Лжец

Это одержимость, но Манвэ не шёл к Ирмо. Вместо этого он постоянно лгал, отчего на душе оседало мерзким и гнилистым, но вала смутно понимал, что так будет лучше. Однако не мог сам себе признаться, для кого именно. Для него? Для Феанора? Для Нерданель с Вардой? Но первая вряд ли слепа, а вторая может услышать их разговоры, если того пожелает. Пока что даже нет причин скрывать – нечего. Это просто предчувствие туманного будущего, в котором ему лучше не знать старшего сына Финвэ. В любом случае, его имя всё усложнило бы. - Так почему ты не называешь себя? - Потому что моё имя страшное и уродливое на всех языках, и я стесняюсь, - бесстыдно солгал Манвэ, а Феанор придвинулся ближе. С каждым разом они становились чуть ближе; с каждым вечером меньше становится между ними расстояние. Сейчас Манвэ спокойно различал каждую черту этого молодого – женатого, почему-то вечно всплывало неуместное в сознании – эльфа: прямой нос, узкие губы со спрятавшейся в уголке рта смешинкой, выбившуюся из низкого хвоста прядь на лбу, кольцо в ухе, кольцо на указательном пальце, забавно загнутый к верху острый кончик этого уха… Оба кольца вале смутно не нравились: касательно первого он думал, что украшения, для ношения которых специально нужно изменять данное Эру тело, неуместны. Обручальное порой хотелось выбросить в море. В Мандос. За Грань Мира из окон Ниэнны. Манвэ не понимал себя, но этот аккуратный золотой ободок его сильно нервировал. Становилось неуютно в собственном теле, и вала метался из крайности в крайность, то приказывая себе не думать об этом, то, наоборот, с рвением пытался найти причины собственных чувств. Но стоило только сосредоточиться на Феаноре, то мысли улетали куда-то прочь. Поэтому, чтобы переключиться, Манвэ сосредоточился на другой детали внешности Феанора, портившей его – дотянулся и коснулся пальцами кольца на ушной раковине. К счастью, сегодня у эльфа не было настроения настаивать. - Снова хочешь, чтобы я снял? – спросил он. - Нет, - на этот раз честно; вид прокола был хуже. – Но я не могу этого понять. - Вы, майар, все такие странные? Майар. Майа. То, как сильно Манвэ заврался, почти смешно – Мелькор, должно быть, так много не искажал правды. Смешнее разве что то, что сын Финвэ настолько горделив и безразличен к практически всем живым существам, что его окружают, что так и не удосужился – ни разу за всю жизнь! – узнать, как выглядит Король Арды. В Валиноре не видно неба и звёзд. Но не только эльфы любили творения Варды: Манвэ любил супругу и её свет, а ещё он властвовал не только над ветрами, но и соткал когда-то тёмное полотно для сокровищ жены. Однако вала не мог гулять спокойно в Тирионе и на побережье, так как в этих землях лишь старший сын Финвэ так слеп. Зато он знал места в Амане, где были темнота и бархат неба: всего лишь надо знать нужное время, чтобы прийти и поймать серебро с волос Варды на далёком бархате. Сейчас, в укромном уголке сада, скрытого от Древ то ли чарами, то ли иной тенью, это небо видно, сейчас, сидя на траве, так странно думать, что своими руками творил это. Лучше сейчас забыть об этом. Феанор извернулся и потёрся о его ладонь. Один раз приведя его сюда, Манвэ больше не смог отказаться от удовольствия видеть сына Финвэ таким – спокойным и улыбающимся, смеющимся и в шутливой борьбе прижимающего его к траве, тихо недовольным и с пламенным восторгом творца в глазах. Иногда ещё лукавый, вот как сейчас. От взгляда Феанора бросило в жар, пламя перекинулось из эльфа в Манвэ, в чьем теле-одеянии не было тому места. Взяв его за запястье, Феанор лёг спиной на тёмную траву и чуть потянул за собой. Вала покорно – спокойно? – лёг рядом, не вырывая руки, пускай чужие пальцы и казались раскалённым браслетом только из кузни. Это было даже приятное ощущение. Уничтожая дистанцию, Феанор повернулся набок и перекинул через него руку. Манвэ хотел возмутиться, но эльф слишком расслабленно и в чём-то мечтательно выглядел. Вала бы возненавидел самого себя, потеряй он его – такого. - Скажи что-нибудь на валарине, - произнёс Феанор, которому нравилось переливчато-певучее звучание этого языка. - Что? – отстранённо. - Что хочешь. Я хочу послушать. Возражения бы он не принял. Ни в чём. Эльф крепко поцеловал внутреннюю сторону запястья Манвэ, и самообман о том, что он ещё контролирует ситуацию, распался в пыль. Манвэ плохо понимал в войне, так как не желал, чтобы она была в Арде. К тому же, Мелькор здесь, в Валиноре, темен, но тих и не мутит воду – так, по мелочи, в дань своей натуре. Однако от Тулкаса можно было услышать такие слова как: Поражение. Прорвали оборону. Завладели третьим переходом. Крепости пали. Первая крепость Манвэ тоже пала всего от одного поцелуя в голубую венку на белой коже. Эльф теперь часто брал его за руки: просто держал, переплетал пальцы, нежно поглаживал по костяшкам – или хватал в возбуждении. Например, сейчас. - У меня есть кое-что. И я хочу, чтобы ты посмотрел, - жарко сказал Феанор, а Манвэ с трудом унял холодный ком страха в животе. Вала не ожидал, что эльфу вздумается самому отправиться на его поиски, а он разошёлся с Йаванной всего лишь пару минут назад. Ухаживая за своими возлюбленными Древами, та цвела даже рядом с Мелькором, не замечая ни его мрачности, ничего; Йаванна была готова часами и кому угодно говорить о творении, с которым не сравнится более ничего в Арде – и была, в общем-то, права. И, конечно же, валиэ обращалась к Манвэ по имени. Впрочем, Феанор мог и отмахнуться от этого, даже услышав. Судя по рабочему фартуку, эльф примчался прямо из кузни или мастерской: волосы всколочены, пот каплями на висках, запыхался даже немного – так бежал, так волновался, а глаза… сумасшедшие. Уголья горящие. Пламенный дух. Да его руки жгли даже через перчатки эльфа, которые тот тоже не снял в спешке! - Что у тебя? – Манвэ постарался не показывать разыгравшуюся в его душе бурю. Близостью, видом, всем Феанор сметал любые стены и границы. Если бы этот эльф попросил прыгнуть с Таникветиль в физическом обличье, то вала б, скорее всего, прыгнул. - Я… не знаю… не дал имени… - лихорадочно. – Да пошли же! Перехватив за руку покрепче, Феанор дёрнул его за собой через густые заросли: идти до города в обход по тропам и мощёным дорожкам у него не хватало терпения. Пусть там никого не будет, пусть они не столкнутся с кем-то на улице, пусть он любит уединение в работе и никто их не увидит. Эру мольбу услышал: чудом им удалось проскочить через Тирион коротким путём по улочкам и садам, видя жителей лишь издали. Странно, но Феанор тоже воровато оглядывался. Когда эльф отпер заднюю дверь своего дома, Манвэ задохнулся. Во-первых, он был здесь впервые. Во-вторых, где-то наверху слышались шаги и голоса. Окатило мучительным стыдом без причин и источника. Феанор приложил палец к губам и, погладив успокаивающе по запястью большим пальцем другой руки, повёл дальше, тихо крадясь. Налево, направо, как воры, мимо дверей и вниз. Интересно, что будет, если их так застанут, а Нерданель с удивлением назовёт его Владыкой Манвэ? Лучше умереть на месте. По крайней мере, очень постараться. Перед толстой даже на вид дверью с тремя засовами Феанор снова завозился с ключами. Эльф нервничал и суетился, а Манвэ – дивился и недоумевал, потому что сын Финвэ открывал ему новую сторону своей личности. Ну, суетящуюся и нервничающую. Феанор пропустил его в комнату первым. Дверь шумно захлопнулась: кто-то мог и услышать. Но Манвэ это не волновало. - Как это… как это возможно?.. – вырвалось у него. - Возможно. Завороженно. Влюблённо. С восхищением. Без гордости, но с измученной любовью мастера и творца. По мастерской разливался свет Древ, но единственное окно в комнате смотрело прямо в темноту запада. Не оттуда он лился, а из трёх камней на столе. Напоминали они драгоценности, но нечто большее было заключено в них. Манвэ, затаив дыхание, подошёл к ним. Сокровище – о нет, нельзя назвать иначе – притянуло его и вырвало из груди вздох восхищения. Феанор неслышно встал рядом и шепнул: - Я ещё никому не показывал. Только тебе. - Я могу?.. Эльф сам положил его руку на камень и виском прижался к плечу Манвэ. Вала понимал, что ничего спрашивать не стоит, поэтому просто заскользил ладонями по твёрдой поверхности – одного, второго, третьего... Гладкие, но острые грани не царапали; не источающие тепло, но не холодные; сияющие, но матово не слепящие, пускай Манвэ, видевшего дальше и больше, гипнотизировал таившийся внутри них водоворот Света. Некоторое время вала не мог от них оторваться, а руки Феанора переплелись с его руками. Как над детьми стоял мастер и не хвастался – но восхищался, деля радость и усталость почему-то с ним, а не с женой и семьёй. - В следующий раз окно закрою… на всякий случай… - устало пробормотал эльф. Манвэ хотел было спросить, что ещё за следующий раз и неужели он собирается прятать прекрасное своё творение от мира, но, отвлекшись от камней, он заметил другое: пыль везде, кроме стола, тарелки с несъеденной едой… А ведь Феанор долго пропадал, много дней. Сидел, должно быть, за работой, не видя и не слыша ничего, забирая приносимую еду, но забывая о ней в порыве. Нет, эльфы сильны и выносливы, но лучше не стоит. Вала взял Феанора под локоть и отвёл к скамье у стены, усадив. Эльф уже открыто привалился к нему, зевнул и подобрал под себя ноги. Манвэ позвал его по имени, на что тот отозвался недовольным и сонным мычанием. - Поешь, - вала потормошил его, взглядом отыскивая ещё пригодную к употреблению еду, вчерашнюю, например. - Отстань... Манвэ было почему-то хорошо; он погладил упрямца по голове. - Давай-давай, а то будешь первым умершим в Амане эльдаром. - И от чего мне умирать? Феанор посмотрел снизу-вверх и иронично изогнул бровь. Что ж, раз способен ещё на такие выражения лица, значит ещё не так уж и устал. - От творческого истощения. Эльф, усмехнувшись, качнулся вперёд, потёрся, как зверь, лбом о подбородок Манвэ – вала солгал себе, что не ощутил нежного тепла от такой ласки – и всё же съел несколько кусочков чего-то с тарелки, пускай в полумраке было не разобрать, чего именно. Под давлением он взял ещё несколько, прямо руками, но спать ему хотелось больше. - Хорошо, что ты у меня есть, - сказал вдруг Феанор и сразу же уснул: не так, как чаще спят эльфы, а клубком под боком Манвэ, не дав тому понять степень серьёзности его слов. Вала вздохнул в смятении и робко погладил его по волосам. Мягкие. Захотелось зарыться в них пальцами и остаться ненадолго здесь. Вместо этого Манвэ осторожно разомкнул обнявшие его за пояс чужие руки, уложил Феанора на скамью и, приоткрыв дверь, шумно уронил на пол несколько крепких на вид инструментов. Услышав быстрые шаги к мастерской, вала улыбнулся уголками губ и, обратившись духом без плоти и тела, исчез с лёгким сквозняком. Манвэ поднялся выше и западней. Свет Древ, такой невыразимо чистый и прекрасный внизу, сюда даже не дотягивался. Мрачные тёмные облака, пришедшие к берегам Валинора без его воли, вала направил прочь к морю: пусть ливень и гром разразятся над бескрайними водами Ульмо, повеселив его свиту, не затронув живущих в Валиноре эрухини. Холод окутал его дух – здесь всегда было так, вдали от горящего в горне земли огня Ауле. Манвэ не мёрз, но не сказал бы, что ему это нравилось. Над Ильменом он власти не имел, хотя мог долететь. - Давно я не видела тебя так далеко в вышине… - прошелестел голос в сознании, и вала б вздрогнул, будь у него тело. Варду он не заметил, так как растворилась та в сумерках неба и ярких огнях своих звёзд. Впрочем, супруга права – он и до облаков давно не поднимался, не говоря уже о ледяных просторах, по которым любила путешествовать Владычица Звёзд. Мало её творений жили низко у земли. - Мне нравится быть подобным эльфам. - Но не забывай, кто ты есть. Кто бы из них ни видел лучше, Манвэ был рад, что у него сейчас нет лица, на котором бы отразилась гамма противоречивых чувств. Варда ощутила, конечно же, но вряд ли могла расшифровать. Зато вала ощутил смутную её обиду на него. Ветер закрутился, звёздное полотно замерцало и исказилось, и если бы кто-то поднял сейчас голову, то подумал бы, что небесные алмазы решили поиграть в салочки. Супруги унеслись от Амана – на север, и с рук Манвэ слетела буря, вскружив снег до облаков и накатывая волны на льды в том месте, где воды великого Вайя сливались с Белегэаром; и приняли бы его за Чёрного Мелькора во времена его властвования в Утумно, так как Король Арды редко выпускал на волю свою мощь, но был сходен в ней с братом в замыслах Эру. Манвэ не любил, когда кто-то видел его таким. Вала не слеп и понимал – иные бы испугались его, и потому рад был безмерно, когда в Арду сошёл Тулкас. Могучий и сильный, он давал Манвэ шанс таким не быть и не сражаться даже с Мелькором, неважно, что нет теперь в этом необходимости. Лишь одна принимала эту сторону его натуры и даже любила. Варда шла дальше, потому что над смертными водами не мог и не желал Манвэ подниматься выше Висты во владения супруги. Смеясь переливами звуков у той грани, которую эльфам не услышать, она раскинула по небу полотно, и поднялся из черноты сумрачного горизонта зелёный, синий, сизый свет, словно раскинуло кроны третье Древо в Арде. - Сияние… - Северное. Оно будет лишь на севере, где царит тьма и льды Хэлкараксэ. - А Средиземье? - Над ним большая часть моих звёзд – то мой подарок тем, кто не пожелал прийти. Не думай ни о какой земле сейчас. И Манвэ перестал думать. Но порой мерещились ему в искрах новорожденного северного сияния горящие глаза Феанора. В небе нет дней, так как нет света, чтобы их мерить. Манвэ не мог сказать точно, когда они с Вардой вернулись, но был час смещения. Супруга соткалась из обрывов небесного полотна, улегшихся в её косу, и искр, украсивших звёздами её. Жена лучилась довольством. - Феанор просил у меня росы из Чаш. А потом попросился собирать капли со мной, - она скользнула взглядом по Манвэ, но не тем читала души. – Не знаешь, что он задумал? Или сотворил уже? Вала повернулся в сторону Валимара: с высоты Таникветиль он казался совсем небольшим. Манвэ различил шумное и радостное движение на улицах. Особенно вокруг дома старшего сына Финвэ. - Понятия не имею, - солгал Манвэ, не пытаясь обмануть по-настоящему. Варда улыбнулась этой лжи, которую распознала по голосу так же легко, как дышала в теле-одежде, и, прикрыв глаза, взяла его за руку. Наверняка, поняла тревогу. Наверняка, заслышала неуверенность и вздох – Манвэ вспомнил обжигающие ладони Феанора, разительно отличавшиеся грубостью и температурой от прохладных пальцев супруги. Но пока что вслушивалась в город под их ногами. Рядом с ней вала всегда видел дальше и лучше, поэтому различил он яркий огонь духа Феанора: он будто рвался из тела, которое не могло передать всю степени его эмоций. Эльф что-то объяснял отцу – что-то говорил эльфам – что-то заставляло майар тянуться к небольшой шкатулке – что-то заинтересовало Намо, которого Манвэ заметил вдали, покидающего свои чертоги. - Сильмариллы, - произнесла Варда и открыла глаза. – Феанор назвал свои творения так. Пойдёшь смотреть? - Уж как-нибудь в другой раз, - попытался отмахнуться он, но стоило выпустить её ладонь, если уж понадеялся что-то скрыть в словах. Валиэ разорвала контакт сама и положила пальцы ему на скулу, погладила. - Тебя что-то тревожит? – беспокойство. – Что ты скрываешь от меня? Варда понимает словами. Но Манвэ был не в состоянии выразить это звуком, поэтому просто покачал головой. - Я люблю тебя, ты помнишь? Не вызывай во мне страха за тебя. - Я не хотел… Супруга прервала его одним лишь взглядом да пальцами на губах. - Я пойду туда: мне интересно, что этот эльф снова натворил, - лукавство прощением за скрытность. - А ты пока что будь здесь, если хочешь. Варда ушла, направившись в Валимар, как и прочие – даже валар. Оставшись один, Король Арды тяжело выдохнул. Манвэ определённо не готов был объяснять другим то, в чём не мог признаться самому себе. Сильмариллы озарили Валинор и были сокрыты. Феанор сильно привязался к ним, и не желал никому показывать. Манвэ тревожила такая привязанность к неживым камням, пускай и были они сокровищем, в которых, как предрёк Намо, заключены судьбы Земли, Воды и Воздуха. Короля Арды это тревожило – но наедине без титулов Феанор вёл себя, как обычно. Правда, потрудился с налётом пренебрежения заметить, что Манвэ Сулимо не удосужился даже взглянуть на его камни. - Неужто ваш король считает, что деяния эльфов не достойны его взгляда? Манвэ тошнило от его презрения. - Не говори так, пожалуйста, - он сдерживал эмоции: то ли боль, то ли отторжение, то ли ненависть к себе за затянувшуюся ложь. – И он не только мой король. - Мой король – мой отец. Манвэ вывернет наизнанку прямо сейчас, хотя невозможно. И нечем. Вала ведь собирался раскрыться, на днях вот-вот… Всё тянул, не в силах нарушить течение их странного единения. А теперь, кажется, опоздал. - Феанор, пожалуйста… - он беспомощно сжал пальцы эльфа. Его слова причиняли муку, которую не познают Дети Эру: дух айнур чувствовал больше тела, и наносимые Феанором незаслуженные раны тянули сильно и не давали вздохнуть. Или это наказание за ложь? - Ты майа при Манвэ, верно? – вдруг спросил Феанор, сменив тон на прямой, но не властный. – Не отрицай: цвета твоей одежды голубые с белым, такие носят у его дворца. Я и раньше догадывался, но теперь уверен – ты так защищаешь его… Или Варды? У груди валы что-то ухнуло вниз, глубоко-глубоко. В Пустоту, во мрак, туда, где нет ничего. Дух его забился отчаянно в теле, рвясь к Феанору и не понимая, почему нельзя потонуть в его огне, а Манвэ опустил голову. Это зашло слишком далеко. Надо сказать, надо сказать, прямо сейчас… - Не волнуйся, - сказал эльф мягко настолько, что вся решимость валы куда-то улетучилась. – Это ничего для меня не значит. Вот. Что-то холодное с тихим щелчком сомкнулось на запястье, и только тогда Манвэ поднял взгляд. Искусно сделанная полоса серебряного браслета обхватила его ту его руку, пальцами которой он сжимал добела ладонь Феанора, цепляясь. Узоры вились по металлу лёгкими полосами сотканного из хаоса орнамента. Переливался, сиял, потеплел от контакта с кожей. - Это тебе, недавно сделал, - ласково проговорил эльф. – Нравится? Вала и не знал, что он умеет так говорить. Слова благодарности потерялись по пути, остатки – застряли в горле. - Очень… - обрывисто. - Ты для меня важнее и Манвэ, и Варды. Я не им первым показал Сильмариллы и не их рукам доверил. Я не изменю своего отношения к тебе. - Какого отношения? – непонимающе выдохнул вала, так как Феанор, проведя грубоватыми от работы подушечками пальцев вдоль браслета, ладонью огладил до локтя по коже, задирая широкий рукав. Удерживая, эльф подался к нему, обнял за пояс свободной рукой и смазано ткнулся губами в скулу. Манвэ его по-прежнему не понял, но успокоился. Вала мысленно заверял, что больше не допустит конфликтов, и всё пренебрежение забудется. Лгал, как оказалось позже. Со временем Феанора начали утомлять шумные улицы Валимара, но о том, чтобы принцу нолдор переехать и речи не шло. Сыновья его любили город, уходить без причины не желали с отцовским упрямством, но была и другая причина. - Финголфин попытается очернить меня в глаза отца, этот жалкий… - Феанор! – Манвэ оборвал его до нелицеприятных слов и нахмурился, не пряча гнев. – Он же брат тебе. - Не брат он мне, - прошипел эльф в ответ, и вала, не выдержав, поднялся с края постели и вышел на воздух. Лес встретил прохладой. Деревья всегда отбрасывали здесь длинные тени. Укромное второе жилище Феанора располагалось обособленно и никто, кроме Манвэ, не знал его местоположения. Во всяком случае, эльф явно был в этом убеждён, приходя сюда, чтобы побыть одному со своими клубящимися беспокойно мыслями, а вала не спешил его разубеждать, ведь сын Финвэ доверил своё убежище именно ему. Но тени, клубящиеся вокруг Феанора и его родни, настораживали все стороны Манвэ. Ему не хотелось думать, что источник в гордости или жадности за трон, который имел мало, в принципе, роли здесь, в Валиноре. А зарождающаяся в Феаноре ненависть к братьям пугала. Манвэ никого не ненавидел, особенно брата – даже брата. Не ненавидеть Мелькора после всего, что тот натворил, дорогого стоило, но все валар справились без этого яда. Правда, такими темпами он себя ненавидеть станет. Что тогда с ним будет?.. Вала провёл ладонью по тёплой балке. Дом деревянный, в городе таких не было, но разбросанных жилищ эльфов по всему Аману – полным полно. Каждый, должно быть, считает себя первым в стремлении уединиться. Шаги Феанора он прослушал. Эльф мягко обнял со спины, тесно прижимаясь; он был ниже Манвэ и щекой касался его плеча. - Ну, прости. Я не буду при тебе об этом. - Лучше и не при мне тоже… - проговорил вала, но от близости эльфа всё дурное из него уходило, и ещё меньше хотелось верить, что такая отрава зародилась сама по себе. Со стороны всё это, нашептал злой язык, хотя Манвэ не мог понять, чей: Мелькор прощён, Мелькор раскаялся и не за чем ему возвращаться во мрак. Но больше и некому, а то, разлад в семье Финвэ не мог быть изначально – ложь уже потому, что взял он себе вторую жену. – У тебя есть друзья? – осторожно спросил Манвэ. Феанор задумался, помолчал. - Не сказал бы, - он отодвинул волосы валы в сторону и перекинул их через противоположное от себя плечо. – У меня ты есть… Пальцы задержались в белых прядях и снова вернулись на пояс. Что-то неуловимо поменялось в объятии, заставив Манвэ шумно выдохнуть. Какая-то упущенная мысль ещё мелькнула в сознании, но от шёпота эльфа растворилось. - Мне нравятся твои волосы… Как облака белые… Как облака. То ещё сравнение – если бы вала об этом думал. Водя руками по его животу и покусывая сзади шею, Феанор вводил его в оцепенение. - Феанор… - неуверенно. Фраза оборвалась. Эльф резко развернул сильными руками странно ослабевшее тело Манвэ к себе и припал к губам. Обезоруживающе обрушиваясь на него лавовым огнём, Феанор зажал его между собой и балкой. Вала дёрнулся, но дух его потерял связь с руками и ногами: не слушаясь хозяина, позорно подкашивались ноги. Ладони почему-то оказались в тёмных тяжёлых волосах, сжимая пряди и зарываясь с них. В глубине что-то клокотало мрачной незнакомой радостью чего-то не нужного айнуру, но долгожданного, а эльф всё целовал, целовал, чему Манвэ безвольно, зачем-то жмурясь, вторил, пока дух в теле-одежде поддавался панике и одновременно с этим льнул к Феанору. Разница в росте сгладилась благодаря тому, что ноги валы всё же подогнулись, но эльф зажал крепко и совсем съехать на пол всё же не давал. Когда он оторвался, Манвэ судорожно глотнул воздуха. В глазах Феанора плясала огненная бездна, сбежать от притяжения которой было невозможно, но страшно рухнуть в эту опаляющую пропасть. Наверное, так чувствует себя кусок необработанного ещё металла перед тем, как его отправляют в плавильню. А старший сын Финвэ являлся мастером своего дела. Эльф тяжело дышал и смотрел в упор: пламя в его чертах смягчала радость. Феанор облизнул губы. - Целоваться не умеешь, - судорожно сказал он. - Не так же… - дышать было тяжеловато. Эльф качнулся вперёд и упёрся лбом в шею Манвэ, который кое-как заставил ноги всё же держаться. - Ты боишься? – почувствовал. Тело снова обмякло, глубоко внутри дух заурчал от довольства и нежности, желая обхватить Феанора своими крыльями, и вот именно такой диссонанс с самим собой и пугал. - Странно себя чувствую, - признался честно, наконец-то. - Мне впервые тело не повинуется. - Так и надо. - Да? - Не сомневайся. Манвэ закрыл глаза и кивнул. Верил. Эльф утянул обратно в дом и захлопнул дверь. Когда Феанор опрокинул на кровать, вала где-то потерялся ещё до того, как приземлился спиной на мягкое. В полёте и руках эльфа: горячих до нехватки воздуха, шероховатых и осторожных, уверенных и немного дрожащих – от нетерпения, от жажды… Манвэ смутно понял, что стоит повторять, но быстро об этом пожалел. Феанор был везде, Феанора было слишком много: губы, руки, голос, тяжесть, - кожа к коже, тело к телу, и связь валы с последним будто оборвалась. Руки гладили и впивались сами, пот выступил на висках так, что волосы налипли. Манвэ терялся и метался под эльфом, чтобы отстраниться и избавиться от выкручивающего напряжением живот и ниже чувства, но, вопреки логике и уплывающим куда-то приказам разума, ему хотелось ещё – продлить, потянуть, попросить. Когда натягивалось в нём невыносимо сильно, из горла рвались протяжные звуки, от которых не становилось легче: хватало только на новый вздох для следующего, а одной ладонью он комкал простынь, ощущая необходимость за что-то держаться. От кропящих по коже касаний губ, отдающих влагой, Манвэ совсем растаял. Феанор подхватил под бедро, навалился вперёд и сомкнул зубы на его шее. Вала вскрикнул и зажал себе рот рукой. Крик – это знакомое и сейчас непонятное; это от боли, страданий и ужаса, однако сейчас, когда тела их сплетались, хотелось кричать ещё. Эльф удерживал, хрипел – Манвэ извивался, впиваясь себе в руку и колотя пятками, так как рвался вопреки всему прочь из неуклюжего тела к пронизывающему ему со всех сторон яркому фэа Феанора. Ему не дали ни вздохнуть, ни перевести дух. Эльф окунул в лавовый водопад и затянул в неровный ритм, и крика уже сдержать не удалось. Сплеталось, тянулось к нему, ближе и ближе, теснее; Манвэ обвил его ногами и снова потерял себя в тот момент, когда Феанор, забывшись, намотал на кулак его волосы и потянул. Сжались в точку все нити и ощущения, густой чернильной чернотой опрокинулось на глаза, и вала ослеп впервые за своё существование. Но он острее почувствовал в этот миг эльфа, плечи и волосы, дыхание и рваное из стиснутых зубов, в себе и вокруг себя – и его вдруг отпустило. Манвэ накрыло волной облечения, выкрутило в последний раз, и показалось, что почти развоплотился, окутывая собою Феанора, чьи руки стиснули с пульсирующей дрожью по плечам поперёк пояса, и впитывая его каждой частицей в себя. И резко вернулся обратно. Глаза прозрели, уставшее тело-одеяние приняло в себя дух и облегло, как надо, но от него хотелось избавиться – тяжелое, неуклюжее. Негой собиралось тепло и незнакомый окутывающий туман. Лежащий на нём Феанор тяжело придавливал к постели и дышал – тоже тяжело, загнанно. Из-за него сам Манвэ с трудом мог вздохнуть, поэтому, чувствуя потребность в свежести, несильно пихнул эльфа: он фыркнул как-то довольно в шею, потёрся носом и скатился вбок. Вала закрыл глаза. Жуть. Сладко. Неправильно. Так хорошо. Ещё… Руку Феанор так и оставил перекинутой через живот Манвэ. Вала попытался смахнуть сонливость, которую ощущал раньше только в садах Лориэна - не вышло – и повернул голову к эльфу. - Ты… - слов не нашлось: мыслей то ли было слишком много и резко, то ли не было вовсе. Кажется, всё же второе. Сын Финвэ задумчиво вывел невидимый узор на его животе, пачкая пальцы; поймал длинную белую прядь, поднёс к губам, коснулся ими волос. Жар не спадал, клубился вокруг в воздухе и впитывался в кожу. - Ты соответствуешь своему имени, - с придыханием проговорил Манвэ; повернулся, посмотрел, впитывая в себя образ распалённого Феанора. – И красивый безумно. Последнее сорвалось совсем уж бездумно. Вала даже себя удивил, когда бросился эльфу в объятья и принялся сам порывисто и неумело целовать. Искрами разбегалось по коже, болезненно щемило у часто бьющегося сердца, а Феанор улыбался и беззвучно смеялся между ответными касаниями. Удивительно, но эльф выглядел счастливым. Манвэ осыпал его лицо, плечи и шею поцелуями, не понимая, отчего это так приятно. А затем вдруг резко ударило в затылок осознанием, пониманием, памятью. Феанор уже успел увлечься и разнежится. - Подожди, - вала упёрся ладонью ему в грудь. - Что-то не так? Манвэ осёкся. - Нерданель… Ты женат. Так нельзя. Эльф фыркнул, не относясь к словам серьёзно. - У нас время детей уже закончилось давно и хватит на многие года. Вдобавок, - эльф отстранил его руку, налёг на Манвэ снова и прижал ладонь к постели, переплетая пальцы, - что же мне тогда делать, если ты мне так нравишься?.. Так сильно?.. Я не предаю её с тобой, как и не предаю тебя с ней… В животе вновь скрутило из-з того, что мысли Феанора явно далеко были от его слов, и собственные доводы и сомнения рассыпались пеплом. Старший сын Финвэ словно вытряхнул его из тела, перемешал всё и изменил, после чего – вернул на место, делая вид, что совершенно ничего не изменилось. Но сил возражать ему не было. Принять – желаннее, проще, не правильней… Лучше только отдавать. Манвэ с силой толкнул Феанора в плечо, уложил на спину, не разрывая контакта, и сжал его бока коленями. Древа плохо показывали ход времени. Сколько он делил ложе с эльфом, Манвэ никак не мог просчитать. Феанор задремал, разморенный и тихий, и вала осторожно покинул его постель: ему всё же было необходимо хоть как-то разобраться в себе и подтачивающему: ты лжёшь ему, лжёшь-лжёшь-лжёшь… Ложь Феанору, которого так полюбил. Ложь себе. Будущая ложь супруге. Рождение лжи жене Феанора. Нити обмана опутали его, душа, и чем больше вала пытался выпутаться, тем сильней запутался, и теперь уже если потянешь за одну – то остальные сдавят, и потечёт кровь из ран. Серебром заливало Валинор с цветов Телпериона, и лес-сад изрезали серые тени; старшее Древо меньше грело землю, поэтому травы и листва дышали прохладой. Манвэ закрыл глаза, расслабившись и подпуская холод ближе, чтобы он разбавил пламя Феанора, но оно давило и сжигало слёту всё на своём пути. Вала покачал головой. - Сбежать решил? – снова он не услышал. Манвэ покорно откинул голову назад, подставляя сбоку шею под тёплое дыхание эльфа. - Воздуха глотнуть… - рассеянно. – Там душно. Феанор сильно прижал к себе, сдавив. - Моё, - довольно сказал он, прихватил несильно зубами кожу и потрепал, будто бы зверёныш какой-то. Одна из теней внизу приняла очертания и форму; Манвэ заметил мельком. Она приближалась неспешным шагом, и, узнав, вала грубо сбросил руки Феанора и побледнел. К счастью, эльф тоже уже увидел. Варда вышла к ним в ясном блеске своих волос и невидимого звёздного неба. Манвэ в жизни не испытывал такого острого стыда, надеясь, что сын Финвэ, горячась, не выкинет какую-нибудь глупость. А валиэ нежно улыбнулась: - Не нервничай, воробушек мой. Вала поперхнулся и невольно покраснел. Феанор заинтересованно изогнул бровь, но видя, что владычица не сердится на их связь, поприветствовал с достоинством: Варда благословила его сокровище от чужих рук, поэтому её эльф уважал больше других. - Так ты всё же майа Варды? – осторожно уточнил Феанор, готовый к любой реакции. - Мой-мой воробушек, неразумный и решивший от меня прятаться, - пропела за него супруга и добавила на валарине: Я не сержусь, муж мой, но выбор твой удивил меня. Манвэ не знал, от чего его перетряхивает сильнее: от её ласкового тона или от того, что вдруг стал воробьём. Черты хитрой лисы в супруге знакомы были только ему, и теперь Варда небрежно их обнажала, вгоняя его в краску. - Прекрати, прошу тебя. - Вид у тебя потрёпанный. Думал, не разузнаю? Переливы, намёки – водоворот, вгоняющий в смятение. - Варда… - Ни за что, мужеложец и изменник. Её ласковый смеющийся тон заставил Манвэ снова вспыхнуть: прилившая к лицу кровь расцвела на бледных щеках алым. Но добавить ничего Варда не дала: - Прости, сын Финвэ, при тебе не должны говорить мы так, как ты понять не можешь. Феанор не ответил, но показательно притянул к себе Манвэ и приобнял за пояс. Прячась, Манвэ повернул голову и уткнулся в его ещё пахнущее потом и близостью плечо. Варда усмехнулась, головой покачала, волосы, что до пят стелились, вперёд перекинула. - Могу научить некоторым словам, хочешь? - Хочу. О, Эру-Отец, дай не сгореть от срама. - Научу, - повторила валиэ. – А пока косу мне переплетите. Манвэ молчал, переводил, краснел, пропускал небесное полотно через пальцы. Под руки то и дело попадались серебряные цепочки украшений, прокладывающие дороги от звезды к звезде в её волосах. Косу супруга носила сложную и, честно говоря, Феанор справлялся с тугим и толстым плетением лучше. Вала вечно отвлекался на шелковистость и мягкость прядей, вспоминая Альмарен, где мог часы и дни проводить с женой за этим занятием. Варда уже закончила с именами многих из валар и перешла на отдельные слова и даже целые предложения. Чем дальше – тем больше издевалась. - Ašata - Волосы на голове. - Аyanûz. Варда обвела себя и Манвэ ладонью. - Айну. - Dušamanûðân. Вала нахмурился, но перевёл: - Искажённый. Ни к чему это. - А как лучше? Вот так? – и произнесла. - Имя твоё светом мне во тьме. - Может, не надо? - Переводи. - И.. имя твоё светом мне во тьме, - пробормотал Манвэ, изо всех сил сосредотачиваясь на дивных прядях волос супруги: вот эту налево, эту посередине, эту отдельно. - Это может быть признанием в любви, - пояснила Варда. – Какой ты стеснительный, оказывается. Почему не знала я этого за столько веков? В этот раз Феанор проигнорировал чужой язык, но возрился на Манвэ так ясно, что пригвоздил его к месту. Затем с трудом попытался повторить сложную фразу языка, для эльфов не предназначавшегося, но не дурак – понял, что всё сказал неверно, и поморщился. - Язык сломаешь, - поделился он впечатлениями. - У тебя отлично получается, - похвалила Варда. - Только я имени его не знаю, а значит, слова бессмысленны. Феанор помрачнел. Варда обернулась, а Манвэ опустил голову, осторожно обвязывая волосы нитью, сдерживая плетение косы. - Его Mânawenûz* зовут, - медленно проговорила она, и вала не посмел поднять взгляда. - Похоже на «Манвэ», - уловил суть. - Похоже, - кивок супруги. – Трудно произнести? Эльф попробовал. - Трудно. Но я научусь. Это имя значит что-то плохое, раз ты не называл его? – спросил эльф напрямую у Манвэ. Но при жене вала молчал. Тем более что он почти закончил работу: у супруги получились теперь две прекрасные косы, немного разные, но по-своему красивые каждая. - Это имя означает «благословенный», - Варда поднялась на ноги, и её волосы легко утекли из ладоней. – Возьми его за руку, эльф. Феанор схватил жёстко и сильно. Валиэ взяла прядь, которую Манвэ не успел вплести в общий узор, и обвязала ею их ладони. - Я благословляю ваш союз, покуда кто-либо из вас не обратится к тьме. Но предвижу, что он будет несчастен для тебя. Варда в упор смотрела на него. Феанору Манвэ сказал, что она перевела свои слова с эльфийского на валарин. Удалившись от дома Феанора, от которого сам эльф в задумчивости направился в город, Варда взяла его под руку. Манвэ чувствовал себя радостно-сломленным. Когда он попытался отойти, супруга переплела пальцы с его и сжала. - Ты зорче всех в Арде, но не думай, что я слепа. У тебя всё на лице написано – ты искренен, и мне это известно. - Я ожидал, что ты будешь сердиться. - Нет. Глупой считаешь? – она резко вырвала руку и остановилась перед валой, лицо ладонями обхватила. – Тебе мне не солгать. Чёрные волосы звёздами переливались, холодные огни вспыхивали и гасли. Эгоистичный страх прятался в чертах: одиночества, разбитого сердца. - Скажи, что любишь меня, - потребовала Варда, нахмурившись. - Больше жизни люблю и всегда буду, и только поэтому я твой муж, - сказал он, не задумываясь ни на секунду, и, притянув к себе, коснулся губами лба. Давно они не касались друг друга любовно, поскольку со временем это стало не нужно, но Феанор пробудил жажду прикосновений и дарения ласки в душе. Варда шумно выдохнула и что-то шепнула. - Слишком тихо, я не слышал, - негромко. - На слух мне проще. Как камень с плеч, задышалось легче… Ты словно в Альмарене, не видела тебя давно таким. Супруга подняла голову, улыбаясь. Тревога ушла, и Манвэ мог только порадоваться этому. Вала обнял её за талию и прокружил. Последний раз они танцевали на свадьбе Тулкаса. Покой вернулся иным, обновлённым. Феанор или нет; просто теперь его дух тянулся к двоим, и с одной он мог переплестись в бесплотном облике в небесах, с фэа другого – телами и дыханием. Но подумал вдруг о третьей, так как лгал себе, что это не беспокоит. - Ну что ещё?.. – Варда углядела. - Нерданель. Феанор с ней в браке и… - В нём кровь Финвэ, а он любил обеих своих жён. - После того, как одна ушла. - Но любил, к чему бы это в итоге не привело. В твоём сердце есть место для меня и Феанора, почему ты не допускаешь мысли, что фэа эльфа на такое не способна? – Манвэ вздохнул. – Тем более, такой одарённый и яркий дух. - Куда уж дальше… - Доверься ему. Феанор разберётся сам, а если нет – то так суждено. За руки прошли они кружным путём мимо Валимара. То, что хотелось слышать Варде, закончилось, и лишь изредка она просила его говорить вслух. Мыслями они обменивались, уходя в прошлое и видя туманные картины будущего. Валиэ поделилась мраком и ливнями, что предвиделись ей, как только узрела она его вместе с Феанором. Манвэ пообещал – ей, себе – быть осторожней, и спросил вслух: - Как ты вообще узнала? - Услышала, - вала покраснел. – Не то услышала. Сердце у тебя колотилось громко и быстро, как только речь заходила о доме Финвэ. Вот и проследила, куда ты ходишь. - Так нечестно, - произнёс Манвэ. - Предпочёл бы, чтобы я всё же услышала то самое? Вала почувствовал, что лицо горит от прилившей к нему крови. Варда спрятала смешок. Не думал Манвэ, что привыкнет к такому – привык. Не хотел же, но пришлось, когда понял, что Феанора уже не остановить. Что-то корчилось и умирало внутри с каждым жестоким словом эльфа о братьях и валар, но он почти мог это игнорировать. Очередная ложь. Как же больно. - Я останусь один, я чувствую это. Валар нет до нас дела, они горды и жаждут власти над нами только. - Все ли? – Манвэ глушил голос. - Не знаю, - эльф морщился, ножом резал по духу. – Многие. Про благословение Варды он ещё помнил. Всё, о чём говорил Феанор, сводилось либо к валар – плохое, либо к братьям – ещё хуже, поэтому, переводя тему, эльф заговорил о них. Финголфин выходил высокомерным и трусливым. Финарфин – мягким и жалким, но всё равно мечтающим занять его место в глазах Финвэ. Лишь об отце не было в его речах ни единого сомнения: сыновняя преданность оставалась твёрдой. Если выбирать, что слушать, то Манвэ предпочитал второе. По крайней мере, вала не слушал о холодном безразличии и контроле Манвэ Сулимо. Остальное он старался пропускать мимо, а не через себя, ухом прижимаясь к груди Феанора и слушая биение его горячего сердца. Зажмурившись, отдавая себя Тьме на растерзание, Манвэ поджал неожиданно озябшие ноги и вжался в эльфа крепче. По идее, у него не должно ничего мёрзнуть, но то расползалось из зудящей точки в солнечном сплетении. Феанор зол. Феанора заволокло тяжестью и смрадом неверных дум. Феанор ковал оружие, думая, что Король Арды никогда не узнает, и показывая любовнику лучшие свои мечи. Феанор спрятал Сильмариллы, а на праздники уже не первый год как не являлся. Мраком окуталось его имя, отравлен был дом Финвэ, но Манвэ никак не мог найти источник этой распри, кроме как в самом Феаноре. Но верить в это отказывался. Внезапно эльф произнёс забытые слова. Чистый валарин из его уст казался обманом, но был явью, собственное имя – иллюзией. Подобное признание должно было затеряться в той жизни, где Манвэ обманывался сильнее, а Варда обвязала их руки волосами. Вала удивлённо посмотрел на него. Калёным железом по сердцу. Нельзя же так – ему и с ним. - Я не забыл, - Феанор сел, не отпуская его из объятий; это было всё то же их укромное место с вечно-шёлковой травой и тишиной. – Просто получаться стало только сейчас. - Феанаро… - только и смог произнести Манвэ. - От меня отворачиваются, но не ты. Ты со мной, не боясь гнева валар. - Не думаю, что стали бы на меня гневаться… Эльф обхватил горячими руками. - Пускай проще язык завязать в узел, чем правильно произносить твоё имя, но как только научусь идеально, только по имени и буду звать. Вала закрыл глаза, чтобы не видеть его лица. Пламень безумия мерещился ему иногда, чаще – темнота будущего, от которого отворачивался. Но руку ещё холодил серебряный браслет, а Феанор с ним. Манвэ готов был забыть обо всём – Манвэ готов был идти за ним даже на восток, если эльф того захочет. Варда говорила, что он слепнет. Вала лгал ей, что всё хорошо. Судил Намо, потому как Манвэ не смог бы: ни судить, ни быть справедливым. Дважды ошибся он, не прислушиваясь к другим. А теперь Мелькор уже далеко, не нашли его Тулкас и Оромэ, да и сам он не увидел, а Феанор готовится к изгнанию. Эльф принял наказание с достоинством, но ни капли не раскаялся. Вала стиснул зубы и закрыл лицо руками. Не Намо это должен был делать, а он! И неважно, что точно не дал бы справедливого приговора, не смог бы осудить, но обязан был показать Феанору обратную сторону наплетённой лжи. А теперь поздно. Варда пришла гнётом совести, справедливости и всего того, что копилось в душе Манвэ последние несколько часов с того момента, как клинок Феанора острием упёрся в шею Финголфина. Не было в ней ничего спокойного и тёплого: лёд страшнее того, что создал Мелькор, коснулся её лика, воды Вайи текли в её волосах, так как от гнева померкли в них все до единой звезды. - Не смей делать вид, что ты ни при чём! - Я не делаю… - Ты знал о мечах, что выковал Феанор, знал его мысли и не сделал ничего! И как ты можешь сейчас скрываться ото всех, а не судить его по делам его! - Как я могу судить? Я уже ошибся с Мелькором. - Мы оба знаем, что ты не поэтому не пошёл! Варда кричала на него. Варда редко кричала на кого-либо. Ветер ураганом поднялся вокруг них, выдавая царящую внутри валы бурю, и стих здесь порога Таникветиль, а свет Древ боялся звёздной владычицы. Манвэ претило заходить в собственное жилище, потому что всё валилось у него из рук, как не должно быть у настоящего короля. Если в чём и прав Мелькор – Ардой должен править кто-то другой. Вала отшатнулся, так как жена попала ему в сердце. Лицо Варды исказилось болью – отражением той, что причинять не хотела, но никогда не слыла валиэ милосердной. - Ты должен был быть там. Ты, а не Намо должен был вынести этот приговор. В этот раз сдержалась она от шума - но не Манвэ. Отчаяние завладело им, ком черноты и яда лопнул, окатив едкими брызгами: - Да как я могу судить того, кого люблю?! - Манвэ, ты же видел! Грохот, звон: камень о металл, обнажённый или не спрятанный в спешке меч о мощёную дорогу к горам. Оба резко умолкли и повернулись на звук, но Манвэ уже знал, кого там увидит. Феанор встретил его взгляд твёрдо. И пусто. - Я искал тебя. Но не знал, что найду самого Манвэ Сулимо. Глаза его ожили, вспыхнули гневом, пренебрежением и брезгливостью. Невидимые руки сжали вале горло, не давая выдавить ни звука, но в любом случае Манвэ не находил себе оправдания, которое мог бы озвучить. - Грязный лжец. Ты мне ненавистен. Манвэ только вздрогнул. Феанор подобрал меч и ушёл широким шагом, не оборачиваясь. Хладнокровным оставался разум валы и подсказывал, что наказание эльфа справедливо, несмотря на то, что исток раздора лежал в Мелькоре. Но дух внутри кричал от боли: рвало его на тысячи кусков, растаскивало крючьями в разные стороны, хотя на деле лишь дальше и дальше была от него душа Феанора, огонь, об который грелся и с которым связал себя крепкими нитями. Ничего не стоило эльфу обрубить это, как мечом, но Манвэ истекал кровью. Внешне никто и не заметил бы, ведь разрушилось единство с телом-одеждой: касалось оно Феанора, целовал вала эльфа с его помощью и дотягивался до опаляющего фэа… Тот вопль был скрыт от всех. Но услышала чуткая Варда – и вовремя поймала она, побледневшая, стремившийся ускользнуть в Пустоту дух Манвэ. Дух Феанора Негасимым Огнём пламенел вдалеке. Сын Финвэ ушёл со скорбью и яростью в мировой мрак, но Манвэ не имел права его останавливать, лишь Намо перекрыл путь нолдор и изрёк своё проклятье. Что ж, значит судьба их такая. Что ж, нельзя уже ничего сделать. Тело стало для Манвэ совсем чужим. Не выражало оно ни эмоций, ни жизни: хозяину этого одеянья ценного стало всё равно. Но глаза проснулись недавно, следя и присматривая беспомощно за Феанором, и каждую каплю крови видел вала, каждую волну, что преодолел белый корабль, несший в Средиземье эльфа и его сыновей. Нерданель осталась в Валиноре, не оставив в жизни и следа мужа. Манвэ завидовал её мудрости, потому что даже гибель Древ и скорбь по ним Йаванны не пробуждали в нём той тоски, что близость рока Феанора. Варда, убедившаяся уже, что Чаши пусты, не отходила от него и часто трогала руки мужа. Заслышав что-то вдали, валиэ прикрыла глаза и шепнула что-то о песнях. Вернулся посол, и только передал то, что Варда уже успела узнать. Манвэ спокойно произнёс, плетя ложь дальше щитом от мира: - Быть посему. Дорого будут оплачены те песни — но тем прекраснее прозвучат они. Ибо иной награды не ждать. Так, как и говорил нам Эру, краса, дотоле невиданная, явится в Эа, и лихо обратится во благо. Вала не понимал, как его рот и губы смогли это выговорить: каждая часть тела ощущалась чужой и лишней. Манвэ заставил себя отвернуться от востока. Грел браслет серебром, верность предсказания супруги легла на плечи. И всё же понимала. И всё же благословила. - И всё же останется лихом, — сказал Намо правду, зная, но не облегчая. — Скоро Феанор придет ко мне. Вала сипло вдохнул, смежив веки. И тихо и искренне заплакал. *Имя Манвэ на валарине