Сегодня можно всё

Громкая музыка сгущается вокруг тесного сплетения силуэтов на танцполе. Помещение пронизано острыми лазерами всех цветов калейдоскопа. Воздух приходится хватать ртом, пока тугие изломы ткани намокают от крупных капель пота. Легкие горят от смеси дорогих одеколонов и качественного табака, который, разумеется, оплатили родители. Сегодня Шерлок Холмс отмечает день своего совершеннолетия. Именитая порода не производила еще ничего прекраснее, чем этот дерзкий и нахальный мальчишка. Его острые черты обрамлял густой и всегда хорошо уложенный венок из кудрей, подчеркивающей глаза челкой спадая на высокий лоб. В его глазах блуждали осадки вечерней дозы, пропадая лишь под давлением зрачков во время бессонных ночей. Причинами недосыпа никогда не была учеба. Профессора Оксфорда подобострастно отмечали его экзаменационные листы, легкой рукой возводя его на пьедестал всех возможных рейтингов. Его ненавидели за гениальность, прощая в то же время регулярные прогулы и запоминающиеся выходки. Ночью его возводили в рейтинг самых дорогих и роскошных именитые отпрыски аристократии, спуская на предварительные ласки несколько десятков тысяч фунтов, а затем — под ним. Если про подобных ему говорят, что эти ублюдки «родились с золотой ложечкой в заднице», то младший Холмс появился на свет со скипетром. В эту ночь, пока многочисленные родственники льстят родителям за званым ужином, виновник торжества ни в чем себе не отказывает в приватном ночном клубе. Плотоядные взгляды проникают под его пижонскую одежду, оставляя мечтателям лишь надеяться, что именно они порвут сегодня на ней пуговицы. Шерлок распутно двигает бедрами под звучные залпы музыки, провокационно отмечая взглядом ближайшие к нему тела. — Как ты можешь сидеть с таким лицом на его празднике? — Отвали, Майк. Не мешай напиваться, — рука пренебрежительно отгоняет приятеля, как навязчивую муху. — Так бы сразу и сказал, что переживаешь… — блондин кидает задиристый взгляд на парня за барной стойкой, заглатывающего третью стопку водки, — думаешь, красавчик сегодня опять проскользнет мимо твоей постели? На лице брюнета отразилась краска гнева. — У меня нет цели тупо потрахаться с ним на раз, я хочу его видеть своим, — Мориарти взмахнул рукой в сторону центра трясущейся в конвульсиях толпы, несомненно, указывая на причину своих беспокойств. У аспиранта кафедры астрофизики и точных наук, Джеймса Мориарти, было достаточно денег, средств и связей, чтобы поиметь эту теперь уже совершеннолетнюю блядь перед Букингемским дворцом, в ответ на что премьер-министр поздравил бы его с успехом. Однако от Шерлока Холмса он хотел совсем другого — нечто большее, чем ночь. Он хотел заинтересовать кудрявого засранца. В Шерлоке он видел средство от скуки. Он был великолепно образован, несмотря на свою молодость, как и сам Джим. Кроме того, у них было много общего: оба разбавляли свое существование запрещенными средствами и высшим престижным образованием, оба питали слабость к математике и бесконечному позерству, оба отличались, но были словно продолжениями друг друга. По крайней мере, на это смел рассчитывать Мориарти. По внешним данным молодой ученый был не хуже остальных в очереди за рукой и сердцем младшего Холмса, а, если убрать из этой очереди тех, кто стоит исключительно за его членом, то шансы возрастут в разы. Однажды, когда им довелось пересечься на одном из светских мероприятий, Шерлок в шутку сказал, что дал бы Джиму только из-за его взгляда. Мориарти запомнил эти слова, предпочитая считать этот экивок вполне осмысленной оговоркой. Как говорится, по Фрейду. — Так иди и сделай все, чтобы он захотел тебе перезвонить! Игнорируя отчасти насмешливую ухмылку выпускника своей кафедры, Джим залпом опрокинул в себя очередную стопку, уверенно вставая на ноги и одергивая рубашку. Шерлок наслаждался центральностью своей фигуры во всех смыслах. Упиваясь, он ловил жадные взгляды, отвечая на них развратными действиями гибкого тела. Усталости не было и в помине. Разгоряченное тело проводило ток, отталкивая своими зарядами нежелательные конечности молодых парней в дорогих рубашках. К слову, официальный дресс-код никого не смущал, давая возможность похвастаться элитными приобретениями всем присутствующим. Внезапно в бедро уперся жесткий корпус Platinum observatory chronometer от JB Champion's. Холмс безошибочно различал марки часов, по тому, как чужие руки ложились на тазовые кости. Именно эти часы мог носить лишь один человек. — Решился проявить инициативу? — одними губами произносит Шерлок, являя белоснежную безумно похотливую улыбку. Молодой человек разворачивается, не нарушая собственную атмосферу танца. Он не успевает что-либо сделать, как его руки перехватываются чуть ниже запястий, продавливая кожу точеным прицелом сильных пальцев. — Даже так? Мориарти ничего не говорит, лишь тихо скалится, глядя в сумасшедшие серебряные глаза томным взглядом вожделения. Руки Холмса взмывают над их головами, пока собственные скользят по предплечьям, оглаживают ребра, бока, а затем властно цепляются за бедра. Два тела органично вписываются в окружающие безумие из танцев, звуковых волн и чьей-то громкой, но не перекрикивающей речи. Ноги тесно касались друг друга, умудряясь не истоптать, пряжки ремней хрипло ударялись, что можно было лишь почувствовать, но не услышать. Уже через две минуты Джим не понимал, кто из них двоих тактильно исследует чужое тело. Карий голодный взгляд пытался вычленить любимые черты лица из цветных клякс мигающих вспышек, но видел только смеющиеся светло-изумрудные глаза, которым, очевидно, нравится этот невербальный акт зрительной любви. Так близко Шерлок еще ни с кем не танцевал за этот вечер, и это давало надежду. Взмокшая ткань кусала пальцы влагой, а Джеймсу уже стало казаться, что Холмс потеет парфюмом, который еще более одуряющее пахнет с такого близкого расстояния. Виновник торжества и утренней головной боли родителей и окружающих не уступал в инициативе, едва не ласкаясь об уверенные руки. — Хочешь поиграть, как это делают взрослые? — Звучит как вызов. — Так прими его. Ты сегодня стал большим мальчиком. Шерлок сплетает тонкие пальцы с чужими, уводя под бесконечный ритм своего избранника. Холмс плавно лавирует мимо цветных силуэтов, увлекая за собой жертву и охотника в одном лице. Мраморная уборная для джентльменов встречает предсказуемой прохладой, создавая контраст до мурашек с душным помещением за дверью, которая через пару секунд закрывается на замок. Шерлок налетает губами на губы Мориарти, минуя стадию поцелуя и преступая к изнасилованию рта с глубоким проникновением. В ладонях он фиксирует голову своего будущего профессора, забывая о грядущей через долгие годы субординации. Джим торопливо избавляет скульптурное тело от взмокшей рубашки, однако разорвать на ней пуговицы в силу качества невозможно. Ударяясь сапфировым стеклом собственного циферблата наручных часов, Холмс налетает на столешницу со встроенными раковинами, неожиданно теперь восседая между ними. Ремни с лязгом выпускают бедра из пут, пальцы судорожно рвут язычки молний. — Защита? — воспаленными губами шепчет Джеймс, вовремя спохватившись, стоило желанному телу полностью раскрыться с раскинутыми ногами. — В заднем кармане, — с ехидной улыбкой отвечает Шерлок, едва ли не умоляющим взглядом, но ядовитым, прожигая обнаженный торс и пробегаясь до пышущих желанием темных глаз. Это были последние слова Холмса в эту ночь. С его губ срывались протяжные стоны, тихое урчание и даже просящий скулеж. В уборной их тела сгорали от запредельного контакта, отражаясь блеском в черных глянцевых стенах и огромном зеркале. Последней экстаз они испытали в постели Мориарти, через некоторое время забываясь глубоким, прожженным алкоголем и многократным сексом сном. Шерлок спал в удивительной скромной позе, не раскидывая руки, не сминая ногами простыни. В представлении Джима он должен был пихать его и недовольно сопеть, а вместо этого Шерлок упрямо просился к нему в руки, аккуратным клубком сворачиваясь под одеялом. Мориарти осторожно поцеловал еще влажный лоб, думая о том, как обернется для них утро, а Холмс размеренно дышал, точно зная, что останется.