Очищение

Им никогда не нравился его альт-мод. Но еще больше они ненавидели его профессию. Как скоро наказание настигнет его, было лишь вопросом времени. Бич правосудия, от ударов которого меркнул взгляд и отнимало пальцы – именно так называли эмпурата простые мехи. На деле она была, скорее, дамокловым мечом, который давно навис над Искрой каждого острым хирургическим лезвием. Тонкая нить, отделявшая его от падения, разбивавшего жизни и ломавшего судьбы, находилась в чужих руках. Именно они могли в любой момент разрезать ее, разделив существование любого на до – и после. Весь прошлый месяц в соседнем квартале бушевали пожары. Горели, в основном, квартиры, но однажды огонь разошелся не на шутку. Языки пламени взмывали почти до самого неба, а столбы угольно-черного дыма затмевали сияние звезд. Говорили, что в тот раз очагом возгорания стала часовая лавка, а затем огонь перекинулся на близлежащие здания. От пожара пострадали жилые дома: нескольких жителей спасти не удалось. Новость получила широкую огласку в медиа: официальной версией властей было короткое замыкание вследствие несоблюдения норм безопасности, а также обвинение в подпольном ведении бизнеса. Неофициально обсуждали поджог, а совсем уж за спинами не исключали участие самой верхушки – кто-то наблюдательный рассмотрел в огненном зареве два округлых силуэта строителей-тяжеловесов. Спасательный отряд прибыл на пепелище уже под утро. В его составе были те самые верзилы, которые занялись своей должной работой – разбором завалов и поиском выживших. Было вполне ожидаемым, что часовщика, который странным образом остался жив, приговорили к наказанию и отдали на милость функционистов. Функционизм возник как одно из множества религиозных течений, но, подозрительно быстро сформировав армию преданных фанатов, очень скоро превратился в полноценное политическое движение. Появившись всего несколько сотен лет назад, оно стремительно набирало популярность: за столь короткое время его приверженцам удалось добраться почти до самой вершины, по дороге прибрав к рукам практически всю судебную власть. Усовершенствованный функционистами криминальный кодекс включал в себя как расширенные критерии ряда преступлений, так новые методы наказания виновных. То, что вскоре они доберутся и до других полномочий, не оставляло ни малейших сомнений: несмотря на общественный резонанс, функционисты продолжали расшатывать устоявшийся за миллионы лет устрой не только митингами, полными пламенных лозунгов и обращений к народу, но и куда более грязными методами – все только и говорили, что о продажных сенаторах и тайной поддержке функционистских настроений членами нынешнего правительства. Однако, несмотря на то, общественный строй разваливался на глазах, диктатура Сената была по-прежнему сильна. К примеру, вето, наложенное на решение судебных либо исполнительных органов хотя бы одним из его членов, не подавалось дальнейшему обсуждению. Поговаривали, что через пару дней после пожара на другом конце города открылась новая часовня, в которой продолжил работу тот самый часовщик. По слухам, за него лично заступился один из сенаторов – похоже, связи неприметного бота простирались гораздо глубже, чем казалось на первый взгляд. Пускай из-за них, возможно, и сгорело его прежнее место работы, именно они помогли ему выбраться из переделки, которая на самом деле должна была закончиться совсем иначе. И все же большинство считало, что функционисты вряд ли простят сенату столь вопиющее нарушение закона – по привычке, оставшейся со времен религиозной секты, отступничество от положенных правил они считали самым тяжким преступлением из возможных. У него не было даже нормального альт-мода, что уж говорить про влиятельных друзей. Не было ничего, кроме маленького психологического кабинета и библиотеки. Никто не мог сказать ему, что тот пожар был лишь предупреждением. Следующим на очереди оказался он. Верзилы пришли ночью. Они не стали сжигать его дом, просто вломились в библиотеку. Снесли все полки, а затем, собрав датапады в большую кучу в самом центре комнаты, растолкли их, разом уничтожив драгоценную коллекцию работ – как чужих, так и его собственных. Он беспомощно стоял в дверях, не в силах вымолвить ни слова. Что он мог противопоставить двум огромным ботам, чьей работой было отстраивать дома, которые перед этим они сами же разрушали? Широкие ладони обхватили его, словно соломинку, и унесли в темноту. В своем стремлении к порядку функционисты не раз заявляли, что правосудие с равным успехом можно вершить как днем, так и ночью – хоть никогда и не упоминали, что при свете кибертронских лун в силу вступают совершенно иные законы. Форма, функция – все это были отговорки, ложные обвинения. Никто так и не рискнул высказать вслух то, за что его на самом деле упекли в клинику. Он слишком много знал, и функционисты как-то догадались об этом. Ему хотелось побыстрее закончить этот кошмар – но, как и полагалось согласно уставу, убивать его никто не собирался. С тех пор прошло несколько месяцев. Он вернулся в собственный кабинет – точнее, в то, что осталось после произошедшего тут погрома. Гора датападов бесследно исчезла той самой злополучной ночью, так само, как и рабочая станция, где хранились резервные копии текстов. Были это мародеры или подручные партии, выяснить теперь не представлялось возможным. Да и если можно было бы – что бы изменилось? Искать справедливости все равно довелось бы у функционистов, а после произошедшего для них он стал все равно, что пустое место. Преступник, понесший наказание за собственное существование, и чье существование отныне стало наказанием для него самого. На улицу он старался не выходить: косые взгляды, казалось, преследовали повсюду, насмешки сыпались из-за каждого угла, а подозрительный шепот за спиной не умолкал ни на минуту. Что уж говорить о карьере, которая стремительно пошла под откос: психолог, который не в состоянии выразить сопереживание, оказался никому не нужен. Дыру, проделанную вышибалами в стене книгохранилища, ремонтные службы заделывать не спешили, так что он просто навесил замок на дверь в бесполезное помещение. Укрывшись от враждебного мира в четырех стенах, он проводил в маленькой комнате дни напролет: пускай функционисты и лишили его карьеры, уничтожив все рабочие материалы, тем самым они освободили ему уйму свободного времени. Времени, которое теперь можно было безраздельно посвятить размышлениям – и работе. Ранг сидел на обломках того, что однажды служило ему рабочим столом, и держал на коленях датапад. Он нашел его в развалинах библиотеки, под увесистым бетонным обломком: наверняка те, кто столь бесцеремонно отобрал собранную на протяжении миллионов лет коллекцию, просто не заметили маленький оранжевый квадрат среди пыли и щебня. Прозрачное покрытие лопнуло от удара, покрывшись паутинообразной сеткой трещин, но скрытый под ним экран и, что самое главное, сенсор, по-прежнему работали исправно. Каждый осколок был словно фрагмент мозаики, на которой проступало отражение – такое же щербатое и надломленное, как и он сам. Уродливый зеленый круг в самом центре пустого черного фэйсплейта, и два странных выроста в нижней части шлема, делавшие его чем-то похожим на огромного кибержука. В этом была своя ирония – чужие жизни для функционистов были все равно, что насекомые, которых можно легко раздавить на пути к собственной цели, превратив мирное функционирование в бесконечный кошмар. Ранг перевел взгляд на свои ладони: на их месте теперь были трехпалые клешни. Считалось, что количество полученных когтей отражает тяжесть совершенного преступления: серийные убийцы получали два, злостные нарушители режима – четыре. Что ж, похоже, его существование находилось в самой середине списка всех возможных злодеяний, и наказание он понес соответствующее. Три – не слишком много, но и не слишком мало. Как раз достаточно, чтобы печатать. Нужно просто быть лаконичнее. Тщательнее подбирать слова, чтобы как можно четче выразить свою мысль. Пускай у него и не было шанса выстоять в открытом бою, теперь он сделал выводы. За него будут сражаться другие, и обычные строчки будут давать им больше энергии, чем самое высокооктановое горючее. Он сделает все возможное, чтобы функционисты еще не раз пожалели о своем решении. Ведь не зря они зовут эмпурата «очищением».