Синее и Красное. Ангел и Демон.

POV Акнология. Размышления о Кушине. Какая же она глупая. Несносная идиотка. Как же она меня раздражает! Почему она постоянно преследует меня, ходит за мной по пятам, словно тень? Все люди такие жалкие, так что мне помешало просто раздавить ее? Ведь она просто насекомое для меня вот как думал я в начале нашего знакомства. Когда я впервые увидел ее, то был в облике дракона и ни капли не удивился, что гримаса ужаса исказила ее лицо. Я же практически не удостоил ее своим взглядом, только спросил у Зерефа: — Зачем ты притащил с собой этот кусок мяса? Она будет только мешать. И тут произошло то, чего я никак не мог ожидать: девица вскинула на меня яростный взгляд и пронзительно закричала: — Как ты смеешь так меня называть!? У меня между прочем есть имя! Я Узумаки Кушина, даттебане!!! Я, малость, ошалел от такой дерзости жалкого человека, и мне было, собственно, плевать, что из Узумаки, Кушины и "Даттебане" было ее настоящим именем. Я просто решил немедля устранить объект раздражения и уже занес над ней теперь уже единственную лапу, но Зереф своим жестом остановил меня. — Погоди, Акнология. Не кипятись. Мне нужна ее сила. Кушина не из этого мира, и только я знаю, как отправить ее обратно. У нас с ней уговор — она год сотрудничает со мной, я пользуюсь ее чакрой, а потом я помогу ей вернуться. Так что не трогай ее. Я совсем не понимал Зерефа. Зачем ему понадобилось это ничтожество? Но вдаваться в подробности не стал. — Как знаешь. Только в толк не возьму, что можно взять с этого куска мяса? Девчонка, видимо, от возмущения и обиды покраснела как помидор и только открыла рот, чтобы излить на меня свой гнев, как Зереф знаком велел ей молчать. — Акнология, не делай поспешных выводов, ты многого не знаешь. Ладно, мне вы оба надоели, я отправляюсь по делам. Надеюсь, вы не поубиваете друг друга, пока меня не будет. Его последняя фраза чуть не заставила меня издать сатанинский смех. Как этот никчемный мешок плоти и костей может меня убить? — Иди уже, скатертью дорога. Как только маг скрылся, я, уже в облике человека, подошел к ничего не подозревающей девушке и зловеще прошептал ей на ухо: — Ну смотри. Если будешь мешаться под ногами, я тебя просто раздавлю. Она сначала вздрогнула, наверное от неожиданности, что я предстал перед ней в образе человека. Но ее наваждение длилось недолго. Она крепко сжала кулаки и, повернувшись ко мне, с вызовом посмотрела на меня снизу вверх, так как в человеческом облике я был порядком выше ее. — Я с тобой наравне, даттебане. — несмотря на внутреннюю уверенность, девчонка была невысокой и довольно хрупкой, так что даже в человеческом обличии я одной рукой мог бы переломить ее пополам. После она гордо развернулась и ушла. Это был единственный случай, когда я решил заговорить с человеком первым. Но с чего это? С тех пор мне приходилось терпеть общество этой чокнутой девицы. Почему чокнутой? Потому что более болтливого и суетливого человечишки я не видел. Ее рот никогда не закрывался, и они с Зерефом превосходно нашли общий язык, так как пока он говорил одно слово, она уже успевала составить огромный монолог, и их это обоих устраивало. В ней было так много энергии и жажды жизни, что это просто поражало. Поначалу меня неимоверно раздражала ее неустанная болтовня и непоседливость, так как я привык к тишине и затворничеству. Но порой, когда ее не было поблизости, даже не хватало ее раздражающего, звонкого смеха. Так мы начали работать бок о бок. Зереф давал нам одни задания на двоих и я наконец узнал ее силу. Она как и я была монстром. То, что я однажды увидел, не забуду никогда. Когда в пылу битвы, девушка, вся израненная, стала покрываться оранжевым облаком, очертания которого напоминали лиса, я особо не придал этому значения. Но когда этот лис размерами почти поравнялся со мной и начал сносить все на своем пути, даже я — виды видавший хладнокровный убийца был в шоке. Мне пришлось вступить в бой с этим чудищем, чтобы вернуть девчонку. Лис был неимоверно силен, яростен, и к тому же имел девять хвостов. Туговато мне пришлось, но все же я одолел его. Кушина после этого находилась в бессознательном состоянии, такая жалкая и обессиленная, что было бы выше моего достоинства убить ее сейчас, хоть и хотелось за доставленные неудобства. Я взвалил ее переломанное тело на спину, и придерживая его единственной рукой, направился к Зерефу. Этот ублюдок должен объяснить, почему он скрыл от меня то, что эта девчонка обладает такой колоссальной силой. Задание было выполнено просто на сто баллов. Кушина постаралась на славу и от многих просто мокрого места не оставила. Это вызывало во мне чувство солидарности и одобрения, но вот только если бы она узнала, что натворила, наверно, получила бы разрыв сердца. Конечно, такая святоша даже насекомое не убьет, не то что сотню людей. Пока я нес это рыжее недоразумение к Зерефу, я все не мог понять, что это за сила такая? Как она могла принять облик такого монстра? Она что, что-то вроде убийцы драконов? Я никогда не забуду эти красные глаза, полные ненависти и огромные белые клыки. Но больше всего меня поразили неимоверные хвосты. Весь этот фантастически чудовищный образ никак не вязался с хрупкой веселой девицей, у которой глаза напоминали два солнца, а не налитые кровью чаши. Не хотел признаваться самому себе, но ее сила вызывала во мне восхищение. Я впервые почувствовал интерес к человеку, которого посчитал равным себе. Но она ненавидела меня. И как ни странно, не боялась, что злило меня больше всего. Я мог в одиночку уничтожить не то что гильдию — весь мир, если бы мне это было нужно. Я наводил ужас на многих доблестных смельчаков не то что своим появлением, но даже именем. И тут появилась какая - то выскочка, которая по силе почти равна мне, ломает все мои принципы и устои и к тому же смеет не бояться и ненавидеть меня. Это было противно. В свободное время на все ее попытки заговорить со мной я, как истинный король драконов, отвечал ей игнором. Но когда я колко задевал ее, рыжая бестия не заставляла себя ждать и выливала на меня все свое негодование, не забывая при этом десять раз добавить свое любимое "даттебане", что меня даже забавляло. На все ее сцены я взирал холодным, убийственным взглядом, но внутри себя чувствовал, что мне нравится доводить ее и что мне интересна ее реакция. При этом желание убить у меня стало возникать все меньше и меньше. Раздражать она меня никогда не переставала, но меня поражала невероятная быстрота смены ее настроения. Она могла до потери пульса доказывать мне, что я не прав, но не проходило и пяти минут, как она уже пыталась просто и по-дружески заговорить со мной. Я в таких случаях мерил ее презрительным взглядом и молча отворачивался. Она при этом по-детски надувала губы и лицо ее становилось пунцовым от злости. Это вызывало у меня двойственное чувство: равнодушие к ее негодованию и сладкое наркотическое удовольствие от того, что я унизил человека. Но однажды произошел случай, после которого мы с ней больше долгое время даже не смотрели друг на друга. Как - то, после ее очередной попытки заговорить со мной и моего красноречивого игнора, Кушина бросила мне в спину такие слова, от которых я остановился и долго смотрел перед собой в одну точку. Ее слова были сказаны очень тихо, даже чересчур спокойно, но настолько пронзительно и в точку, что впервые за долгое время я испытал хоть какие - то сильные чувства, пусть даже и лютую ненависть. — Ты делаешь так потому, что боишься. Боишься подпустить к себе кого-нибудь и привязаться. Возможно когда-то тебя кто-то предал или ты потерял близкого тебе человека и теперь боишься вновь быть обманутым или почувствовать боль утраты. Поэтому и скрываешься здесь один, строя из себя неприступного монстра, у которого на лбу висит табличка с надписью "попробуешь заговорить — убью". Тебе легче отгородиться от всех и надеть эту чертову маску, чем хотя бы самому себе признаться, что тебе одиноко. Но так жить нельзя, несмотря на всю свою силу дракона ты просто несчастен и жалок, даттебане! — последние слова девчонка уже кричала. Медленно выходя из ступора, я чувствовал себя так, словно меня окатили ведром ледяной воды или неожиданно ударили в солнечное сплетение. Еще никто не смел затрагивать при мне эту тему. Никакой чертов дракон, даже Зереф не делал этого. Я, плохо соображая что делаю, резко развернулся, нагнал удаляющуюся Кушину, рывком развернул ее к себе, и, схватив за шею единственной рукой, практически впечатал в ближайшую стену. — Слушай внимательно и только попробуй раскрыть свой никогда не затыкающийся рот. Кто ты такая, чтобы говорить мне, кто я, как я жил или живу? Что ты знаешь обо мне или этом мире? Сколько тебе лет? Двадцать, может чуть больше? А мне, черт возьми, множество сотен лет! Я повидал столько за свою жизнь, имел такую власть в этом мире, знал столько тайн, что твой жалкий ум просто не в состоянии постичь. Я выиграл сотню войн, убивал своих врагов и даже собратьев такими изощренными способами, что тебя бы просто хватил удар, увидь ты это. И я убивал сотнями, тысячами. Иногда просто ради забавы. Для меня человеческая жизнь не имеет никакой ценности и твоя в том числе. Вы все для меня просто насекомые, надоедливые мухи, которых надо давно всех прихлопнуть, и твое счастье, что я до сих пор не сделал этого. Ты должна Бога благодарить, что я вообще заговорил с тобой. Посмотри на мою руку, которая сейчас сжимает твое горло. Я могу одной этой рукой раздавить тебя, как орех. Никто и никогда не смел лезть мне в душу и ты не будешь исключением. Я смотрел на Кушину, которая отчаянно сопротивлялась, своими руками пытаясь сбросить мою со своей шеи. Но когда я произносил всю эту речь, она на время прекратила попытки освободиться и просто в немом отупении смотрела на меня. С каждым моим страшным словом ее глаза раскрывались все шире, и в них рос ужас, как у многих моих жертв, которые взирали на меня перед кончиной. Она, наверное, не верила, что все это происходит сейчас с ней. Как банально. — Отпусти. — ее голос пока что был твердым. Значит я недостаточно напугал ее. — Нет. Отвечай, ты усвоила урок? — моя рука против моей воли стала крепче сжимать ее горло. Девушка стала задыхаться и уже слабо сопротивлялась. Ей заметно не хватало воздуха. — Отпусти! — уже почти шепотом сказала Кушина. — Нет. Ты не ответила на вопрос. — ее упорство только разогревало мой азарт. Еще немного и я убил бы ее, но мне пока было мало ее страданий. Я продолжал сильнее сжимать ее шею. Девчонка уже почти начала терять сознание, слезы выступили на ее глазах и катились по ее щекам, словно жемчуг. Лицо становилось синюшным, но я не унимался. — Проси о пощаде, сука. — по-видимому, она была бы уже рада и попросить, но находилась в предобморочном состоянии, поэтому я наконец разжал свою руку. Наваждение спало с меня, и я понял, что действительно переборщил. Кушина, как мешок повалилась к моим ногам и зашлась в судорожном кашле. Когда приступ удушья прошел, я услышал тихие всхлипывания. Да. Этого я и добивался. Я сломал ее волю и гордость так, что она валяется у моих ног и рыдает, как последняя слабачка. Но мое ликование было преждевременным. Кушина с небывалым трудом поднялась на ноги, и, вытирая струйку крови, льющуюся изо рта, с вызовом посмотрела на меня. Что это был за взгляд! Я никогда прежде ни у кого не видел такого, да и не стремился увидеть. В ее глазах по-прежнему стояли слезы, но они не были признаком слабости. Злость и понимание, ненависть и желание помочь, раздавленная гордость и небывалое достоинство: все перемешалось в ее чертовых голубых глазах. — Я никогда никого не буду молить о пощаде. И повторю: ты не обманешь самого себя, даттебане. Эту войну ты сейчас проиграл, хоть кровь течет и у меня. — она развернулась и тихо пошла в противоположную от меня сторону. Чувство удовлетворения от ее падения начало быстро сходить на нет. И все таки последнее слово осталось за ней. Как же меня это бесит. Она не боялась меня. Даже если бы я сейчас убил ее, она бы все равно не прогнулась. Я смотрел вслед ее удаляющейся фигуре. Она гордо распрямила свои хрупкие плечи и вскинула голову, а ее чертовы красные волосы развевались на ветру. Неужели я любуюсь ей? Что это за неведомая хрень? Только что я хотел и готов был прихлопнуть ее, а уже сейчас, как дурак , пялюсь на ее фигуру и волосы, признавая ее правоту. Я усилием воли сбросил с себя это наваждение. Не позволю себе дать волю слабости и не привяжусь к ней. Она просто жалкое насекомое, не стоящее внимания. Я ничего не могу испытывать к ней, даже отвращения. Она просто надоедливый кусок мяса. Так было и будет. После этого мы оба стали делать вид, что не замечаем друг друга. Она смотрела сквозь меня, а я вообще на нее не смотрел. Но если мой взгляд случайно пересекался с ее, то в этих глазах я видел лишь северный холод и отчуждение к моей персоне. Все встало на свои места. Вот вроде я и добился чего хотел - она отстала и прекратила свои жалкие попытки заговорить со мной или вразумить, ее словно и нет рядом. Но что-то было не так. Явно не так. Но что именно я не мог понять. И это меня очень злило. Я часто стал ловить себя на мысли, что мне не хватает этих бесконечных словесных перепалок, до жути раздражающего смеха или нелепого "даттебане". Этого просто не могло быть. О чем я вообще думаю? Я же Акнология, человек - дракон, не имеющий никаких чувств кроме жажды крови и удовольствия от сознания своей силы и власти, мое сердце давно умерло, так почему, когда я вижу, как эта девчонка заливается смехом, сидя порой рядом с Зерефом, я обращаюсь в дракона, лечу к какую-нибудь пустынную местность и от бессильной злости крушу все подряд? Так уже бывало и не раз, и мне хочется прибить Зерефа к чертовой матери, а ее схватить опять за ее тонкую хлипкую шею и заставить ее ползать передо мной. Мне хотелось, чтобы она снова пыталась заговорить со мной, умоляла и унижалась, чтобы я обратил на нее свое внимание. Только передо мной. Но она не делала этого, упорно продолжая избегать столкновения со мной. И вот Зереф наконец то отправил нас с ней на миссию, с которой я и иду сейчас, размышляя о всем этом, и несу на плече объект своих дум. Так как шел я уже очень долго и к тому же был изрядно потрепан девятихвостым монстром, я решил сделать привал. День близился к вечеру. Я нашел более подходящее место для ночлега - небольшую пещеру и решил развести огонь. Кушина все это время лежала неподалеку как мешок с трухой. На одну секунду мне даже стало ее жаль - девчонка вся была в ссадинах и кровоподтеках, а ее плечо было пробито насквозь. Естественно мне и в голову не пришло перевязать ей раны. Но чтобы уж совсем не довести ее до смерти, я подтащил ее тело поближе к костру и посадил ее так, что она как - будто облокотилась спиной о камень. Примерно минут через двадцать девица начала приходить в себя. Когда сознание почти полностью вернулось к ней, Кушина мутным взглядом обвела место своего пребывания и меня в том числе. - Где я, даттебане? - Не важно. После задания ты отрубилась и я принес тебя сюда. Здесь мы переночуем, а завтра отправимся к Зерефу. Если будешь задавать лишние вопросы я убью тебя, пожарю и съем вместо шашлыка. - Ну да, знаем, слышали. Ничего ты не сделаешь. - Почему ты в этом так уверена? - По двум причинам. Первая - я нужна Зерефу и он не простит тебе если ты меня убьешь. Второе - в юности меня прозвали "Кровавая хабанеро". Если ты съешь меня, ты станешь к тому же огнедышащим драконом. - при этом в ее темно-голубых глазах заиграли маленькие бесята. - "Значит уже приходит в норму" - почему то с облегчением подумал я. - Я могу сказать Зерефу, что ты погибла во время задания. - А что насчет второго? - Недавно я задумывался, что не плохо было бы приобрести способности огнедышащего дракона. - я с недовольством заметил, что начинаю шутить. Это мне совсем ни к чему. - Шутки оставь при себе. Я ужасно голоден. Если ты не приготовишь что-нибудь, то точно станешь моим ужином. - Знаешь, я тоже бы не прочь поесть. Но было бы из чего готовить, даттебане. Я фыркнул, но так как это касалось напрямую меня, решил достать сырого мяса. - Скоро вернусь, а ты это время попробуй только смыться. - Нет, единственное что я хочу - есть и убить тебя, даттебане. - Очень умно. - бросив на девушку последний презрительный взгляд я отправился в лес. Отсутствовал я не долго и принес с собой убитую мной лань. Кушина в это время уже успела привести себя в порядок - наверно неподалеку находился ручей и она смыла с себя кровь и сейчас ловко перевязывала себе рану на плече. Для больной и уставшей она выглядела слишком бодро, что не мало удивило меня и даже - не хотел признаваться себе - восхитило. - Я вижу, что ты быстро оклемалась, что довольно странно, для твоих ран. - Особенно если вспомнить, что моя оторванная рука болит до сих пор. - Раны заживают на мне за очень быстрое время, благодаря моему происхождению. - Твоему происхождению? - Я родом из клана Узумаки. Характерной чертой нашего клана являются особый стиль боя, красные волосы и могучая жизненная энергия и выносливость. - Ясно. Ладно, хватит болтать, надо разделать лань. - Да, надо, а то у меня уже желудок к спине прилип, даттебане! Мясо мы разделывали молча, но при этом я невольно наблюдал за действиями Кушины, отмечая про себя каждые мелкие детали ее поведения, каждый жест, взгляд и поворот головы. Что-то было в этой девчонке колдовское, что притягивало против воли. Я опять не о том думал, идиот. - Теперь давай жарь. Только не вздумай превратить это в угольки или жарить специально долго, чтобы позлить меня. - Ты подкинул мне отличную идею, даттебане! - при этом она показала свою ослепительную улыбку в тридцать два зуба и подмигнула мне голубым глазом. Голос ее не выражал никакого сарказма, ехидства, только искренний светлый юмор. Со мной никто уже много сотен лет не разговаривал так. Почему то даже на душе легче стало от ее улыбки. Хотя о чем это я? Что - то не в ту степь меня понесло, у меня нет ни души, ни сердца, а она просто насекомое. Хотя если она не пожарит мясо, я не доживу до утра и придется ее съесть. Но тогда мне будет совсем скучно. Но разве мне не наплевать? - Долго ты еще будешь копаться? - Если хочешь на ужин полусырое мясо, тогда иди сюда. Я фыркнул. Она опять совсем не боится меня! Как же меня это достало. Четыреста лет я наводил на людей вселенский ужас и всю эту великолепную картину ломает эта рыжая выскочка. Хотя цвет ее волос был не совсем рыжий. - Вот и все. Можем приступать к трапезе. Не веря своим ушам, я, как дикий зверь, накинулся на горячее мясо и начал рвать его зубами, заглатывая огромные куски, при этом обжигая руку, которой держал еду. Но мне было плевать на боль от ожога, я просто упивался вкусом мяса. Кстати Кушина приготовила его восхитительно. Когда первый голод был утолен и мной, как оказалось, была съедена большая половина лани, я посмотрел на девчонку. Она сидела, во все глаза уставившись на меня, а точнее на то, КАК я пожираю плоть бедного животного. Сама же она ела небольшими кусками, деликатно нанизав их на тонкую ветку. Увидев ее реакцию на мою манеру есть, я только злобно ухмыльнулся. - Что, боишься меня? - Нет, не дождешься, даттебане. Просто думается мне, придется тебе идти еще за одной. - Мне лень. Я скоро наемся, а ты и одной десятой не съешь. На это девчонка ничего не ответила, а только внезапно погрустнела, стала задумчивой и взглядом уставилась на огонь. Странно, что я, Акнология, вообще заметил перемену в чьем либо настроении. Меня так и подмывало спросить, с чего это она не треплет языком, как обычно, не достает меня и не ржет, как ненормальная, почему сидит, как унылое г..вно, но моя гордыня не позволяла мне поинтересоваться, в чем дело. Еще меня внезапно поразил тот факт, что мы чуть ли не в первый раз разговариваем почти нормально, особенно, если учитывать, что я чуть не задушил ее недавно, за ее правдивые слова. Наконец, Кушина сама не выдержала молчания и решила затеять разговор. - Слушай, Акнология... - вот это поворот! Она впервые назвала меня по имени. Мне казалось, что апокалипсис наступит сейчас. С чего это вдруг девица решилась на такое? Не хотелось признавать, но я испытал чувство поганого тепла на своей мертвой душе, отчего хотел врезать самому себе. - Чего тебе? С чего это ты вдруг решила назвать меня по имени? Подлизаться решила? И тут произошло мега неожиданное: Кушина соскочила с небывалой для раненой быстротой со своего места, и со всей силы ударила кулаком об землю возле меня так, что та заходила ходуном. Затем она выпрямилась и с такой дикой яростью посмотрела на меня, что меня даже передернуло. Ее воинственная поза не предвещала ничего хорошего, волосы за спиной развивались, напоминая огненные всполохи и хвосты того демона лиса, которому я наподдал сегодня и кем по сути и являлась Кушина. Девушка до хруста сжала кулаки и вылила на меня все свое негодование: - Твою же мать, как же ты меня достал, чертов кретин! Я много имен могла бы тебе придумать, но это ни к чему, ты и сам знаешь, кто ты есть! Ты можешь хоть раз засунуть свое высокомерие в свою чешуйчатую задницу и просто нормально поговорить? Я не стремлюсь лезть к тебе в душу и не прошу тебя раскрывать ее передо мной, но неужели просто выслушать другого человека тебе совсем западло? Что ты теряешь от этого? Или это ниже твоего достоинства? Если я не обладаю такой колоссальной силой, и имею обыкновенные человеческие эмоции и чувства, значит я слаба? Если я решила поделиться с тобой своими мыслями, это не значит, что я подставляю тебе свою спину, чтобы ты воткнул в нее нож, это значит, что я все еще умею доверять людям и еще не разочаровалась во всем, и я никогда, слышишь ты, никогда не перестану верить в хорошее и никогда не сдамся, назло таким как ты, даттебане! - ее голос уже охрип, глаза были полны мятежного огня, а дыхание стало прерывистым и тяжелым. Она опять поразила меня, в самое мое черное сердце. Я просто тупо смотрел на нее, но в душе переживал бурю эмоций. Бесполезно запугивать ее, применять силу. Она действительно никогда не сдастся. - Я слишком много повидал в этом мире, чтобы еще не разочароваться в нем. - я бросил на Кушину пристальный взгляд. - Какой же ты все таки упертый. Значит ты сдался изначально. Позволил тьме овладеть тобой. - и внезапно ее голос стал мягким, а взгляд грустным и... понимающим. - Акнология, ты ведь можешь все изменить. - она улыбнулась и затем потеряла сознание. "Наверное, от еще не зажитых ран" - подумал я, усаживая девчонку на прежнее место. Я приподнял ее лицо за подбородок, отводя алые пряди с лица. И какая же она все таки красивая. Я такой красоты и в жизни не видывал. За все эти чертовы четыреста лет. Эти красные, как рубин, волосы оттеняли белую кожу, черты лица были такими мягкими и правильными, вообщем, она была идеальна. Где я был в тот момент? Я, Акнология, который не воспринимал людей даже как пищу? Что со мной было в тот момент? Что заставило меня сидеть и упиваться красотой обычной смертной девки? Она творила со мной что-то невероятное. Даже с закрытыми глазами она сейчас имела власть надо мной, Акнологией, королем драконов! Я должен снять с себя это чертово наваждение. Я всегда был монстром, жутким чудищем, вселяющим ужас всему живому, так было и будет дальше, я не позволю какой-то красноволосой ведьме все испортить. Она должна умереть! Здесь и сейчас! Вконец обезумев, я занес над Кушиной руку, чтобы мои пальцы навсегда сомкнулись на ее шее, но в последний момент остановился - она улыбнулась во сне. Улыбнулась как ребенок, так, словно во сне думала о чем то дорогом и любимым ей. И я опустил свою руку. Я жалкий слабак. Сотни лет я убивал и калечил людей и драконов, а сейчас не могу прихлопнуть спящую девчонку? Пусть так, но я этого не сделаю. Я еще раз посмотрел на Кушину. Ее внешность пробуждала во мне дикие, древние желания. Ее лицо было таким умиротворенным, губы были слегка приоткрыты, через зеленое платье были смутно видны очертания стройной фигуры и объемной груди. Я совсем потерял контроль над собой. Пусть завтра я буду презирать себя за подобную слабость, но сдерживать себя сейчас я не буду. Я убрал с лица Кушины мешающие алые пряди и впился в ее губы грубым поцелуем. Возможно, надо было немного помягче, но по-другому я не умел. Такого райского наслаждения я не получал уже очень много лет. Сколько точно сказать не могу, но вкус человеческого тела для близости я давно забыл. Я упивался вкусом ее сладких губ, запахом ее кожи и волос, по-хозяйски исследуя ее рот своим языком. Если бы надо было выжать из Кушины всю ее жизненную энергию, то такого поцелуя хватило бы для этого. Своей единственной рукой я обследовал ее тело, проводя линию от ее бедра по талии и сжимая ее упругую грудь. Как же она прекрасна. Желание росло во мне с еще большей силой, заставляя кровь закипать от возбуждения. Еще немного и она будет моя. Моя... Стоп. На секунду я прекратил свой бурный пролог к сексу и посмотрел на лицо девушки. Сейчас ее сознание далеко отсюда, я держу в своих объятиях только тело. А что было бы, если бы она была в сознании? Она также как и я, поддалась бы желанию, или же сопротивлялась бы? Почему это меня так волнует? Очнись, Акнология, для удовлетворения физической похоти, совсем не обязательно обоюдное соглашение. Тебе главное физически овладеть ей, ее чувства совсем не в счет, даже если бы она испытывала отвращение и отчаяние. Но мне хотелось большего. Большего, чем просто мое физическое удовлетворение. Мне хотелось ее согласия. Чтобы она сама просила меня об этом, чтобы она сама получала наслаждения от моей власти над ней. Как бы это парадоксально не звучало, я хотел этого не ради своего самолюбия, а потому что мне в первый раз в жизни были важны чьи - то чувства. В первый раз я подумал о ком то кроме себя. Мне не хотелось причинять ей боль своей властью. "Моя" значило для меня, что она всецело будет принадлежать мне, и телом и душой. Но она никогда не будет моей именно так. Слишком она чиста и светла для меня. Я же просто убийца и монстр, и ее я больше не трону. Я сел возле огня и просто стал думать. Думать о разном. Да уж, думать это являлось моим хобби, за 400 лет затворничества и одиночества я только и делал, что думал. Примерно через пол часа Кушина вновь стала подавать признаки жизни. Когда она , под моим пристальным взглядом стала принимать сидячее положение, я едва не рассмеялся - она со своими растрепанными красными волосами была похожа на несуразного цыпленка, который только что вылупился. Но я снова надел на себя ледяную маску безразличия, я все же не удержался и подколол ее: - Давай, еще спроси где ты. - Кушина одарила меня грустным и одновременно воинственным взглядом. - Я тебя не об этом хотела спросить, даттебане. Акнология. Я вновь был удивлен. Какая же она настырная, и все таки по имени меня звать решила. Ну что ж, спорить с ней у меня не было желания, к тому же эта безбашенная больше не вызывала у меня никаких негативных чувств, сделав первой шаг навстречу такому монстру как я. - Хорошо. Все равно ведь не отстанешь. От такого заявления ее глаза широко раскрылись и в них я прочитал неподдельное удивление тому, что я позволил ей и наконец то сдался. Но ее изумление быстро прошло, сменившись на ее привычный позитив. Она ударила кулаком о кулак и радостно пропела: - Сразу бы так, даттебане. Так слушай, я хотела узнать, почему я потеряла сознание на поле битвы? Я ничего не помню, и это меня пугает. После ее вопроса у меня перед глазами возникла картина сегодняшней давности. Огромный девятихвостый лис с корнем выдирает деревья, уничтожает людей,а его налитые кровью глаза еще недавно были голубыми, чистыми и светлыми. Сказать ей правду? Что она убила сегодня кучу людей, или благополучно соврать, поверхностно загладив это происшествие. Но я не ангел милосердия, и решил сказать все как есть. - Теперь я понимаю, почему Зереф хотел твоей силы. Сначала я не понимал, что можно взять с жалкого человека. Но ты оказалась далеко не жалкой. То, что я увидел сегодня, было тому подтверждением. - я замолчал, ожидая ее реакции. Кушина изменилась в лице. Ее безмятежное выражение лица сменилось на настороженное и серьезное, губы сомкнулись в узкую линию. - Ну и что ж ты так тянешь? - Мне нравится издеваться над тобой. Нравится играть с вами людьми, вашими жалкими чувствами. Ладно, мне уже самому надоело. Я, собственно, сам хотел спросить тебя о том, что ты есть на самом деле. Что за монстр живет в тебе. Глаза у Узумаки совсем вылезли из орбит. Она смотрела на меня, просто раскрыв рот, как рыба. Как же несуразно она выглядела в этот момент. - Так значит... Это все же произошло. Он вырвался из под контроля. В первый раз... - я не очень то понимал ее "внятную" речь и уже начинал порядком злиться. - Ты, черт возьми, может расскажешь мне, что это уже все значит? - Видя мою агрессию, Кушина бросила на меня тяжелый взгляд и спросила: - Ты действительно хочешь это услышать? Меня уже начинало это доставать. - Заканчивай эти красивые предисловия для показухи, я в этом мире столько повидал, что тебе и не снилось, девочка. - Не называй меня так. При всем нашем скудном общении ты давно дал понять, что разговаривать с людьми не желаешь, вот поэтому я и начинаю как ты сказал "с предисловия", даттебане. Вообщем, я не из этого мира. Наш мир не очень то отличается от вашего. Драконов там, конечно нет, но есть хвостатые демоны - Биджу. По силе и размерам они могут сравниться с вами. Всего демонов девять, каждый демон хвосты. Чем больше хвостов, тем биджу сильнее. Предельное количество биджу девять. Хотя глубоко в древности существовал еще и десятихвостый - прародитель этих девяти. Его сила была чудовищна. Первый человек, который научился пользоваться чакрой - жизненной и духовной энергией - Хагоромо Ооцуцуки смог победить этого монстра и запечатать в себе. Так он стал первым джинчурики. Джинчурики - это люди, в которых запечатан какой - либо хвостатый. Позже Хагоромо смог разделить чакру десятихвостого на девять долей. Так и появились девять биджу. Каждый из биджу напоминает какого-либо животного, либо их слияние. Они имеют разум и речь и большинство из них озлоблены, потому что мы - люди, лишили их свободы и начали запечатывать в себе. Когда зверь запечатан, он как бы находится в твоем сознании, ты являешься его сосудом и можешь пользоваться его чакрой и иметь контроль над ним. Но если джинчурики не в ладах со своим биджу, последний может подавить твою волю и вырваться наружу, при этом ломая печать, что и произошло сегодня со мной. Я являюсь джинчурики самого сильного биджу, имя которого - Кьюби. Его внешность напоминает огромного лиса с клыками и человеческим телом. Обычно судьба джинчурики довольно печальна - во многих деревнях их боятся и презирают, кого - то просто используют как оружие. Моя судьба тоже не отличалась радостями. Родилась я в стране водоворота, в алом клане Узумаки. Но в детстве, так как моя чакра идеально подходила к чакре Кьюби, было решено, что я стану его сосудом, для безопасности деревни. Я была глубоко поражена и испугана, но моя предшественница из клана Узумаки, которая также являлась джинчурики, заверила меня, что я по натуре сильный человек и со всем могу справиться. Но мне было очень тяжело. Когда я пришла в академию ниндзя, стала изгоем из-за своего мальчишеского характера и красных волос. Меня гнобили, пытались сломить, но я всегда давала жесткий отпор с помощью кулаков и грубой силы. Сверстники стали бояться меня и прозвали "Кровавая хабанеро" - жгучий красный перец. Я начала становиться озлобленной, но позже встретила друзей, которые принимали меня такой какая я есть. Я поменяла свою душу и характер и была счастлива, но во время одной битвы попала в параллельный мир и теперь хочу вернуться домой. Кьюби всегда находился под моим контролем и то, что произошло сегодня было первый раз. - Кушина окончила свой рассказ. Ее взгляд был грустным и глубоким. Было видно, что она потревожила свои старые душевные раны. Когда я начал разбираться в психологии? - Ты так хочешь вернуться в деревню, где тебя все гнобили и презирали? - я не мог не ухмыльнуться, но в душе... - У тебя когда-нибудь был дом? Место, где тебя ждали дорогие тебе люди, или кто-нибудь, кто тебе важен? Черт. Узумаки опять застала меня врасплох. Она попала точно в кон. Она затеяла тему о моем грустном и давно забытом прошлом. Хотя я и сам не помню кем я был и кто мне был дорог четыреста лет назад. Настолько я превратился в дракона. И теперь ничего уже не изменить. Тем более Кушине, с ее наивно - розовыми взглядами на жизнь и ее такую глупую и восхитительную веру в будущее, в будущее, в которое она смотрит своими небесными глазами. Но этой глупой ее способности я завидую. Я бросил на Кушину многозначительный взгляд и почти без презрения спросил: - Это намек на то, чтобы я рассказал тебе о себе? - я изогнул одну бровь. - Ну я рассказала о себе, почему бы тебе не рассказать о себе, даттебане? - она недоуменно смотрела на меня огромными глазами, словно ребенок, который недоумевал, почему мама спрятала конфеты? И этот ребенок сейчас смотрел на меня, страшного короля драконов, с нетерпением ожидая моего ответа. - Тебе не нужно это знать. - Ну почему? Это ведь так просто. Я не собираюсь предавать тебя или осуждать, просто открой свою душу, ты же не делал этого четыреста лет, тебе сразу станет легче, даттебане! - ее голос был одновременно грустным и веселым, а лицо выражало позитивную надежду и готовность к пониманию. И я действительно осознал, что она сможет понять даже такого монстра как я и еще пообещает, что все будет хорошо. Как же она раздражала меня. Как же я восхищался ей. Но я никому не открывался и ни за что не откроюсь, даже такому лучшему созданию, как Кушина Узумаки. - Это тебя не касается. Не лезь не в свое дело, Кушина. - я впервые назвал ее по имени. - Акнология, я... - она положила свою тонкую, но крепкую руку на мое плечо, и злость обуяла меня. Я резко скинул ее руку и прорычал ей почти лицо: - Оставь. Меня. В покое. Человечишка. - я не заметил, как слишком сильно сжимаю ее руку. Тотчас отпустив ее, я отвернулся от девчонки. На мое удивление, она снова робко положила руку на мою спину (вот упрямая смелость) и одновременно бодрым и твердым голосом сказала: - Я все равно узнаю о тебе все, так как ты мне не безразличен. Если не сейчас, то потом. И уж если мы теперь повязаны с тобой, я хочу, чтобы ты был моим другом и защищал меня, так как в этом мире у меня никого нет. Так что, идет? - девушка протягивала мне кулак, по - видимому для того, чтобы я сделал ответный жест. Я почти без удивления взирал на ее наглость и настойчивость. Я только что в открытую послал ее и почти оскорбил, а ей хоть бы хны. Кого я обманываю? Теперь мне очень не хотелось, чтобы красноволосая выскочка уходила и придется ее защищать. Я протянул ей свой кулак и мы "закрепили" сделку. Девушка с фирменной улыбкой взирала на меня, а после уставилась на мое изувеченное левое плечо, скрытое плащом. - Ну хоть об этом ты мне расскажешь? - Рассказывать особо нечего. Я лишился ее в битве. Когда - то мой соратник, теперь уже враг, оторвал мне ее в бою, год назад. - И как она теперь? Зажила? - Для меня это пустяки. Хотя от тебя ничего не скроешь. Она до сих пор болит. - Может покажешь? - И что ты сделаешь? Присобачишь мне кусок глины? - Нет, даттебане. Но я могу навсегда унять боль. Как многие ниндзя - женщины, я обучена некоторым медицинским техникам. Или ты мазохист? - Следи за языком, пока его не вырвали. Ладно, давай показывай, чему ты там обучена. - Я снял с себя плащ, обнажая изуродованную конечность. Как ни странно, Кушина при виде этого не отшатнулась с отвращением, а со знанием дела стала говорить мне, что делать. - Можешь сесть вот на этот камень, мне так будет удобнее. - я, фыркая, сел на чертов камень и повернулся к ней левой стороной. - Постарайся не делать резких движений. - А дышать мне хоть можно? - Не придуривайся, я серьезно. Я опять фыркнул. Кушина принялась за лечение. Я, не скрывая интереса наблюдал за ее действиями. Из ее ладоней к моей руке потянулось зеленоватое свечение. Когда оно коснулось культи, нестерпимая боль пронзила и так ноющее плечо. - Эй, полегче! - Извини, сначала всегда немного не приятно, но потом будет не больно. Девчонка оказалась права. Боль вскоре ушла, оставив небольшое ощущение покалывания. У Кушины было сосредоточенное выражение лица, было видно, что лечение забирает у нее много энергии, так как девчонка побледнела и капельки пота выступили на ее лице. Но все таки она упорно продолжала. Меня это удивляло и... радовало. Постепенно боль совсем ушла, да и плечо выглядело на порядок лучше. - Ну что? Сейчас болит? - Нет. Ты... не плохо постаралась. - мне все еще было тяжело говорить даже простое "спасибо", но я пересилил себя - спасибо. Кушина искренне обрадовалась моим словам. Но внезапно она пошатнулась и села на камень. - Ты чего это? - Я давно не использовала медицинские техники и с непривычки потратила много чакры. Теперь мне холодно... Я решил, что ей стоит отдохнуть. - Ты неважно выглядишь. Тебе надо отдохнуть. Я помогу тебе дойти до пещеры. (пока я был на охоте, увидел небольшую пещеру, как раз для ночлега). - Кушина слабо кивнула. Я подошел к девушке и перекидывая одну ее руку через свое плечо, крепко обнял за туловище, чтобы она не свалилась на пол пути. Сколько же проблем с этой несносной Узумаки. Но должен признать, мне жутко нравилось ее обнимать. Я уже и не пытался справиться с этим чувством. Так я помог ей добраться до пещеры. Конечно, было бы проще перекинуть ее через плечо, так как ее птичьего веса я практически не чувствовал, но так ей стало бы еще хуже. Положив обессиленную девушку на землю в пещере я столкнулся с новой проблемой - земля была холодной и надо было сделать хоть какой-то настил, иначе Кушина жутко замерзнет. Черт, какие же эти люди невыносливые и слабые к природным условиям. Их стоило ненавидеть хотя бы за это. Делать нечего. Я нарвал травы и собрал листвы, после чего положил на них Кушину. Девушка свернулась на траве калачиком и пыталась закрыть свои озябшие руки длинными волосами. Сквозь сон девушка невнятно бормотала: "Холодно". Вот же черт. Что еще придумать я не знал. Тогда я решил совместить благодарность с удовольствием. Я лег рядом с Кушиной и обняв ее со спины, по - хозяйски пристроил руку на ее животе. Так - то она точно согреется, подумал я с лукавой ноткой. Пофигу на принципы. Просто плевать. Этой ночью она моя. Слишком уж она запала мне в душу и повлияла на меня, чтобы совсем держать ее на расстоянии. Я не посягну на нее и не испорчу ее душу своей кармой монстра, коим я являюсь и буду являться, но сегодня я позволю себе насладиться хотя бы ее объятиями. Черт, как же все таки хрупка человеческая жизнь. Я могу убить ее сейчас и она этого даже не заметит. Конечно, теперь я не собирался ее убивать, но все же, как они все уязвимы и восприимчивы. Сейчас ее жизнь находилась в моих руках, точнее руке, и в прямом и в переносном смысле. Кушина во сне внезапно повернулась ко мне лицом, и прижалась к моей груди, словно я был ее телохранителем и защитником. Она была такой нежной и хрупкой, что даже вызывала умиление. Она доверяла мне сейчас и впервые за много лет у меня возникло желание спасти и защитить. Спасти от самого себя и уберечь от злого мира. Хотя о чем это я, если сам являюсь демоном во плоти. Но пока здесь это красноволосое болтливое чудо, я несу за него ответственность и моя демоническая сторона временно уйдет в отпуск. С такими мыслями я начал медленно погружаться в сон, вдыхая в себя запах ее волос и согревая холодную кожу. Проснулся я когда солнце стояло высоко в небе. Я огляделся и не обнаружил Кушину рядом. Чувство злости и тревоги мгновенно заставило меня выскочить из пещеры. Но волнение быстро прошло, когда я увидел девчонку, которая жарила на костре вчерашнюю оставшуюся лань. Кушина не заметила моего присутствия и спокойно напевала какую-то детскую песенку. Это позабавило меня. Не знаю, что на меня нашло, я решил прикольнуться над ней. Я еще вчера перестал анализировать свои наиглупейшие поступки и делал, что в голову взбредет. Я поймал в роднике небольшого головастика и тихо подойдя сзади к Кушине, кинул его ей за пазуху. Что произошло дальше надо было видеть. Девчонка подскочила как ошпаренная и принялась носиться вокруг костра с дикими воплями. - Что ты наделал, даттебане? Вытащи это сейчас же, не то я пожарю тебя и съем как экзотическое блюдо, даттебане! - наконец она вытащила несчастного головастика. - У тебя совсем крыша поехала, Акнология? Меня чуть инфаркт не хватил, даттебане! Я открыто ухмылялся глядя на негодование девчонки. Какая же она забавная и эмоциональная. Прямо НЕ как я. - Ты мило смотришься, когда негодуешь. - после моих слов Кушина, рыча от злости бросилась на меня, но я ловко увернулся и она, пролетев мимо врезалась в выступ пещеры. - Ай больно, даттебане!! - пока она потирала ушибленный лоб, я в свою очередь кинулся на нее, и повалил ничего не ожидающую Кушину на землю. Мне была интересна реакция Узумаки. Когда я прочно восседал на ней, а она, наконец перестав чертыхаться, посмотрела на меня, повисло долгое молчание. Я просто смотрел на Кушину и ее реакцию, хищно улыбаясь, а ее эмоции выдавали ее с потрохами. Она во все глаза уставилась на меня, сначала резко побледнев, затем наоборот, залившись краской. В ее взгляде я увидел испуг, растерянность и смущение. Ее рот был слегка приоткрыт, что снова вызвало во мне дикое желание. Но я справился с наваждением и только нежно проведя пальцем по ее щеке и шее, склонился к ее лицу и прошептал ей на ухо: - Ты не обманешь себя. Ее тело заметно напряглось под моим. Она словно пришла в себя. Смущение как рукой сняло, что мне не понравилось. - Сейчас же слезь с меня. Мясо сгорит. - голос ее был грубым и требовательным. Я, усмехнувшись, встал с побледневшей от злости Узумаки и подал ей руку. Но она демонстративно встала без моей помощи и воинственной походкой направилась к костру. Ели мы молча. Я неотрывно следил за Узумаки, забавляясь и умиляясь ее злости, Кушина, угрюмая как скала, ела мясо полностью игнорируя мой взгляд. Наконец она как всегда заговорила первая: - Зачем ты с самого утра испортил мне настроение? Все ведь было так хорошо! Я хотела сделать тебе приятное, как другу, приготовила мясо, а ты... хотел. Не важно... - Кто тебе сказал, что я твой друг? - мое спокойствие начинало пошатываться. Глаза Кушины почти вылезли из орбит. - Мы вчера закрепили сделку! Ты дал слово! - Я дал слово, что буду защищать тебя. Но другом быть тебе не обязан. Не забывайся. Так что я хотел поиграть твоими эмоциями, вот я и поиграл. Это забавляет меня. Считай это платой за то, что я охраняю твою безопасность. Кушина молчала. Было видно, что я задел ее и поставил в тупик. Но я все еще не мог избавиться от привычки унижать людей. К тому же мне было больно, когда она невинным голоском сказала, что она хотела сделать приятное своему "другу". Она воспринимает меня именно так. Друг. Какое дебильное слово. Вероятно это и заставляло меня издеваться над ней. Я признаю, что хотел быть для нее больше чем чертовым другом. Я, Акнология, король драконов, всегда привык получать то, что хочу. А вот отступать мне не хотелось и я не собирался. Кушина будет моей всегда и по своей воле, я добьюсь этого. Теперь я не отпущу ее и убью любого, кто мне помешает. Она действительно нужна мне. Эта несносная выскочка. Но я понимал, что злостью мне взаимности не добиться, хотя совладать с собой я пока не мог. - Думала, что сможешь исправить меня? Своей доброй и чистой душой, сильным сердцем. Как же это глупо и смешно. Можешь даже не пытаться, это бесполезно. - я в бешенстве смотрел на Кушину. Она сидела, низко опустив голову. Из ее глаз катились слезы. Она вероятно думала, что весь наш вчерашний разговор пошел насмарку. Как объяснить этой недотепе, что если бы она попыталась разглядеть во мне не только друга, моей злости сейчас бы не было. - В таком случае, я отказываюсь от твоих услуг телохранителя. Забудь наш вчерашний разговор. - девушка встала и направилась к Зерефу, но я, схватив ее за локоть, грубо припечатал ее в стену пещеры, тараня яростным взглядом. Я опять терял контроль. Моя душа опять наполнилась обидой и ненавистью, а разум затуманился. Как и четыреста лет назад, я опять никому не нужен. Ничего не поменялось. - Да что с тобой, Акнология? Я вижу, что тебе больно, что-то гнетет тебя, но если ты не расскажешь мне, я не смогу тебе помочь, даттебане! Найди в себе силы открыться хоть кому-нибудь! Чего ты так боишься? Боль не может оставаться в тебе всегда, ты должен отпустить ее! - Не могу. - я ударил кулаком о стену в нескольких сантиметрах от лица Кушины, отчего по стене пошла трещина, а Кушина вздрогнула. - Им было плевать на меня. Моей семье. Даже когда они видели, в кого я превращаюсь, им было плевать на меня, даже когда было уже слишком поздно. Они не пытались вернуть меня на светлую сторону. Не боролись за меня. И так продолжается и сейчас! - Да о чем ты? Я больше не мог сдерживаться. Уже четыре сотни лет я не позволял своей накопленной боли вырваться наружу, всегда сохраняя ледяное спокойствие. Но сейчас, вспоминая старые обиды и страхи, я не мог совладать с собой. Я принялся ломать и крушить пещеру своим кулаком, все больше отдаляясь от рассудка. Единственное, что я видел перед собой, это пещера, которую надо разгромить до основания, словно после этого моя боль уйдет. Внезапно меня что-то остановило. Это были чьи-то нежные, но сильные руки, обнимающие меня со спины. Я обернулся и столкнулся с взглядом Кушины, которая обнимала меня, в попытке успокоить. Ее глаза, как зеркало души, отражали страх за меня и мольбу. - Пожалуйста... Акнология, успокойся... - она шептала эти слова с таким надрывом, что мне стало не по себе. Я медленно начал возвращаться в себя. Наваждение спало. Боли стало меньше. - Прости, Кушина. Я не могу рассказать тебе всего. Но, спасибо, что переживаешь за меня. Нам надо идти. Зереф ждет. - Но! - девушка хотела возразить, но я жестом велел ей молчать. - Хорошо. Но не отказывай мне кое в чем. - она подошла ко мне и взяла за руку - теперь можем идти. Меня обрадовал ее этот жест. Значит, еще не все потеряно. Стоило мне только заговорить с ней мягко, как она подарила мне этот чуть больше чем дружеский жест. К вечеру мы были уже на месте. Зереф встретил нас как всегда равнодушно, но Кушине при этом подарил теплую улыбку, отчего меня передернуло и захотелось смазать ему по заносчивой мине. Никогда не думал, что буду испытывать это чувство - ревность. Оно жгло душу, но это значило, что мое сердце возрождается. И всему виной она - Узумаки Кушина. Вечно непоседливая болтливая девчонка с красными, как кровь волосами, фиалково-голубыми глазами и донельзя светлой душой. Вечер я, как всегда, проводил в одиночестве в своей пещере. Свой досуг я тратил на обдумывание смысла своей, с этого дня, не никчемной жизни и оттачивание своей катаны. Ничего не предвещало посетителей, но я забыл об одном персонаже, который найдет меня везде. - К тебе можно? - звонкий нежный голос проник в просторы моей холостяцкой пещеры. Я не был раздражен ее приходом. Наоборот, меня удивило, что она сама пришла. Я посмотрел на Кушину, стоящую у входа. Она, таинственно улыбалась, в глазах играли веселые искорки. На щеках выступил легкий румянец. Почему она краснеет? - Давно не виделись, однако. - я сказал это с доброй иронией, и уже без труда мягко смотрел на Кушину. - проходи. Девушка, хлопнув себя по бедру, подошла к камню, на котором я сидел, и, примостившись возле него, принялась с интересом разглядывать, как я полирую свою ненаглядную катану. - ой, это здорово, даттебане! Откуда она у тебя? - Она досталась мне от отца. Давно. Не сиди на полу, а то простынешь. - я старался сделать свой голос как можно мягче, но он все равно был черезчур холодным. Но всему свое время. - Не знала, что ты - моя вторая мама. А дай посмотреть! - Она не для девушек. - Вот глупости! Я докажу обратное. Никогда не владела катаной. - с этими словами Кушина выхватила оружие у меня из руки и принялась носиться по пещере, размахивая катаной, оглашая пещеру воинственным шуточным возгласом. Я пытался угнаться за девчонкой, боясь, что дуреха отсечет себе руку или ногу. Наконец, я перехватил смеющуюся Кушину и отобрал у нее катану. - Никогда больше так не делай. - Хорошо. Только выполни одну мою просьбу. - Какую? - Научи меня владеть катаной. Я видела в своем мире многих шиноби, которые мастерски владеют ей. Но я сама владею только тайдзюцу. А сама давно мечтала об этом. - Кушина, стоит ли тебе учиться владеть катаной, если ты обладаешь такой разрушительной силой демона лиса? Узумаки поникла. Ну что я за идиот? Нашел в чем ее похвалить. Это и так тяжело для нее. - Не надо. Это не моя сила. Меня это пугает и печалит. - Ладно, прости. Но так и быть. Я научу тебя пользоваться катаной. - после этих слов, глаза Кушины засияли и она запрыгала от радости. "Ну сущий ребенок" - подумал я. - Я буду стараться. - Но учти - я строгий учитель. Поблажек не будет. Начнем завтра на рассвете. - Как скажешь. Эмм. Акнология? - Да. - Я все же хотела спросить. Что случилось четыреста лет назад? Кем ты был? Я вздохнул. Опять она за старое. - Кушина, тебе не стоит этого знать. - Ну почему? Что такого страшного в твоем прошлом? Я открыла тебе свою боль и историю своей жизни, что мешает тебе рассказать свою? Или ты не доверяешь мне? - Нет. Дело не в этом. Просто ты знать меня не захочешь после этого. - вот чего я боялся. Я боялся, что Кушина, узнав мою историю, отвернется от меня, и я навсегда потеряю этот лучик счастья и надежды на возрождение. - Ну это уже мне решать. Я уже не смогу отвернуться от тебя, даттебане. И я все равно узнаю правду. - Почему тебе этого так хочется? - Ну... Мне так надо. - Это не ответ. - Хорошо. Я привыкла к тебе, ты для меня не чужой и мне правда очень хочется узнать, кем ты был раньше. Что стало с твоей семьей и многое другое. Если бы она сказала, что она привязалась ко мне, а не просто привыкла, было бы лучше, ревностно отметил я. Но я все же что-то значу для нее, если она так хочет узнать обо мне больше. Если я хочу ее завоевать, мне все равно придется раскрыться ей. - С тобой бесполезно спорить. Так и быть. Я расскажу тебе историю своей страшной жизни. То было время нескончаемых войн и сражений. Драконы имели власть и правили балом. Люди были в меньшинстве и служили драконам пищей или просто в качестве коврика, если мешались под ногами. Так бы продолжалось и дальше, если бы не появился один драконий субъект, который решил, что люди тоже достойны права на лучшую жизнь и быть равным драконам. Драконы разделились на две противоборствующие стороны - кто - то был за, кто-то против этого предложения... - А на чьей стороне был ты? - Не перебивай. Так вот. Драконы - человеколюбы наделили некоторых людей своей могучей магией, чтобы сделать их невероятными бойцами. Так перевес был на их стороне. Но они и не подозревали, какую ошибку совершили, своей добротой. Среди людей, убийц драконов, был один, которого настолько опьянило осознание своей силы, что он возжелал большего. Он стал убивать не только драконов - врагов, но и своих соратников и купаться в их крови, так как это делало его все больше неуязвимым. - Я на секунду прервал свое повествование и внимательно вгляделся в ее лицо. Она и не пыталась скрыть своего ужаса, она смотрела на меня, как ребенок, психика которого в первый раз столкнулась с жестокостью этого мира. Весь страх, негодование и разочарование отражались в больших темно - голубых глазах. Но я должен все ей рассказать. - Его сердце стало черным, а душа прогнила изнутри. Он перестал испытывать простые человеческие чувства, такие как любовь к своей семье, доброта. Только невиданная жестокость, равнодушие и жажда власти овладели им. Гордыня и презрение ко всему живому, включая людей - вот что было вместо прежней любви и света в его душе. Он отрекся от всех и стал сам себе Богом. Убийствам и сломанным судьбам по его вине не было счету. И тогда произошло это. Его прокляли. Он убил девушку одного сильного мага и тот покарал его, превратив в дракона. К тому же этот человек - дракон должен был служить тому магу всю оставшуюся жизнь, а колдун в свою очередь сделал его бессмертным. Если бы дракон отказался служить магу, то...не важно. Просто он не мог не служить ему. Физически он стал драконом, и только изредка принимал образ человека. Так он добился желанной силы, но потерял душу и свободу. Его имя стало наводить страх на все живое. Его ненавидели, проклинали и боялись. Он же обезумел в конец. С тех пор он просто умер морально, но оставался жив в образе дракона. Но есть одно но. Никто не пытался его вернуть. Его семья забыла о нем, даже не предприняв попытки остановить. Может если бы не это, сейчас все было бы по-другому. - Я смотрел на Кушину. Нет. Я благодарен ей, за то, что эта слабая на вид девчонка, которую я считал жалким насекомым, так изменила меня, и заставила себя чувствовать живым, что сейчас я уже не ощущаю себя настолько монстром. Но какой же я был идиот, когда решил добиться ее. Никогда она не сможет стать моей. Из-за моего прошлого и моей сути. Я не могу вовлечь ее во тьму и поэтому отпущу. - Это все. Вся история. - Значит... этот человек-дракон и есть ты... - Да. Такой я монстр. Таким и буду. Ты услышала, что хотела, теперь уходи. - я опять начал злиться, но уже на самого себя. Мне тяжело ее отталкивать, но это ради ее же пользы. Чем раньше она это поймет это, тем меньше привяжется ко мне. - Ну вот. Опять ты пытаешься замкнуться в себе и отталкиваешь окружающих. Я думала, что рассказав мне все, ты высвободишься и тебе станет легче. Но все получилось наоборот. - Значит ты ошиблась. И тебе пора, Кушина. - Значит выпроваживаешь меня, даттебане? - она начинала раздражаться. - Да. Я не обязан ни с кем разговаривать. Ты получила то, что хотела, хотя я говорил, что это плохая затея. Теперь уходи. - Если ты считаешь так, то это не значит что... - УХОДИ!!!!! - я в бешенстве перевернул каменную глыбу и швырнул ее в стену. Кушина вздрогнула, но не растерялась. Она гордо выпрямилась, набрала в легкие побольше воздуха и грозно, но спокойно сказала: - Я никуда не пойду, даттебане. - Ее брови сошлись на переносице, взгляд был воинственным, руки сжаты в кулаки так, что костяшки пальцев побелели. - Если хочешь чтобы меня здесь не было, выставь меня отсюда. Добровольно я не уйду, пока мы не придем к выводу. Мне надоел этот фарс. Я взвалил Кушину на спину, и, вынеся девчонку из пещеры, закрыл в нее вход. Какая же глупая настойчивость. Не прошло и минуты, как снаружи раздался возмущенный голос: - Этим ты меня не проймешь Акнология. Если ты не поговоришь со мной, я сяду здесь и просижу возле пещеры всю ночь, напевая песню, которую ты так терпеть не можешь, даттебане. Как же она меня достала. Да, черт возьми, я хотел, чтобы она была рядом, но это ее погубит. Она так наивна и глупа, думая, что сможет что-то исправить в моей судьбе. Я проклят сам собой, своей судьбой и это наказание за то, что я поддался тьме, стал убийцей. Кушина не должна разделять мои грехи. А исправлять что - либо - поздно. Но я не в силах был знать, что она упрямо сидит там - рядом с пещерой. Когда я впустил ее обратно - я не дал ей и слова сказать: - Почему ты никак не можешь отстать от меня, Узумаки? - А почему ты все время отталкиваешь меня, даттебане? - Я первый спросил. Так что отвечай. - Хорошо. Несмотря на твой рассказ о твоей демонической сущности, я вижу, и могу утверждать, что ты не полное зло. Просто ты позволил тьме овладеть тобой. Я хочу помочь тебе выбраться из этого. Помочь. - С чего ты взяла, что мне нужна твоя помощь? Мне прекрасно живется и так. Я не хочу ничего менять. - Врешь. Еще тогда, в наше первое откровение, когда ты чуть не задушил меня в гневе, я сказала тебе слова, которые скажу сейчас - ты несчастен. И не надо особого труда, чтобы увидеть это. Ты создаешь вокруг себя этот показушный пафос и демонстрируешь свою мощь, чтобы все боялись тебя, но это лишь маска, которая почти стала твоей сущностью, но глубоко внутри себя ты одинок. Но эта маска еще не полностью ты. Если ты будешь бороться, ты победишь самого себя. - Повторюсь Узумаки. С чего ты взяла, что меня что-то не устраивает? - надеюсь, мой взгляд не выдавал ничего тогда. - Это не выход. Пытаться обмануть себя. Теперь мой черед. Почему ты меня отталкиваешь? Я не нравлюсь тебе, как человек? - Еще недавно, я рассматривал тебя как еду. Как ты можешь мне нравиться или нет? - Будь серьезен. Еще недавно ты был откровенен со мной и общался вполне дружелюбно. - Это была внутренняя слабость. Забудь. - А может наоборот внутренняя сила? Я не мог больше сдерживаться. Схватив Узумаки за плечо, я впился в нее взглядом, словно пытаясь во всем ее хрупком существе найти ответ на ее неразумное поведение. Я в открытую отталкиваю ее, ей хоть бы что. Она видит меня насквозь и знает, что моя холодность и жестокость по отношению к ней всего лишь маска, и на самом деле я люблю ее. Она знала это. Кушина стала единственной проблемой и загадкой, с которой я впервые не мог справиться за четыреста лет своей кровавой жизни. Когда я показывал свой гнев, все живое старалось скрыться от моих глаз, она же - только смеялась. - Почему я тебя отталкиваю? Потому, что ты сама не понимаешь, с кем связываешься. Ты послушала страшную сказку о звере, не знающем пощады, но не восприняла это всерьез, думая, что раз это было много лет назад, это можно будет не брать в расчет, но до чего ты не разумна! Ты хоть знаешь, ЧТО испытали мои жертвы, и духовно и физически? Смогла ли бы ты не отвернуться от меня, хоть на одну сотую испытав то, что испытали люди и драконы, бьющиеся в смертельной агонии, под мою ухмылку? Мы несем ответственность за тех, кого приручили. Ты смогла бы быть рядом с монстром всегда, уйти с ним в темноту, разделять с ним его грехи, стать ангелом провидения и терпеть все это? Да нет, черта с два! Никто не согласится разделить участь с монстром, ты не исключение. - я тяжело дышал. Эта тирада далась мне не легко. Но тем я быстрее смогу обезопасить мою глупую любимую от самого себя. Кушина подняла на меня взгляд. Ее глаза горели праведным гордым огнем. Она явно не собиралась сдаваться. Скинув мою руку со своего плеча, на котором теперь явно останутся синяки от моей неразмеренной силы, Узумаки приготовилась дать мне отпор: - Все мы в своей жизни испытали много ужасов и ошибок. Но сколько бы ты не натворил, пока ты жив, ты имеешь право на искупление грехов и правильный путь. Ты жив и должен бороться. Если кто-то открыл тебе глаза на твои проступки или ты сам видишь всю неправильность своей жизни, будь сильным и признай это! Никогда не поздно начать сначала. Сделай то, чего не сделала твоя семья и защити ближнего. Да, ты был монстром, но жизнь все еще продолжается и ты можешь искупить все. Просто не сдавайся ни в коем случае. Скажи Зерефу, что раскаиваешься за убийство его девушки. И разделить участь с монстром это не совсем то, что ты имеешь в виду. Я не собираюсь уходить с тобой во тьму, я вытащу ее из тебя, даттебане. - Но почему Кушина? Я действительно не понимаю. - Какой же ты идиот... Я люблю тебя, Акнология. Ее последние слова просто вышибли из меня все понимание происходящего. Я просто тупо смотрел на красноволосую девчонку, которая все больше становилась смыслом моей жизни, и не мог поверить в ее слова. Как она может любить меня? Страшного монстра, недочеловека, да еще и однорукого. - Кушина, ты добрая душа, не путай жалость и желание помочь с любовью. - Ты по-видимому не понимаешь, что я имею виду. Да, я хочу изменить тебя и помочь, но помимо этого, я хочу пройти с тобой всю жизнь, при виде тебя я краснею и бледнею, меня тянет к тебе и на духовном и на физическом уровне. - она подошла ко мне почти вплотную, и, проведя рукой по моему лицу, почти шепотом сказала: - Ты можешь быть уверен во мне. Я никуда не уйду от тебя и буду рядом. Я с гордостью и облегчением посмотрел на свою возлюбленную. Теперь точно мою. - Хорошо. Твоя взяла, Узумаки. Но учти - если сейчас ты со мной, я уже никогда тебя не отпущу. - Тоже самое я хотела сказать тебе, даттебане. Больше я не мог сдерживаться. Да и смысла не было. Она искренне сказала, что любит меня и я верил ей. Я обнял Кушину за талию и привлек к себе. На этот раз поцелуй был настоящим. Узумаки прильнула ко мне - обхватив руками за шею. Ее мягкие губы подчинялись моим, заставляя подниматься на вершину блаженства. С того разговора в пещере, Кушина стала моим вторым я, моим лучшим другом и девушкой в одном лице. Я не мог сказать, что полностью избавился от своей темной сущности , но все к этому шло. Теперь все, что раньше вызывало во мне негодование и злобу, не вызывало теперь во мне особых эмоций, презрение и гордыня сменились на восхищение и гордость. Я научился улыбаться без сарказма и ехидства, и в скором времени надеюсь научиться смеяться. Все эти превращения... Я не жалел о них, так как на душе стало легче и словно четырехстолетний груз спал с нее. Кушина стоила того, чтобы отдать за нее жизнь, и я отдал бы, если бы было надо. Она наполнила мою пустую страшную жизнь смыслом. Я знал, что теперь можно жить не только ради себя, но и для близких. Кушина пока что была единственным дорогим мне существом, но она пообещала, что обязательно найдет мне друзей, хотя с ее энергией и болтливостью мне вполне хватало только любимой. Мне наоборот нравились эти ее забавные качества, которые разбавляли мою угрюмость и немногословность. И еще она красива. Безумно красива. Эта рыжая синеглазая бестия с белой как снег кожей и неизменной улыбкой в тридцать два зуба заставляла все живое подчиняться ей. Настоящая ведьма. Моя ведьма. Узумаки не оставила своей затеи насчет фехтования. Теперь мне благодаря ей приходилось вставать каждое утро ни свет ни заря и тренировать ее. Я поражался запасу ее энергии, девчонка никогда не уставала, лихо фехтуя, вслед моим движениям. Кушина делала успехи. Шли месяцы, мы были счастливы. Но один памятный день приближался неотвратимо: истекал условленный срок службы Узумаки у Зерефа. Скоро она отправится домой. Этого я боялся больше всего, так как теперь я не смогу жить без нее. Примерно за две недели до этого дня, мы сидели с ней в обнимку и наблюдали за звездами. Настоящая идиллия. Какой покой и счастье я испытывал. Вот бы так было всегда... - Акнология? Эй? - Узумаки покачала рукой перед моим лицом. - Что? - я словно очнулся от забытья. - Что с тобой? Ты такой задумчивый и угрюмый, на тебе словно лица нет, даттебане. - Да так... Ничего. - Ты ведь знаешь, что я все равно узнаю, в чем дело. Лучше расскажи сразу. Я вздохнул. Глупо было отдалять это разговор. Все равно он состоится. - Я подумал... что было бы замечательно, если бы этот момент длился вечно. - Ну ты даешь - она засмеялась - это было бы скучно. У нас в жизни будет еще столько и таких и других моментов, что и воображения не хватит. - опять счастливая улыбка и сияющие фиалковые глаза, разбавленные синевой. Мне стало больно дышать. - Был бы рад. Если бы это было правдой. - Так нас только это и ждет. Мы ведь всегда будем вместе. - Нет. Не будем. - да отсохни мой язык. Кушина посмотрела на меня с плохо скрываемым недоумением. Она уже достаточно хорошо знала меня и могла определить, что сейчас я не шучу. Она медленно высвободилась из моих объятий и подняв на меня тяжелый вопросительный взгляд, промолвила: - Что это значит, даттебане. - Я должен был сказать тебе правду. Скоро мы расстанемся навсегда. Год твоей службы прошел и ты скоро отправишься домой. Разве не так? Кушина смутилась. Она поняла, что я попал в кон. - Я думала об этом. Просто тянула до последнего момента. Но я надеялась, что все разрешится само собой. Ведь ты не оставишь меня? - глаза смотрели на меня с надеждой. - Выходит, что это ты оставляешь меня. От своего мира с хвостатыми ты отказаться не можешь, остаться здесь, не желаешь. А я не смогу покинуть этот мир. - Но почему? Я буду тебе опорой в новом мире. - Если по твоим рассказам они тебя не принимают, меня и подавно не примут. - Сейчас все поменялось, я там нашла друзей. Нельзя сдаваться. Я ухмыльнулся: - Прописные истины. Ты всегда твердишь об этом. Но это не тот случай. - Да всегда тот случай, никогда, слышишь, никогда нельзя сдаваться! - она переходила на крик. Синие глаза с фиалковым оттенком потемнели, стали почти фиолетовыми. - Хоть ты и изменила меня, Кушина Узумаки, а все равно остаешься наивной. Есть вещи, которые ничто не может изменить. Останься ты здесь, возможно мы были бы счастливы вместе, и это продлилось бы с нами долго, так как я смог полюбить тебя и свыкнуться с тем, что ты всегда рядом. Но я смог принять только тебя, и то, с большим трудом. Больше я никого не смогу принять. Таков я есть. И не говори, что если я принял тебя, то и приму других. Этого не будет. Я знаю себя. - А ты знал себя, до встречи со мной? Мог ли ты предполагать, что я повлияю на тебя? - она как всегда попала в кон. Но я был непреклонен. - Ты готова остаться здесь только со мной? Навсегда? Забыть всех друзей, твою Коноху, родителей? Раз ты так любишь меня? - я испытующе смотрел на Узумаки. Она не нашла, что ответить. - Я тоже самое могу спросить у тебя. Можешь ли ты покинуть этот мир и отправиться в Коноху с Кровавой Хабанеро? - Вот видишь. У нас разная боль и нам обоим тяжело. Ты никогда, даже ради меня не сможешь забыть друзей и родину, а мне тяжелее смерти было бы отправиться куда-либо, оказаться в мире людей, от которых я так отвык. - И что же нам теперь делать? - Есть один способ. Ты отправишься домой, я же останусь здесь. Ты вернешься к своим друзьям, я же останусь здесь, со своей привычной жизнью. - И вновь станешь монстром? - Нет. Я больше не жажду крови и разрушений. Благодаря тебе, я стал другим. Я буду отшельником, который искупляет свои грехи и помогает ближним. - А меня ты готов забыть? Я для тебя ничего не значу. - Тебя я никогда не забуду. Никого больше не смогу полюбить. Но я отпускаю тебя ради самой себя. Ты не сможешь забыть друзей и остаться со мной в одиночестве. - Но я зову тебя в Коноху тоже ради самого себя! Чтобы ты научился принимать других и изменился окончательно. - Ты слишком много просишь. Кем бы я ни был - монстром, спасителем всея и всех - я буду одинок. Это моя суть. А тебе я не имею права ломать жизнь. Как бы не было мне больно, хоть до самой смерти, я постараюсь справиться с одиночеством и тоской о тебе. Кушина молча смотрела на меня с каменным лицом. Никогда оно не было таким бледным и серьезным. Сердце, которое, оказывается у меня вполне себе было, просто горело от боли. - Это твое последнее слово? - Да. - Значит, это конец? - Конец. Кушина молча развернулась. Я знал, что она плачет. - Чтож, черный дракон, будь по-твоему. После этого она ушла. Время остановилось, и моя жизнь оборвалась. Просто в ней не надолго появился свет, а сейчас и его забрали. С Узумаки уходило все. Просто ВСЕ. Я принял обличье дракона и полетел в ближайшее скалистое место. Я с диким ревом принялся крушить и ломать горы. Как тогда, в пещере. Но тогда меня остановила Узумаки, уняв мою боль и подарив надежду, своим усмиряющим объятием. Но сейчас никто не уймет мою боль. Она будет длиться вечно... В порыве боли, круша все подряд и не видя ничего вокруг этого хаоса, я не заметил, что плачу. Из моих драконьих глаз текли слезы. Признак слабости. Но если брать рассуждения Кушины - то признак силы. Плевать. Мне становилось легче. Столько лет я не позволял себе подобного, наверное с глубокого детства. А сейчас действительно становилось легче. - Я так и думал, что найду тебя здесь. - до боли знакомый ледяной голос пронзил все мое существо насквозь. Зереф... Я обернулся на его голос. Это спокойно-умиротворенное выражение лица меня убивало. Он знал, как мне больно. До этого в своей повести я почти не упоминал о нем и моей вынужденной службе у Зерефа, хотя это и было моей частичной причиной становления монстром. Частичной. Основной же был я сам. Моя жажда власти и силы. - Что ты здесь делаешь, черный колдун? - А я уже думал, что Кушина выбила из тебя последнюю гордыню. Я пришел понаблюдать за тобой. - Поглумиться над моими мучениями? Что ж, ты имеешь на это право. Ведь когда-то я заставил тебя страдать. - Проходят годы, а ты не меняешься. Почему ты во всех видишь только плохое? - Я уже ничего не вижу. Просто ослеп. Лучше бы ты убил меня тогда, а не делал своим рабом. - Ты думаешь, что моей целью являются твои страдания? Ошибаешься. - Тогда что же? - я никогда не мог понять, что на уме у черного колдуна. - Все в этом мире все должно иметь баланс - равновесие. То, что ты убил мою девушку, является лишь мизерной частью деформации и падения твоей души. Самое страшное было в том, что ты потерял себя. Моей целью стало вернуть Божье создание к его истокам и спасти заблудшую душу. Если бы я убил тебя тогда, это не привело бы к моему удовлетворению. Твоя гнусная душа умерла бы вместе с телом, так и не исцелившись. А так, познав страдания и любовь ты смог измениться, благодаря Кушине. Я, наверно, веду себя сейчас как сентиментальный идиот, но я действительно тронут тем, как эта девчонка относится к тебе и как ты постепенно поддавался ей, теряя свою демоническую сущность. Это был мой план. И если ты упустишь этот шанс, мои ожидания не оправдаются и еще одна душа будет потеряна. Я смотрел на Зерефа, как на блаженного идиота. Никогда мне не понять его идей и сущности. Я убил его возлюбленную, лишил всего, а он заботится о спасении моей души. А вот Кушина наверно его поняла бы. - Зереф, ты действительно такой и есть, или же издеваешься? - Ты служишь мне уже 400 лет, но совсем не знаешь меня, а может и не хотел знать. Я ждал часа, когда появится человек, именно человек, который сможет изменить тебя, стереть твою гордыню в порошок, вытащив из тебя хоть что-то светлое. Я уже практически готов был махнуть на это рукой, видя, что с каждым годом ты становишься чудовищнее. И я сам был чудовищем, используя людей, для твоего исцеления, но они становились твоими жертвами, а не спасителями. Ты прав, Акнология, я сумасшедший, так как я поставил себе цель - добиться твоего раскаяния и изменения, и мне было плевать на жизни других. Но тебя я считал своим лучшим изобретением и решил сделать свое творение добрым существом. Этого не было, до ее появления. Она все изменила. В ней живет какая - то сила - воля огня, как она сама о себе говорит. Именно благодаря этой силе ты покорился. Я не насмехаюсь, а торжествую. В этом мире редко добро берет верх над злом. Но эта девчонка - Кушина Узумаки, обладает великой душой, сумевшей ,даже, победить твою - темную, кровожадную, без единой капли света. Наказание и проклятие, которое я наслал на тебя - путь к исцелению твоей души. Только сейчас, когда ты теряешь свою возлюбленную, ты можешь понять мою боль, перенесенную 400 лет назад, а значит раскаиваешься. Вот моя месть во благо и завершилась. Мне нечего было сказать. Несмотря на пафосные речи мага, я понимал о чем он и действительно раскаивался. Впервые за 400 лет я прочувствовал какого это - терять любимого человека. Потерять себя было не так страшно. Кушина, я... - Я повержен, Зереф. Я повержен Кушиной и тобой. Она раскрыла мне глаза, а ты нашел того, кто открыл бы мне глаза. Но теперь слишком поздно. Даже если я и изменился, она уходит, и моя душа умерла. - Как же ты твердолоб, Акнология. Это уже будет твой выбор, терять ее или добиваться. - То есть мой выбор?! Если я откажусь служить тебе и пойду с ней - умру, если она останется здесь со мной, навсегда лишится родины и друзей, этого я не допущу. В любом случае я теряю ее. О каком выборе идет речь? - Она не знает о том, что отказавшись служить мне, ты потеряешь жизненную энергию? - Нет. - Тогда у меня для тебя новость, о которой ты должен был уже догадаться в процессе разговора. Я могу и хочу снять с тебя проклятие дракона, ты сможешь отправиться с Кушиной в ее мир и начать заново как человек и среди людей, которых ты так презирал, но при этом ты потеряешь всю свою силу дракона и станешь обычным смертным. Либо вся твоя сила, мощь, власть и бессмертие остаются при тебе, но ты остаешься моим слугой, и теряешь Кушину. Я усваивал слова Зерефа с замедленной реакцией. Он освободит меня от проклятия? Это было настолько парадоксально за 400 лет. Хотя то, что я стал добряком тоже было не менее противоестественно. От предложения мага я был в шоке. - Вижу, мои слова ввергли тебя в шок. - Как - то все слишком просто, Зереф. Это похоже на уловку. - Ничего не просто. Ты в любом случае потеряешь что-то одно. Только что, тебе предстоит решить. Свобода и любовь или же сила и бессмертие. Все это было похоже на странный и забавно-трагичный сон. - Я люблю ее больше жизни, а ты спрашиваешь о силе и бессмертии. - Раз ты сделал свой выбор, я сегодня сниму с тебя заклятие и верну свободу. Да уж, ради Кушины действительно стоит отказаться от многого. Вместе с благодарностью во мне опять проснулась ревность. - Она тебе нравится? - Не буду скрывать, если бы не моя Мавис, которую я потерял благодаря тебе, я бы задумался о Кушине. Но я однолюб. Ты больше не представляешь для меня мстительного интереса, так как ты испытал все тоже, что и я и твоя душа спасена. Моя миссия закончена. Зереф снял с меня проклятие и силу дракона. Теперь я стал смертным и не обладал прежней силой. Но я был свободен. Сердце и душа ожили. Если бы не это проклятие, я бы не встретил Кушину, с которой иду сейчас по просторам Конохи, крепко держа за руку, и не изменился бы, оставшись монстром. Мне осталось жить возможно сорок или пятьдесят лет, вместо вечности, уготованной рабу Зерефа. Но я не жалею об этом. Этот новый мир настораживал и манил меня, мне предстояло многому учиться. - И все же, ты должен поддержать мою идею стать хокаге, даттебане. Я мечтала с детства об этом! - ее рот как всегда не замолкал и не давал моему даже раскрыться. - Поддержать я тебя всегда смогу, главное, чтобы ты сама была морально готова к этому. - Да ,конечно, я готова! - не совсем членораздельно прощебетала Узумаки, пытаясь разжевывать невесть откуда взявшееся яблоко. - Да, Кушина, бойкости тебе не занимать. Придется научить тебя серьезности, учитывая, что через 8 месяцев тебе суждено всему учить нашего ребенка. Как же мне хочется, чтобы он родился с красными волосами... Жизнь устроена так дьявольски искусно, что, не умея ненавидеть, невозмюжно искренне любить.