Tell me more

— Приветствую. Добрый день, граф. Входите, пожалуйста, присаживайтесь. Как прошла неделя? — Так же, как и любая другая прежде. — Граф. *вздыхает* — Неделя прошла хорошо. — Рад это слышать. А сегодня мне нужно кое о чём вам сообщить. — О чём же? — Недавно я принял решение через год или два уйти на покой. Это всё равно неизбежно, но мне бы хотелось, чтобы вы были в курсе. — Нет. Я буду платить вам столько, сколько вы потребуете, чтобы продолжать наши сеансы. — Я польщён, что вы настолько высокого мнения о моих способностях, граф, но не уверен, что это сработает в данном случае. Я довольно стар. Однажды мне захочется проводить всё своё время с семьёй, с внуками… но я это обдумаю. И, конечно, у нас ещё есть как минимум год. Может, больше. Поэтому я говорю об этом моим клиентам загодя. — … — Граф? — Что ж… в таком случае… если моё время ограничено… Думаю, наверное, стоит начать говорить о том, из-за чего я, собственно, к вам пришёл изначально. Приношу свои извинения, что так долго испытывал ваше терпение. — Вам не стоит извиняться. Такое требует времени. Многие люди чувствуют дискомфорт, рассказывая о наиболее серьёзных своих проблемах специалисту, которого впервые видят. — Прошло полгода. — Ну… да. Полагаю, вы один из наиболее осторожных клиентов. — Самый осторожный? — Пока нет. — Хорошо. Что ж. Хм. Я об этом прежде не говорил. Ни с кем. — Да-да. — И не уверен, что смогу. — Одна из ваших целей, ради которой вы пришли ко мне, состояла в том, чтобы научиться справляться с воспоминаниями, которые вас гнетут. Вы помните, как говорили мне об этом? — Конечно, помню. Я помню всё. В этом-то и проблема: воспоминания, что мучают меня, никогда не тускнеют. Сейчас они так же свежи, как… Простите. — Спешить и в самом деле не стоит. У нас есть время. — Да. Время — это единственное, что у меня есть всегда. Хорошо. Да, я, бывало, говорил с вами на болезненные для меня темы, вы очень помогали, после чего моя боль утихала. По крайней мере, отчасти, во всяком случае, иногда. — Рад это слышать. Продолжайте. — Я… Хм. Вы мне не поможете? Я не представляю, с чего начать. — Хорошо. То, что заставило вас прибегнуть к моим услугам, было чем-то особенным? — Да. — Это было что-то произошедшее не так давно, или воспоминание, мучавшее вас? — Воспоминание. — В общих чертах, воспоминание о чём? — О… превращении. В вампира. — О вашем превращении в вампира? — Нет, воспоминание о превращении кое-кого другого. Я вижу это… снова и снова. — Ах, вон как. Понятно. Значит, давайте попробуем начать беседу с того, что огорчает вас не так сильно. Я вообще-то не особо разбираюсь в вампирах, всё, что я знаю: в них превращаются после укуса. Верно? — Да. Ну… примерно так. — Что ж, просветите меня. — Всё просто: вы кого-нибудь кусаете, затем даёте ему выпить своей крови, и после запираете его. Последнее необходимо, потому что в течение дня вампиры как будто бы мёртвые, однако в первые дни после обращения иногда тело может быть неспокойным и ходить во сне, если можно так выразиться. А выйдя на солнце, новообращённый умрёт. — Даёте выпить ему своей крови? Как это? — … — В чём дело? — Вы очень быстро находите больные места. — Думаю, вы бы чувствовали себя обманутым, если бы было иначе; у меня ведь, как-никак, почасовая оплата. *смеётся* — Как это происходит? — Есть много способов, и при любом вы отдаёте свою кровь. — Расскажите мне об одном из них. — Вы можете… ну, это очевидно, наверное, ранить себя и приказать обращаемому пить. Это один способ. — Хорошо. Расскажите о другом. — Что ж, если вы обращаете возлюбленного, вы можете прокусить собственную губу клыками. А затем поцеловать его. — Сколько же нужно крови? Всего несколько капель? — Нет, нужно… больше, чем несколько капель. Наши раны заживают очень быстро, не забывайте. Я имею в виду, нужно прокусить язык насквозь или поранить щёку изнутри, чтобы текла кровь. — Понимаю. Занятно. Итак, вы можете передать свою кровь с поцелуем. Но вы так не поступили. — Нет. К сожалению. — Почему «к сожалению»? — Потому что это лучше, чем иные из способов. — Хорошо… расскажите о других. — Нет. — Держать эту историю в себе все эти годы, кажется, было не слишком полезно. — Я знаю. Я знаю. Хорошо: вы можете… вы можете прокусить губу. Насквозь, вот тут. — Эй-эй, осторожнее. Мне всё равно, насколько быстро на вас всё заживёт. Я не хочу, чтобы вы себя поранили. — А затем… Тут. Можно? — Ох. Эм. Ладно, только аккуратно. — Вот. И сжимаете. — Так… вы берёте обращаемого за челюсть и давите так, чтобы открыть ему рот. Я всё ещё с вами. — А затем… — Продолжайте. — Фиксируете жертву… И плюёте ему в рот. И не раз. И зажимаете его рот собственной рукой, чтобы… чтобы он не выплюнул. Даёте пощёчины, чтобы держать в повиновении. А если его губы разжимаются, вы пьёте: рот полон его крови и вашей, а вы всё плюёте. Прямо в рот, прямо на рану, чтобы наверняка. А если он спрашивает, за что, и кричит, вы огрызаетесь, и это чудовище, которое он видит в тот момент перед собой, с подбородком, залитым кровавой слюной, пугает его до полной невменяемости. Это видно по глазам… этот взгляд невозможно забыть. — Я вижу. — … — Не спешите. — Спасибо. … Вот. Это ещё один способ обращения. — И сколько раз вы прибегали к этому способу? — Один раз. Всего лишь единожды. Только… — С Гербертом? — … — Вот, у меня где-то тут были бумажные платочки… Держите… Пожалуйста. — Благодарю. — Итак: расскажите подробнее. Вы упоминали Герберта прежде, пару раз. Вы были друзьями. — Друзьями. И даже больше. *фыркает* — Не в том смысле. Хотя и не без попыток с его стороны. — Но это вы обратили его? — Да. — Обращение было против его воли? — Н-нет. — Хорошо, позвольте, я скажу иначе. Из вашего рассказа выходит, будто он сопротивлялся. Уверен, в тот момент такая ситуация должна была бы сбить с толку, и вспоминать об этом сейчас неприятно. Я имел в виду, выказывал ли Герберт интерес к тому, чтобы самому стать вампиром, прежде чем вы его укусили? — Да. Он просил, умолял, много раз. С тех пор, как понял, что со мной не так. — Но поначалу вы ему в этом отказывали. Как долго? — Как долго… по меньшей мере, с год. Два года, пожалуй. — Почему? — Почему я отказывался? Потому что он мне нравился. Я не хотел утягивать его за собой… в ад. Он не понимал этого, сколько я ни пытался объяснить. Он и не слушал. И всё равно хотел, чтобы его обратили. — И в конце концов, вы дали ему то, чего он хотел. — Я устал слушать его глупости… он сам не знал, о чём говорил. Я был зол. Я был… вне себя от гнева. Я напал на него и укусил, а потом… обратил так, как рассказывал. От злости. Воспоминание об этом — пытка. Минутку… — Конечно. Вы отлично справляетесь. Вот, возьмите платочек. А теперь расскажите подробнее о той ночи. Что первым приходит вам на ум при воспоминании о ней. — Моя рука в его волосах. Так я его держал, чтобы он не дёргался. — Угу… — Просто я… позже, наверное, годы спустя, достаточно было одного какого-то его движения, и я вновь вспоминал об этом. Так ярко, вплоть до ощущений. Его волосы, я помню, они были будто шёлк… Он вырывался, ему было страшно… а я возвышался над ним и тянул его за волосы, запрокидывая ему голову… не знаю. — Вы часто вспоминали об этом впоследствии? — Не так уж часто, возможно, но довольно нередко. — И вы пытались не зацикливаться на этом. — Именно. Я жаждал забыть об этом настолько, насколько это вообще было бы возможно. Я ведь говорил вам, что не склонен изживать из памяти что-либо. — М… Вы сказали, что плюнули в него. Это мощный жест. Вы помните, почему так поступили? — Нет. Я был вне себя. Я не знаю. — Вы об этом вспоминали после, как о том, что тянули его за волосы? — Да. Всегда, когда видел кровь, на мгновение… всякий раз, кусая кого-нибудь, видя разверстую рану на горле… Я вспоминал его, лежащего подо мной… с немым вопросом «за что?» в глазах — Обычно плевок означает пренебрежение. — Я знаю. Я знаю. Но я не испытывал такого к Герберту, никогда. Я не хотел поступать так с ним, не знаю, почему я… это было ужасно. — Вы говорили об этом позже? Возможно, спустя какое-то время? — Никогда. Думаю, он знал, как бы меня расстроил такой разговор. Когда он пришёл в себя после обращения, я рыдал всю ночь. Он был тому свидетелем. Я выглядел как… ну, вот, посмотрите на меня! — Ага. Что ж, весьма показательно. — А он называл меня папой, обнимал и благодарил. — И как долго?.. — Что, простите? — Сколько длились ваши объятия? — Пока… пока рассвет не загнал нас в склеп. Может, два часа. Может, больше. — И это было типично для него, демонстрировать такого рода привязанность? Или даже нет, типично ли для вас было принимать её? — Такого больше не повторялась. За все годы, что мы были вместе. Впрочем, опять же, не без попыток с его стороны. Откуда вы знаете? — Я смотрю и слушаю. Значит, в конце концов, хотя вы и не говорили об этом, не было похоже, будто Герберт таил обиду? — Нет, не было. Я сожалел об этом. — Всегда? Или с недавних пор? — Только с тех пор как Герберт… — Только с тех пор как Герберт что? — Вот: умер. Изначально я пришёл к вам, потому что Герберт умер. Я не сказал об этом сразу, потому что боялся, что придётся с вами это обсуждать, а я не был уверен, что смогу. Он был моим постоянным спутником в течение такого времени, что хватило бы на две ваших жизни. Я никогда не понимал, как он мог быть таким преданным. И в тоже время, как он мог быть таким эгоистом. — Расскажите подробнее. Он был умён? — Очень. И всё же он был иногда таким глупцом. — И любящим, не так ли? *фыркает* — Герберт бы назвал себя любовником. Но он был невероятной скотиной. Он, бывало… ах… — Бывало что? — Простите, но я не могу. Думать о Герберте слишком тяжело. Он был для меня всем. Я всегда думал, он жил в моей тени, и только когда он ушёл, я понимаю, что он был ярчайшим светом в моей жизни, и я буквально не представляю, как дальше жить без него. Собственно, я и не уверен, что смогу. — … — Вы думаете. Я вижу, вы думаете. О чём? — Ни о чём. Разве что о том, что меня это не удивляет, граф. Я предполагал, что ваш случай связан именно с чем-то подобным. — Как? — Вы много говорили мне об одиночестве, но вы не были похожи на отшельника. Я предположил, что у вас был спутник, но вы её потеряли. Или его. Мне очень жаль, что всё так и оказалось. — Вам было бы жаль ещё больше, если бы вы услышали то, о чём я думал в последние несколько недель. — О. И о чём же? — Да. Я заметил, что разговоры с вами мне помогают. Я рад с вами общаться. И мне пришло в голову… но не пугайтесь, это просто шальная мысль, и я с ней борюсь… мне пришло в голову, что стоило бы вас обратить. — …? *вздох* — Да, я понимаю, момент для таких признаний выбран не слишком удачный. Это, наверняка, не то, что вы хотели бы услышать после того, как я описал вам, насколько жестоким и травмирующим было обращение Герберта. — … *раздаётся звонок* — Ох! Что ж, наш час подошёл к концу. Как всегда, спасибо вам. Увидимся на следующей неделе. — …