На память

Николя поспешно складывает вещи в дорожную сумку, а Пьер стоит в дверях и, нервно, покусывая губу, наблюдает. Если ле Флок бросает на него мимолетный взгляд, инспектор делает вид, будто его очень интересуют носки ботинок. Проходящая мимо служанка ворчит себе под нос, что-де не господское это дело — вещи укладывать, но обоим всё равно. Бордо стряхивает с пальто невидимые глазу пылинки и поправляет шарф. Осень приводит с собой не только буйство красок, но и холодные утренние часы. Комиссар покидает город всего на неделю, но его коллега почему-то жутко нервничает, волнуется и не может спать. — Ну, я, кажется, всё. — Вы не могли бы, — Пьер переводит взгляд на него, видит в глазах вопрос, запинается, снова смотрит вниз. Сердце заходится в бешеном темпе, инспектор знает, что, скорее всего, пожалеет о своей глупости, поэтому он закрывает глаза и выпаливает. — Оставить мне что-нибудь на память, чтобы я не так скучал? Перед глазами стоит темнота, а в ушах звенит тишина, так что Бордо зажмуривается еще сильнее и вцепляется в дверной косяк. Николя слегка тянет мужчину за шарф и касается его шеи губами. Теплые губы согревают, чудесный миг тянется вечность, и осенний ветер утихает. Кожа начинает приятно ныть. На ней образуется красноватое пятно, которое скоро начнет переливаться фиолетовым. — На память. Пьер открывает глаза, улыбается и поправляет шарф. Теперь все будет хорошо.