Волнуюсь. Море

Едва я принял душ, тут же закрыл номер и отправился в Счастливцево. Пока не так жарко, стоит посмотреть на место убийства старика. Во дворе были люди. Кто завтракал в беседке, кто играл с весело хохотавшими детьми. Хозяйка гостиничного дома задумчиво рассматривала оставшуюся на воротах длинную царапину. — Откуда это ещё? — пробормотала она, когда я проходил мимо. — Доброе утро! — Доброе, — кивнул я, не останавливаясь. Вот как выходит. Кто-то здесь ходит с далеко не благими намерениями. Вспомнив коготь преследовавшего меня существа, я почувствовал, как сердце подскочило к горлу. Так, спокойно, вдох-выдох. Сейчас не думать об этом. Паника ничему не поможет, только всё испортит. Я шёл по улице, не замечая никого вокруг. А Стрелковое жило своей жизнью: сельчане работали в огородах, развешивали постиранное бельё, покрикивали на шаливших детей. Стайка птиц расселась на ветвях деревьев и галдела на всю округу. Меня беспокоило, что Грабар так и не перезвонил. Вообще-то он не оболтус, поэтому такое поведение несколько настораживало. Мысли были самыми разными. От: случилось что-то нехорошее до… всё-таки случилось что-то очень нехорошее. На фоне всего этого и красным тревожным молоточком билось банальное переживание за Нешку. Он, конечно, кот самостоятельный, но мог уже всё слопать, если Грабар куда-то влип и не заходит в мою квартиру. Решив, что маюсь глупостью, просто снова набрал номер напарника. Однако ни ответа, ни привета — только бесконечно длинные гудки. Может, и впрямь всё бросить здесь и рвануть в Херсон? В конце концов, убитых не вернуть, а вот живым ещё помочь можно. Я глубоко вдохнул, ругая себя последними словами за панику. Пока рано. Могло случиться что угодно: вплоть до приезда любимой грабаровской тётушки из Одессы. А тётушка — это всегда тяжёлая артиллерия, поэтому ещё вопрос кому хуже: мне или ему. Дорога в Счастливцево не заняла даже получаса. Так бы везде. Вскоре появились синенькие таблички, обведённые белой рамочкой: «Солёные озёра. Вход — 3 гривны». Честно оплатив билет на законное проникновение на территорию местной достопримечательности (хотя, по сути, можно было бы подойти к озеру и бесплатно), я приложил руку козырьком к глазам и посмотрел на противоположный берег. В село успею, но и озёра следует изучить. Если уж кто и завёлся тут нечистый посылами и энергетикой, то лучше места и не сыскать. Однако с виду было всё как обычно. Возле озера стояли машины. Белокожие туристы спешно стягивались с себя одежду, чтобы окунуться в лечебных водах. Рядом прохаживались пышнотелые красотки в купальниках, обмазанные серой и чёрной субстанцией, которая тоже лечила от всяких болезней. Мне, кажется, даже попытались построить глазки, однако я сделал вид, что этого не заметил. Давайте, барышни, топайте к лотку со свежими пирожками и булочками. Меня здесь нет. Подойдя к озеру, присел и опустил руки в воду. Пустил тоненькую энергетическую сеть на дно. Ладони тут же почти физически вытолкнуло. Так-так. Здесь кто-то живёт и не очень любит Слышащих Землю. Руки быстро высохли. К моему удивлению на коже остались меленькие крупинки соли. Вот это да! Местное мёртвое море. Почти. Оглянувшись, я понял, что не зря тут стоят душевые с пресной водой. Ибо если окунешься, а потом ещё и на солнышке побродишь — станешь мумией. Возле меня пронёсся малыш в панамке и бирюзовых плавках, щедро обдав брызгами. Я едва успел встать, однако окатило меня неплохо. «Что ж, приеду в Херсон, Грабар смело сможет закусывать, как рыбой к пиву», — мелькнула не особо весёлая мысль. Я легонько притопнул, посылая по выжженной земле поисковый импульс. Миг — мутно-зелёная вода зашипела, вскрикнула полная женщина, нежившаяся в прогретых солнцем волнах. Ничего страшного, всё равно не поймёт, подумает, что природное джакузи. Сразу ничего не было — только заливистый хохот плескавшихся неподалёку девчонок. Но спустя полминуты по земле прошла слабая вибрация. Житель озера слал ответный удар. Но слишком слабый, чтобы что-то разобрать. Я нахмурился. Возможно, это ночное существо, поэтому беспокоить cейчас его глупо. Мигом накатила волна расстройства. В принципе, можно было бы что-то узнать, но не вышло. Обойдя озеро и прислушиваясь к шёпоту земли, только тяжело вздохнул. Ловить нечего, надо сюда прийти ночью. Неожиданно задул ветер, обжёг горячим дыханием, зашевелил волосы. — Не торопис-сь, — донёсся из ниоткуда голос Игоря. Я невольно вздрогнул. Шепчущий с ветром следит за мной. Всё страньше и страньше, как говаривала Алиса из известного произведения. Желудок внезапно заурчал, и я вспомнил, что с утра не ел. Купил на лотке пирожок, который можно было есть половину дня (по размеру) и не беспокоиться про опустошение кошелька (по цене). Краем глаза заметил белый вагончик с окошками с аккуратными шторочками в розовый цветочек. Рядом стоял стенд, достигавший мне пояса. На нём были изображены пчёлы и надпись, гласившая: «Лечебный сон на ульях». Я невольно хмыкнул. Кажется, многое про сон мне неизвестно. Пирожок был с абрикосами. Внезапно очень свежий, горячий и безумно вкусный. Я даже удивился: и когда успел такой аппетит нагулять? Обычно в жару есть не хочется. Озеро пришлось покинуть ни с чем. Однако я уже чётко решил, что обязательно наведаюсь сюда на обратном пути. Если уж есть возможность вытрясти информацию из местных обитателей, то этот шанс ни за что нельзя упускать. …Дом Егора Васильевича Капраря, сторожа дач и пенсионера, находился в центре села. С ним, к сожалению, было сложнее, чем с Кристиной. Там был медальон, принадлежавший девочке. Тут — ничего. О Капраре информации были вообще крохи. То, что нарыл Грабар, особо на подвиги не вдохновляло. Жил скромно, прикармливал бродячих котов и собак. Хозяйство имел скудненькое — маленький участочек земли и три печальные курицы. Впрочем, возможно, они были вовсе не печальными, но впечатление создалось именно такое. Как-то уныло очень они ходили по двору. Дом был закрыт. Однако запустения не чувствовалась. Олег поведал, что Капрарь был человеком тихим, скромным. Не скандалил, вёл себя прилично, дружил с соседями. В Счастливцево был сам, дети уехали в Винницу. Поэтому когда его нашли в собственном доме с рваными ранами, словно кто-то бил его острым крюком, а потом пытался протянуть его сквозь живую плоть, никто не мог поверить. Конечно, детали знали далеко немногие, однако слухи удивительным образом расползлись с невероятной скоростью. Потоптавшись возле зелёной калитки с пошкарлупившейся краской, я тихонько пустил через землю энергетическую нить. Прямо к дому. Хорошо, что сейчас хозяев нет дома. Ведь явно чувствуется человеческое присутствие, значит, то ли дети вернулись, то ли временно кто-то из соседей приглядывает за жилищем. Дом отозвался: немного удивлённо, но с какой-то затаённой радостью. Ведь когда умирает хозяин, то и он погружается в траур, скорбя вместе со всеми. А порой и — сильнее остальных. Поэтому, почуяв прикосновение Слышащего, способного говорить со стенами, немного отбросил тень горя. Развернувшаяся перед глазами картина заставила замереть на месте. Плотным облаком окутали запахи и образы. Звуки слились в один нескончаемый поток. Да так громко, что захотелось закрыть уши. Дом изо всех сил пытался мне показать что было, однако какой-то барьер упрямо мешал это сделать. Мне удалось лишь уловить смутную картинку: ночь, свет уличного фонаря, лай собаки. - Кто там? – хриплый старческий голос, кажется, исходил из моего горла, хоть губы и оставались неподвижными. В ответ – странный шорох и протяжный скрип. - Ну, я тебе сейчас! – пригрозил Капрарь. – Милицию вызову! Колено прошила боль. Старость – не радость. Моё сердце забилось, как сумасшедшее. И хоть сам старик был скорее раздражён, чем испуган, у меня на лбу выступил холодный пот. Что-то мерзкое и невыносимо чуждое вдруг коснулось ноги. А потом в спину ударили чем-то тупым и тяжёлым. Вспышка боли, крик и… Меня вдруг окатила странная вязкая волна, не давая дышать. Перед глазами всё поплыло. - Я же сказал – не лезь! – кто-то рявкнул мне на ухо, и залепил такую оплеуху, что в голове зазвенело. Картинка со двором Капраря резко пропала. Я ухватился рукой за забор. Колени мерзко подгибались. Да что ж это такое? Кто мешает мне добраться до разгадки? Я быстро осмотрелся по сторонам. Слава богу, никого рядом нет. Шумно втянул воздух и приложил пальцы к вискам, пытаясь унять резко возникшую пульсирующую боль. Голос. Голос был знакомым. Кажется, он принадлежал тому же существу, что появилось у меня в квартире незваным гостем. Только сейчас я разобрал, что в воздухе повис едва уловимый запах соли. Ещё раз посмотрев на дом Капраря, я отчаянно выругался про себя. Нет, иметь возможность разобраться и не иметь сил это сделать, потому что кто-то против. В ладонь впилось что-то острое. Поморщившись, я потёр её, но занозы не разглядел. Да уж. Придётся возвращаться с носом. Надежда только на ночную беседу с жителем озера. Тот явно знает, кто может выбираться из моря и бродить по близлежащей к озеру территории. Дорога назад заняла почему-то больше времени, чем в Счастливцево. За это время я успел ещё раз проголодаться, обозлиться на весь мир и неудачно позвонить Олегу. Трубку он взял, буркнул что-то нечленораздельное и сообщил, что перезвонит. Весь путь пришлось тупо смотреть в окно и стараться не думать о жаре. Скорее в номер. Там можно собраться с мыслями и выстроить план действий на вечер. Расследование заходило в тупик, и это откровенно бесило. Прибыв к гостиничному дому, я на минуту задержался у ворот, рассматривая царапину. Да уж, глубокая. Кто и как могли это сделать? Ответа не было. Покачав головой, я вошёл во двор. Не успел сделать и пару шагов, как увидел хозяйку. Она махнула рукой. — Ян, подождите. Не успев даже толком удивиться, я увидел, как она оказалась рядом и сунула мне в руки небольшой бумажный свёрток. — Это вам тут передала барышня. Кто? Барышня? — Она была красивая? — попытался отшутиться я, судорожно соображая, кто мне тут может что-то передавать. Хозяйка хмыкнула: — Да ничего так. Ирой представилась. Дальше поговорить не удалось, потому что её позвали со второго этажа. Поэтому только улыбнувшись, хозяйка оставила меня в гордом одиночестве. Я нахмурился и взвесил в руке свёрток. Неясно. Что-то лёгкое. Хм, странно. Поднявшись к себе в номер, первым делом попытался прощупать энергетический контур. Мало ли, какой подарок тут могли принести. Да и ни с какой Ирой за эти два дня не познакомился. Ладони легонечко толкнуло, пальцы защекотало, на миг захолодило, словно я коснулся металла, пролежавшего на морозе. Хм. Отголосок чего-то есть, но явно не проклятие. Что-то ускользающее, почти не ощущаемое. Наплевав на все меры предосторожности, я развернул бумагу и… молча уставился на три серебряных веретена. Вытянутых, гладеньких, словно их только что сделали. Присмотревшись, я понял, что на них есть какие-то символы. Кружочки, черточки, загзаги и что-то ещё. Жаль, что настолько мелко, что ничего не разобрать. Положив сверток на стол, я быстро соорудил скудный обед из остатков продуктов. Что ни день, то загадка. После приёма пищи и чашки кофе мозги заработали лучше. Вспомнились видения, которые любезно мне подсунул Игорь. Далевы на берегу и поблёскивавшие серебром веретёнца, летевшие прямо в море. Закрыв дверь на ключ, я присел возле странной «посылки». Что ж, если так ответа нет, то попробуем по-другому. Враждебности от предмета всё равно я не чувствую, то не стоит и затягивать. Я забрался на кровать, усевшись по-турецки. Глубоко вдохнул и прикрыл глаза. С улицы доносился женский смех и мужской говор. Пели птицы. Шумел ветер. Покой. Вдох и выдох. Забыть обо всём. Солнце, люди, обычная жизнь — далеко. Меня здесь нет. Не было. Никогда. Внутри стала сворачиваться тонкая тёплая спираль. Энергия шла снизу, медленно проникая в кровь. Когда я держал медальон Кристины, то всё было куда проще — не стоило ставить блоки. Теперь же лучше себя обезопасить. Кто знает, что там может быть припрятано. Потому и концентрация не та, что раньше. Потому и надо использовать все навыки, которые годами обретал в медитациях и работе с энергетикой земли. Серебряные веретёнца медленно поднялись в воздух. И вдруг быстро-быстро закрутились вокруг своей оси. Маленькие символы живыми кляксами плеснули в пространство, заливая его непроглядной тьмой. Миг — я потерял опору. Энергия внутри взорвалась, словно сверхновая звезда, обдала нестерпимым жаром. В ушах зашумело, а во рту появился привкус крови. Я потерял ориентацию, тело мгновенно стало лёгким, словно пушинка. Изумлённо выдохнув, я всмотрелся во тьму и вдруг понял, что снова нахожусь на морском берегу. Только не в Стрелковом. И берег другой, и шатры какие-то стоят, и голоса доносятся. Хотя… Внезапно я понял, что шатры — всего лишь мираж. Ничего и никого нет. В нескольких шагах вдруг появилась фигура. Вся смазанная, будто кто-то рисовал акварелью, а потом ещё и водой сбрызнул на неудавшуюся картину. Но у меня почему-то возникла чёткая ассоциация, что я вижу женщину за прялкой. И крутится серебряное колесо, а в нереально длинной руке — веретено. И слышится песня на незнакомом языке. Такая мягкая и тягучая. Но в тоже время полная энергии и какой-то неиссякаемой уверенности. Я нахмурился, понимая, что не в состоянии собрать мысли в кучу. — Не ходи вокруг да около, — неожиданно прошелестел, смешиваясь с шумом ветра, женский голос. — Все ответы перед глазами. Кто сильнее: жизнь или смерть? Колесо прялки закрутилось быстрее, фигуру окутало сияние. — Не ищи далеко, ищи — близко. Тиргатао уже упустила нить жизни. Из нити сплели сеть. Сетью ловят души. Моё сознание начало куда-то уплывать, голова закружилась. Я пытался сосредоточиться, однако ничего не получилось. — Берегись… Веретено вырвалось из её пальцев и улетело в ночное небо. — Берегис-с-сь… Меня вышвырнуло назад с такой силой, что я едва не стукнулся затылком о стену. Поморщившись, потёр виски. Так, кажется, у меня возникли проблемы. Пока что нигде не могу добиться чёткой картинки. Это плохо. Я глянул на веретёна: они как-то странно потускнели и потемнели, словно покрылись налётом от времени и долгого пребывания на открытом воздухе. Я взял одно из них и задумчиво покрутил в руке. Всему есть объяснение. Прялка, песня на неизвестном языке, сеть. И Тиргатао. Я откинулся назад, ощущая спиной прохладу кирпичной стены. Если память мне не изменяет, то так звали царицу меотов, воевавшую с Боспорским царством. Тут я только ухмыльнулся, благодаря про себя собственное пристрастие к истории. Да и грех было не запомнить двух воительниц — Тиргатао и Томирис, которые в своё время так насыпали перцу на хвост врагам, что об этом до сих пор пишут книги и ставят спектакли. Но если Томирис, царица сакская, здесь не бывала, то вот Тиргатао. Я нахмурился и постучал веретеном о быльце кровати, выстукивая дробным ритм. Азовское море греки называли Меотидой. И хоть конкретно здесь, на территории Стрелкового и близлежащих сёл, меотов не было — это не значит, что сюда никто не мог приехать. Если верить картам историков, то современная Кубань — вот их место обитания. Но… история — наука непрозрачная, сквозь слой пыли прошедших веков поди разбери где правда, а где ложь. Я задумчиво закусил губу. Как связаны предупреждения, фигура, меотская прялка и Тиргатао? Связано. Только мысли что-то разбегаются врозь, совсем не хотят работать на благо родины. Я встал с кровати и вышел на балкон. Так, может, конечно, не получится, но надо попробовать. Положил руки на перила и посмотрел на яркое солнце. Чёрт, больно — вон как светит. Но губы сами поползли в улыбке. Как она там говорила: кто сильнее? Жизнь сильнее. Смерть — раз и пришла. А жизнь вон сколько идёт. И не сдаётся, продолжается, даёт новые ростки. Можно возразить, что рано или поздно всему придёт конец. Но до конца… ты ещё доживи. Мне повезло — во дворе пока никого не было. Лёгкий ветер почти не ощущался. Я тихонько поманил его к себе, рисуя пальцами спирали в воздухе. Не зря же ветер ластился ко мне. Значит, есть надежда поладить. И пусть я Слышащий Землю, но кое-что всё же сумею. Ветер замер заинтересованным зверьком, пошевелил мои волосы, щекотливо коснулся прозрачными пальцами губ, щек, ресниц. Провёл по скулам, дохнул на шею июльским зноем. — Ну, ближе… — шепнул я. И человеческие слова не прозвучали, как следует, а смешались с шумом листвы, шорохом оставленного во дворе пустого пакета, потрескиванием сухих веточек, упавших в траву. Ветер замер, а потом обнял руками-вихрями, вопросительно зашелестел на ухо, мол, что-что-что и слушаю-слушаю-слушаю. — Передай Игорю, что мне нужна его помощь. Если он поможет выяснить, кто такая Тиргатао, то я помогу ему вернуться в физическое тело. Ветер рассмеялся, зашипел: хорошо-хорошо-хорошо. Обхватил напоследок, словно желая напиться силы земли, и резко улетел в небо. Да так лихо, что сорвал панамку с шедшей по улице длинноногой девчонки. Она вскрикнула и недовольно посмотрела на меня, будто это было моих рук делом. Я подмигнул ей и нырнул в комнату, довольный, что удалось дотянуться до ветра. Не совсем теряю сноровку, уже приятно. Не успел я порадоваться своим успехам, как зазвонил мобильный. Грабар, надо же. Взяв трубку, незамедлительно поприветсвовал: — Здравствуй, моя пропавшая принцесса. Я уж тут испереживался — не украл ли тебя злой людоед? — Заметно, — как-то устало отозвался Олег. — Слушай, может, умничать будем в другой раз? Судя по тону, ты там довольный как слон. Не удивлюсь, если наплевал на свои принципы и греешь пузо на солнышке. Я поморщился: — Очень остроумно. Выкладывай, что произошло? Повисло молчание. Я чувствовал, что Олег очень не хочет говорить, однако, если уж позвонил, то иного выхода нет. — Тут новости. Это не по телефону. Приезжай в Херсон. От услышанного я сел. Так как совершенно не ожидал такого. Что угодно, но не «бросай всё и беги сюда». — Почему? У меня тут больше вопросов, чем ответов. Хотя не скажу, что время проходит неинтересно. — Верю, — как-то мрачно ответил Олег. — Но сейчас маньяк немного подождёт. Тут кое-кто хочет с тобой поговорить. Это мне не понравилось. Мой взгляд наткнулся на веретёна. Мелькнула мысль, что надо бы их спрятать. А лучше забрать с собой и показать только Грабару, больше никому. — Ян, поверь. Это серьёзно. — Верю, — вздохнул я, — завтра с утра буду выезжать. — Почему не сегодня? — напряжённо спросил он. Ветер распахнул балконную дверь, сердито стукнул форточкой. Швырнул мне на колени свёрнутую записку на пожелтевшей бумаге и тут же исчез. Я взял её и отстранённо ответил: — Сегодня тут у меня есть дела. И сбросил вызов. Хоть что-то надо решить. Бросать на полпути — не люблю. Но раз такие обстоятельства, то хоть кое-что надо успеть. Аккуратные угловатые буквы, стремительный почерк, наклон вправо чуть больше, чем надо. Кратко и убедительно. «Я жду на берегу». Я невольно ухмыльнулся. Какая романтика. Если Грабар увидит, то подумает, что у меня тут свидание. Снова вспомнилась Ира. Ёлки… Кто это может быть? Пожалуй, кроме Екатерины, двух девочек, приехавших на отдых и хозяйки гостиничного дома, я больше ни с кем из женщин не общался. Кто? Я снова глянул на записку. Ладно, берег. Шепчущий с ветром найдет меня сам, коль так приглашает. И тут же потянул уголки бумаги, чтобы разорвать, однако пальцы обожгло так, будто схватил пучок крапивы. Вскрикнув от неожиданности, я разжал руки. Записка жёлтым лоскутком упала на пол. Нахмурившись, я присел рядом и поднёс ладонь к безобидному на вид кусочку бумаги. Стало вдруг жарко-жарко, словно кожи почти касалось пламя свечи. Но сила ветра не может такого! Уголки записки медленно свернулись, как живые, пряча от меня фразу Игоря. Во рту неожиданно пересохло. Показалось, что кто-то находится в номере. Совсем рядом: заглядывает через плечо, обжигая дыханием кожу шеи. Желтая бумага вновь тихо зашуршала, медленно разворачиваясь. Светло-бежевый коврик, на котором она лежала, вдруг начал пропитываться чем-то тёмно-красным и густым. В воздухе появился солоноватый запах с оттенком металла. Я сглотнул, позабыв, как дышать. Записка почти выровнялась, багрово-чёрными буквами проявились два слова. «Волнуюсь. Море». Мою шею сжали чьи-то пальцы, не давая шевельнуться, парализуя одним прикосновением. — Попалс-с-ся, — прошептали на ухо с особым извращённым удовольствием. Перед глазами всё поплыло. Я захрипел. Руки и ноги и онемели, сердце замерло, будто никогда не билось. Последнее, что я успел увидеть: записка извернулась и вдруг скрутилась в острый рыбацкий крюк. — Попалс-с-я. Мой. Резкая боль пронзила грудь, и я потерял сознание.