Немного женственности не повредит

Юки страшно. Юки ищет себя. Он такой, какой есть. Кэй с раннего детства бесится, когда его называют женственным. Он коротко стрижет волосы, надевает одежду, которую уж точно никак нельзя назвать женской, улыбается как можно меньше, потому что Саваки однажды сказал, что улыбающийся он похож на девушку. И сам не замечает, когда эта улыбка и вовсе пропадает. У него слишком много трагедий за спиной, а впереди… Впереди его тоже ожидает чересчур многое, но от мыслей о том, что ему предстоит наследовать семейный бизнес, у него начинает болеть голова. Поэтому Юки не думает о будущем и старается не вспоминать о прошлом. Просто не думает, потому что… Потому что не может об этом думать. И взваливать на свои плечи груз обязанностей и ответственности чуть ли не перед всем миром — тоже не может. Пусть и должен. Юки до утра сидит за учебниками, переписывает конспекты, зевает, а глаза слезятся, будто в них соль насыпали. Саваки приходит в комнату, долго стоит за его спиной, так тихо, что Юки через какое-то время даже забывает о его присутствии и вспоминает только тогда, когда на каменные от напряжения плечи ложатся чужие теплые руки. — Тебе бы не помешало хотя бы иногда расслабляться, трудоголик! — Учеба сама себя не сделает, знаешь ли, — возражает Юки и чуть заметно улыбается, когда Тадаясу недовольно хмыкает и отворачивается. Руки с плеч, правда, не убирает. — А массажистка из тебя классная получилась бы. — Заткнись! — Серьезно, помассируй мне еще плечи, совсем затекли. — Эй! Откуда взялся этот приказной тон, Кэй? Я тебе не слуга. — Ага, ты — моя персональная массажистка. Так что хватит халтурить. — Изверг, — сквозь зубы выдыхает Тадаясу, и теперь уже Кэй смеется во весь голос, хохочет так, будто никогда прежде не умел это делать. Юки… Он вспоминает, как смеяться, только рядом с Саваки. И сейчас ему почти плевать на то, что он может быть похож на девушку. — Эй, Тадаясу. — Чего тебе? — Как думаешь… Для парня быть женственным — так ли уж плохо? — Плохо? — Саваки переспрашивает и надолго замолкает, обдумывая свои следующие слова. — Ммм… Да нет, вовсе нет. — Вот как? — Да-а… Ну, то есть, ты же красивый. Разве красота может быть чем-то плохим? — Когда парень похож на девушку — это как-то не очень весело. — Забей! Мне ты нравишься таким, как есть, так что… — Нравлюсь? — Юки фальшиво улыбается. — Будь осторожнее со словами, Тадаясу. Иначе я могу подумать что-нибудь не то. — Не то? — Ну там, голубая любовь, запретные плоды и все такое. — О, — до Тадаясу доходит. Наконец. — Да иди ты! Скажешь тоже… Когда Саваки рядом, на душе Юки становится чуть-чуть легче. Однако вскоре появляется какое-то странное беспокойство, как будто… Юки не знает. Кэй просто не умеет улыбаться без Тадаясу. Не может улыбаться, когда Саваки нет рядом. — Серьезно, завязывай уже. Перестань париться из-за внешности. — Ха-ха! Я постараюсь, Тадаясу. Правда, постараюсь. Правда. И Юки старается. Юки поступает в один институт с Саваки. Кэй перестает ходить на лекции практически с самого начала учебного года, он пропадает с утра до ночи в баре старика и… Надевает на себя черно-белое платье, красит ресницы тушью, обводит губы черной помадой — и видит в зеркале незнакомую красавицу с темными волосами и большими-большими глазами, в которых, кажется, он и сам немного тонет. Кто она? Он, Кэй? Или она, никогда не существовавшая в этом мире готическая лолита? Юки не узнает себя. Он смотрится в зеркало, оглаживает подол пышной юбки и улыбается — впервые за очень долгое время улыбается, когда рядом с ним нет Саваки. И это, наверное, даже хорошо. Юки улыбается. Юки не узнает себя. А потом его не узнает Саваки, и тогда Кэй думает, что это даже… мило. Неплохо. — Значит, не узнал меня — и сразу влюбился? — А сам-то чего с поцелуями полез? — Ну так, весело же! — Иди ты своим весельем знаешь куда?! Юки смеется, Саваки злится — и все кажется таким обыкновенно-привычным и забавным, что… Это, и правда, замечательно. Так ведь? .. Юки надеется, что сумеет найти себя — как и еще тысячу причин для новых улыбок и смеха. Саваки хлопает его по плечу, по-прежнему возмущенно сопит, а Юки чувствует тепло его ладоней на своей коже. В общем-то, не так уж это и плохо. Совсем даже. А еще ему очень-очень весело, и вот это, пожалуй, для него сейчас самое главное. Юки больше «не парится» из-за своей женственности и не сдерживает рвущиеся на губы улыбки. Он не переживает и теперь почти с гордостью носит наряд «готик-лоли», окончательно сменив джинсы и рубашки на юбки и рюшки. Обмен получился вполне… равноценным. И до счастья уже — рукой подать. — Так что там за Мари, а? У вас с ней все серьезно? Как часто друг другу пишите? И кто пишет первым, она или ты? Хотя, в принципе, и так ясно, что ты. — Ох, просто отстань. Ну, а для того, чтобы беситься, у Юки без труда находится еще десяток забавных поводов. И, в общем-то, большего ему сейчас и не нужно. Юки смеется. — Кэй, ты… Чего ржешь, придурок?! — Ха-ха-ха! Ты такой смешной, когда смущаешься! — Сам виноват. Это все из-за твоих слов, балбес. — О, даже так? — Да не в этом смысле! Ты же понимаешь, что я не то имел ввиду? Чер-р-рт… Юки понимает. Только вот облегчать Саваки задачу не собирается: не маленький уже, и сам как-нибудь что-нибудь да сообразит. Пока что не соображает. Юки молчит и не дает никаких подсказок. Ему ведь в свое время тоже никто ничего не подсказывал. В конце концов, сейчас у него все действительно хорошо — в этот единственный, конкретный момент. А что будет дальше… Юки надеется, что не пропадет, тем более, если рядом с ним всегда будет Саваки, готовый протянуть руку помощи лучшему другу. Нет, на так. Юки совершенно точно уверен, что не пропадет. — Думал уже, что летом делать будешь? — Причем здесь лето? До него еще полгода. И вообще… Эй, не переводи тему! — А знаешь, этим летом я бы хотел на фестиваль сходить, — не слушая его, продолжает Юки, и Саваки почему-то замирает, забывая дышать. — Давно не видел фейерверки. А ты? — Да когда бы? У нас и на самих себя времени не остается. На себя у них никогда не бывает времени. И на друг друга тоже. Слишком часто. Но они такие, какие есть. И Юки надеется, что это никогда не изменится: «Пусть мы всегда-всегда будем оставаться… собой. Тогда мы любые неприятности переживем». — Ну, значит, летом мы вместе пойдем смотреть фейерверки. Специально для тебя могу даже юкату надеть. Хасегава-сан, кажется, говорила, что ты любишь белый цвет… Эй, Тадаясу, чего ты снова покраснел? Я что-то не то сказал? Юки весело, но все еще — очень страшно. Юки ищет себя.