Без рук

Дону заливисто хохочет над какой-то шуткой Ухёна, с которым они только что пришли неизвестно откуда, а Хоя, поднимая глаза от планшета, прилипает к рэперу взглядом. Он рассматривает сначала лицо своего любовника, скользя взглядом по скулам и подбородку, останавливаясь на красивых крупных зубах. Затем, отходя от наваждения, опускает глаза вдоль плечей к кистям рук, и, к своему неудовольствию, видит руку вокалиста, сжимающую жилистые пальцы Дону. Ни капли ревности, но если не вмешаться, светловолосый никогда не покинет эту комнату. Осталось придумать, как его выгнать. С этим вопросом Хоя впивается взглядом в лицо Ухёна и уходит куда-то глубоко в себя, откладывая планшет в сторону. Ухён же невольно ёжится, замечая пристальное внимание со стороны. — Походу, его сейчас опять всосёт. Спасай своего парня. Хоя действительно втягивает в себя губы и закусывает их. Что творится при этом в его голове — не знает никто, даже, наверное, сам её хозяин. По крайней мере так считают все, кроме рэпера. Он более чем уверен, что в той голове копошатся коварные мыслишки. Дону приподнимает бровь, заглядывая в глаза танцору. — Ховон, приём! Вызывает земля! — он протяжно распевает слова, зная, что Хою это бесит, а тот незамедлительно морщится, часто моргая и мечтая влупить по наглой рэперской морде. — Я ещё тут. — Мы заметили, — подаёт голос Нам, оставаясь при этом за широкой спиной Дону. Судя по всему, выходить из-за неё он не намерен. — Ухён, шёл бы уже. — Хоя, ты ужасно неприветливый педик. — Это Сонгю так скажи. Вали. Ухён смеётся над шуткой Ховона, но выходит из комнаты, провожаемый Дону, шепча тому «удачи!». Сам провожающий закрывает дверь и ложится рядом с Хоей, который откидывается на их кровать буквально несколькими секундами раньше. В комнате прохладно, Дону двигается ближе, сокращая расстояние между собой и любовником, и наконец-то замирает. Тихо до одури, к чему совершенно не привык Хоя, вечно находящийся в компании этого болтуна, и он прикрывает глаза, полностью расслабляясь. Но буквально через минуту судорожно открывает их снова, ощущая чужие руки и губы на груди. Старший ледяными пальцами поглаживает бока любовника и самозабвенно покрывает грудь поцелуями, отчего танцор расплывается в довольной улыбке и расслабленно выдыхает. Такие разговоры с Дону ему всегда были больше по душе. Хоя резко поднимается вверх, когда рэпер уже почти было просовывает руку под резинку домашних штанов, и, хватая того за запястье, истерично шепчет. — Стоп-стоп! Вы с Ухёном в морозилке сидели, что ли? У тебя руки холоднючие! — он опускает взгляд на парня. — Отцепись ты уже от моих сосков! Дону поднимает глаза на возмущёного этим беспределом Ховона и отрывается от своего занятия, теперь уже прокладывая дорожку поцелуев в сторону своих рук. — Ну, без рук, так без рук, — якобы расстроено вздыхает он и тут же улыбается своей ослепительной улыбкой. — Я ртом не только болтать умею. И Хою начинает мелко трясти. Он смотрит на рэпера буквально полминуты, но за это время, кажется, успевает родиться новая вселенная. Ему жутковато, и этот страх встаёт комом посреди глотки. — Дону-я, — хрипло зовёт Хоя, когда тот поднимается к нему за поцелуем, — ты знаешь… у меня что-то так живот болит… Ховон, словно растаявшее мороженое, буквально вытекает из-под парня в сторону выхода, уклоняясь от распаляющих его поцелуев. Дону заметно мрачнеет, ещё чуть-чуть, и разряды электричества вокруг него станут реальными, и Хоя может поклясться, что впервые видит его таким злым. — Ты шутить вздумал, Ли Ховон? Вернись на место, я весь день ждал вечера, я, чёрт побери, хочу тебя! — Дону-я, — скулит танцор, — прости, очень болит. И Хоя вылетает в коридор, оставляя очень раздражённого рэпера одного и решая, что сегодня он будет спать в своей комнате. *** Дону не умеет долго обижаться, тем более на Ховона. Но отсутствие регулярного секса расстраивает. Первую неделю он пытается отвлекаться на спорт, на книги, на репетиции, надеясь, что у Хои этот странный период пройдёт. Тот спит у себя в комнате, спокойно разговаривает с Дону, стараясь не оставаться с ним наедине, сидит рядом на шоу, и рэпер по-дружески кусает его за плечо. Ховон тогда дёргается, шумно сглатывает, и делает вид, что не обращает внимание на чужую руку под столом, которая намеренно поднимается по бедру, задевая кончиками ногтей ткань брюк. Он сбегает в туалет после шоу, пытается там отдышаться и успокоиться, прикладывая бутылку с ледяной водой к шее, вискам, и разглядывая на своём плече след от зубов любовника. На восьмой день Дону не выдерживает, его самообладание летит к чертям и он зажимает танцора в душе, мокрым, в одном полотенце, обёрнутом вокруг бёдер. — Хоя, в чём дело? — жарко целуя шею и плечи, спрашивает старший. Ховон пытается изо всех сил держать себя в руках, несмотря на то, что внутри всё скручивается в узел от каждого поцелуя и прикосновения к его коже. — Ты так соскучился, что зовёшь меня «Хоя»? — Безумно. Ответь на мой вопрос, — выдыхает разгорячённый Дону и, впутывая пальцы в мокрые и прохладные волосы Хои, целует того, жадно кусая чужие губы. На пятой минуте этой сладкой пытки танцор задыхается и, грубо сжимая волосы на затылке старшего, оттягивает того от себя. — Ты просишь ответить и затыкаешь мне рот, придурок, — рычит Ховон, отпуская тёмные пряди. Он знает, что Дону не больно, поэтому даже и не думает извиняться. Голова идёт кругом, в глазах расплываются тёмные круги от желания, но Ховон держится. По крайней мере, старается. Тем более рэпер уже стягивает с его бёдер полотенце и, опуская вниз глаза, ухмыляется кривой усмешкой. — Не отвечай, тут проблема поважнее, — Дону поднимает глаза на лицо Ховона и снова требовательно его целует, прикусывая губу. — Заодно отдохнёшь от моей болтливости. Хоя внезапно понимает, к чему ведёт любовник, это моментально отрезвляет, словно на него выливают ведро арктически холодной воды, и он, отскакивая от Дону, не придумывает ничего более гениального, чем кинуть ему в лицо влажное полотенце. Натягивая на себя другое первое попавшееся («в цветочек», — ухмыляется сознание Ховона), он, сверкая пятками, которых рэпер не видит из-за ткани на лице, проносится по пустому коридору в свою комнату. Дону, выпутываясь из ненавистной тряпки, на четвёртой космической буквально пролетает этот же коридор за своей добычей. Аккуратные пальцы только успевают лечь на ручку закрывшейся за Ховоном двери, и преследователь слышит, как раздаётся характерный щелчок. Замок закрыт. — Ли Ховон, чёрт бы тебя побрал, — свирепеет мокрый, растрёпаный и сбитый с толку старший, — открывай эту чёртову дверь! — Я не сразу понял, что за индийские слоны тут пробежали, — огрызается Сонгю, выходя с Ухёном из комнаты. Тот явно собирается на свой этаж. Ухён смотрит, как Дону сначала возмущённо открывает рот, собираясь послать лидера, но потом сползает по стене с лицом, полным боли и отчаяния. — Ховон-а, — противно тянет парень, поднимая глаза к потолку и почти рыдая, — ну что ты за человек! — Дону, умоляю, не ори! — сводя брови, страдает Сонгю. «Неприветливый педик», — огрызается про себя рэпер, при этом обиженно выпячивая нижнюю губу. Ухён вымученно вздыхает, глядя на обиженного ребёнка Чан Дону. Потом всё-таки подходит, поднимает за локоть и тянет за собой, при этом сомневаясь, помогает он сейчас отчаявшемуся другу или спасает Хою от попыток его изнасилования. — Пошли-пошли, нечего тут страдать, Сонгю отдохнуть надо, — вздыхает вокалист и утягивает за собой горе-любовника. — Расскажешь мне, что у вас там произошло. *** В квартире, где живёт Ухён и остальные одногруппники, как-то уютно и умиротворённо, и Дону становится немного легче просто от нахождения здесь. Ребята почти сразу все выходят на кухню. Сонёль садится с Ухёном и Дону и внемлет рассказам рэпера про тяжёлые времена на другом этаже. Мёнсу только вздыхает «слишком много педиков», и вытаскивая из холодильника кусочки арбуза, смывается в свою комнату. А макнэ, сидя напротив троих хёнов, даже не слышит ничего, ковыряя аккуратными пальчиками в планшете и периодически кивая. — Я ему же ничего плохого не сделал, только хочу сделать приятно, — Дону опускает глаза и еле сдерживает смущённую улыбку, заканчивая ей краткое изложение проблемы. Сонёль вздыхает, вспоминая слова Мёнсу, что «быть педиком просто, за мужчиной ухаживать не надо». Не так уж и просто, судя по расстроенному Дону. И он хочет помочь другу, или хотя бы поддержать его, но совершенно не представляет, как. Сонёль не понимает, почему Хоя так резко поменял своё отношение к любовнику. Зато Ухён, удачно мимикрируя под Сонгю, встаёт с таким лицом, словно не понимает, как все вокруг не дошли своим мозгом до таких простых истин. Он уходит в ванную, а оттуда возвращается с небольшим зеркалом и даёт в руки опешившему гостю. И тут же лицо Сонёля светлеет, он почти хихикает, понимая, в чём загвоздка. А вот до Дону, несмотря на меньший рост, чем у рядом сидящего, не доходит так быстро. — И? — только и может сказать тот. Ухён цокает языком. — Улыбнись! — Ухён-а, — канючит Дону, — сейчас не сеанс психотерапии, мне помощь нужна… — Улыбнись! — с двух сторон наседают Ухён и Сонёль. Дону вздыхает, но обнажает ряд ровных белых зубов. И сидит так с минуту. Повисает тишина. В тишине слышно размеренное дыхание ребят, поскрипывающий стул под ёрзающим в другой комнате Мёнсу и еле слышные удары пальчиками по экрану планшета со стороны макнэ. Тот только сейчас понимает, что повисла звенящая тишина, и с каждой секундой она всё больше и больше давит на него. Дону определённо не спешит думать головой. — О, боже, — взрывается уставший от тишины Сонджон, чем не на шутку всех поражает, — Дону-хён, да он боится минета! Я бы тоже боялся, если бы моя девушка имела такой зубастый рот, чёрт возьми! Он тут же подскакивает на стуле, осознавая, что выдал это вслух, краснеет от сказанного, и, шепча «извините», моментально исчезает в сторону своей комнаты. Дону же, как в зад ужаленный, подскакивает, чуть не уронив стул на пол, и светлеет настолько, что им можно освещать весь центр Сеула этой ночью. — Зубастый, значит, — хитро щурится рэпер, — ну-ну… Прощаясь с сочувствующими ему и благодаря за помощь, он буквально вылетает из квартиры, врывается в лифт и уезжает на свой этаж. Сонёль опустошённо выдыхает. — Я теперь как-то за Хою переживаю. Всё-таки у Дону зубы правда… — он поджимает губы, не договаривая фразу и сомневаясь в правильности содеянного. Но Ухён кладёт ему руку на плечо, вызывая у того улыбку. — Я больше всего переживаю за Сонгю. Он никогда не выспится в одной квартире с этими двумя. *** Хоя спит. Хое снится какой-то очень мутный сон, тягучий и вязкий, сон ему не нравится, и хочется проснуться, открыть окно, выпить холодной воды, принять прохладный душ, который за эту неделю стал для танцора чуть ли не лучшим другом. С этой отличной мыслью он открывает глаза, приходит в сознание и понимает одну малоприятную и пугающую вещь. Малоприятно, что его руки затекли. Пугающе — что они привязаны к изголовью кровати. И даже не сразу Ховон понимает, что его губы накрывают влажным жарким поцелуем. Это губы Дону, его язык, он узнает его рот при любых обстоятельствах. Хоя охотно отвечает, считая, что вопрос о связывании можно отложить, рэпер решил поиграть с ним. Да и запасные ключи от комнаты всегда у Сонгю, наверняка Дону взял их у него. Ховон думает, что у Сонгю их лучше забрать. Но потом. Всё потом. Дону отрывается от губ Хои и смотрит на его лицо. Танцор замечает, как красиво в слабом свете фонарей с окна его любовник сверкает своими раскосыми глазами, а потом тот довольно облизывается и опускается назад, прокладывая поцелуями путь от чувствительной кожи за ухом танцора, вниз, по плечам к груди. — Я скучал, — признаётся Хоя, ласково смотря, как Дону целует его грудь, касаясь кончиком языка соска, что заставляет танцора прикусить губу. Дону отрывается от ласк, у него уже сбивается дыхание. — Я тоже. Очень, — и сладко растягивает рот в зубастой улыбке. Хоя чувствует, что забыл одну важную вещь ещё с самого начала. А теперь это знание, висящее над ним на волоске, обрушилось литрами холодной воды. Конечно, он сначала ещё не проснулся, потом уже завёлся, куда ему было помнить о том, что Дону в последнее время одержим идеей орального секса. Ховон невольно скулит. — Дону-я… Прекрати… Лицо рэпера делается воистину дьявольским и он, прикусывая распухшие от поцелуев губы, наклоняется к животу Хои, ласково касаясь горячей кожи губами. — Нет, Хоя. Я хочу сделать тебе приятно. Ртом. Парень понимает, что влип, и абсолютно не надеясь ни на что, сдавленно стонет и дёргает руками. А вот его любовник не оставляет эту попытку без внимания и отрываясь от ласк, тянет бёдра Ховона на себя, натягивая несчастные связанные руки. Хоя готов разреветься от досады, когда Дону целует его бёдра. Страх распаляет танцора, и он старается расслабиться и довериться партнёру. Ему хочется приподнять голову, чтобы понять, почему ласки прекратились, но он тут же ошеломлённо падает назад, на простыни, ощущая, как неуверенно рэпер облизывает его член по всей длине. А потом шумно втягивает воздух, когда полные губы смыкаются вокруг его головки. Хоя не видит ничего из того, что вытворяет Дону, зато прекрасно чувствует и, что стыднее всего, слышит причмокивающие звуки. Танцору кажется, он сгорает заживо, становится невыносимо жарко. Нервы натягиваются в одну не очень надёжную струну, страх смешивается с желанием доминировать: хочется податься бёдрами вперёд, но, вспоминая зубы своего любовника, Ховон держит себя всеми силами. Дону определённо увлечён новым занятием, то ускоряясь, то замедляясь, облизывая и целуя. Иногда опускает голову так низко, что Хою уносит, и он судорожно, через стоны, пытается остановить это безумство. Он бы спросил, где и когда его любимый научился таким ласкам, но потом решает, что это абсолютно неважно, и лишь утробно рычит, когда рэпер выпускает его из этого горячего плена. — Ты ужасно милый, Хоя, когда боишься, — шепчет Дону своим низким голосом, поднимаясь, чтобы развязать руки танцора. — Я тебя таким ещё не видел. Страх отходит, и Ховон моментально хватает рэпера за волосы, желая, чтобы он заткнулся. Глядя ему в глаза, он выдыхает через зубы не своим голосом, срываясь на истеричный фальцет. — Чёрт бы тебя побрал, Чан Дону. Займи свой болтливый рот делом. Руки тянут за волосы вниз, и парень, довольно улыбаясь и смеясь «ладно-ладно», охотно спускается на своё место, вдыхая как можно спокойней и пряча ряд зубов за пухлыми влажными губами. Когда это успевает закончиться, Хоя не помнит. Стенки горла, язык, губы — всё это обволакивает, и он не понимает, как мог отказываться от такого раньше. Его накрывает внезапно, выламывая в дугу и вырывая из груди сдавленный протяжный стон. Он всё ещё держит рэпера за волосы, изливаясь тому в рот. Дону дёргается, пытаясь вырваться из хватки и мечтая не подавиться до смерти. Хоя разжимает пальцы, а рэпер рывком отстраняется, чтобы прижаться холодным от томной испарины лбом к бедру любовника, судорожно дышит, глотая воздух, и шумно сглатывает. Он жмурится до цветных кругов под веками, вымученно хрипит и кончает почти следом. Ховон, до сих пор ослеплённый оргазмом, не сразу понимает, когда и как старший умудрился дотянуться руками, чтобы позаботиться о себе. Они ещё минут десять переводят дыхание, прежде чем Дону поднимается и ложится рядом. — Я не собирался тебе ничего откусывать, — тяжело дыша, внезапно выдаёт рэпер. Ховон закатывает глаза. — О, господи, Чан, заткнись. Хоя целует Дону в висок, извиняется за грубость, чем вызывает полусонный смешок со стороны второго. А потом накрывает их обоих одеялом, закрывая глаза на то, что солнце вот-вот взойдёт. И перед тем, как он проваливается в сон, мысленно даёт себе обещание соглашаться на все идеи Дону. Почти все.