокруг, крича при этом матом во все горло, перемешивая это с обычными словами, смысл которых сводился к тому, что его никто не ценит и не понимает, и он столько лет на меня потратил, а я такая неблагодарная скотина... Но, что было странным, так это то, что в такие приступы он никогда не бил маму. Может, это еще одна причина, по которой она терпит его? И странно было еще то, что и меня он никогда не бил, если дома была мама. Минут через десять, когда отец вбирал в легкие новую порцию воздуха, чтобы продолжить свою истерику – по-другому я это не могу назвать – во входную дверь приглушенно постучали. Мама осторожно, по стеночке, стараясь не привлечь к себе внимания, стала пробираться в коридор. И она, и я знали, кто пришел. Дмитрий Алексеевич Федоров. Наш участковый. Из-за криков и грохота, что стоял на кухне, когда отец пинал попадающуюся ему под ноги посуду, я не слышал, как мама открыла дверь и пропустила мужчину в квартиру. Я лишь увидел его, когда он появился в дверном проеме. Дядь Дима оглядел кухню, что стояла вверх дном, и покачал головой. - Сергей! – гаркнул во всю мощь легких участковый, перекрикивая отца. Тот обернулся на голос и моментально затих. Стражей порядка папаша ужасно боялся и вел себя при них как шелковый, противно лебезя. Когда я это увидел впервые в сознательном возрасте, мне захотелось взять самую большую сковороду, что была у нас, и со всего размаху треснуть ею по его голове. Да так треснуть, чтобы у него голова отвалилась и покатилась по земле, оставляя за собой кровавый след. – Давай спускайся вниз. Поедешь со мной в участок, посидишь пару часов за решеткой, пока не протрезвеешь. - Но... - начал, было, папаша. - Мне наряд вызывать? – устало поинтересовался дядя Дима. Отца, как корова языком слизала. Дядя Дима еще раз оглядел кухню. - Зачем ты терпишь все это, Дася? Угу, мою маму звали Дася. Кроме нее я не встречал больше никого с таким именем. Мама прошла мимо участкового и присела на корточки, начав собирать разбросанные вещи. - Роме нужен отец, - повторила мама ту же самую чушь, что сказала и мне. – Мужское влияние... - Сергей вряд ли способен правильно влиять на Ромку. Мама тяжело выдохнула, уставившись перед собой. - Да и если бы я хотела развестись, думаешь, он дал бы свое согласие? Я его даже из квартиры выставить не могу, потому что он вечно сидит в ней, а когда его нет, я на работе! Я уже столько раз хотела выкинуть его вещи на улицу, да что толку, у него ключ есть, а когда появится слесарь, чтобы поменять замок, кто его знает... - в голосе мамы была безысходность. Зато я воспрял духом. Она не любила этого мужчину. Она хотела бы избавиться от него. - Если его посадят на пятнадцать суток, то этого времени ведь хватит, чтобы подать заявление о разводе и поменять замок? – подал голос я. Дядя Дима удивленно взглянул на меня. - У меня нет основания, чтобы задерживать его на такой срок. - Домашнее насилие, - произнес я всего два слова и расстегнул кофту от спортивного костюма. Мое тело украшали синие, фиолетовые и желтые синяки. - Боже, - прошептала мама, поднимаясь на ноги и кидаясь ко мне. – Он же давал мне слово, что никогда меня и тебя не тронет... - она осторожно провела по самому большому синяку, что только начинал менять цвет. – Когда это? - В понедельник. - Дася, вы должны будете завтра снять побои и тогда... - Хорошо, - закивала мама, перебивая участкового. Она заглянула мне в глаза, и я смог увидеть столько сожаления и раскаяния в ее взгляде, что на мгновенье мне стало стыдно, и я чуть не признался, кто на самом деле оставил эти следы. Но все же я промолчал, лишь спрятался от ее глаз, обняв. В этот момент я был благодарен Паше и Денису. Но им я спасибо никогда не скажу. На следующий день мне пришлось отложить репетицию с Романом Васильевичем и пойти в больницу, чтобы зафиксировать побои. Процедура не особо приятная, потому что врачи то и дело цыкали и спрашивали, почему я не защищался. Такое чувство, что они все поголовно слепые. Люди, ау! Вы мой рост видели? А телосложение? О какой защите может быть речь? Нет, я понимаю, если бы у меня была бита, может, пару ударов я и успел бы нанести, прежде чем ее у меня отобрали бы и избили куда сильней за то, что я сопротивлялся... А лучше, конечно же, пистолет. Хотя нет. Огнемет. Всегда имел к нему слабость. Что может быть прекрасней, чем вид твоего врага в огне, бессмысленно носящегося вокруг, пытаясь сбить пламя? Только те крики, что он издает. О, эти божественные звуки... Черт, я опять замечтался, мысленно поджигая Дениса. Стоп, а почему только Дениса? Куда подевался Паша? Тьфу ты, так вжился в роль влюбленного голубка, что передумал его убивать. Наверное, это все из-за того, что приключилось в школе...