Тавриды пламенное лето...

      Денёк в окрестностях Балаклавы разыгрался на загляденье: с самого утра на лазурево-ультрамариновом небе ни тучки, с моря дует солёно-горьковатый горячий ветер, да и водичка, говорят, по сезону. Лучшее время и место для долгожданного отпуска. Долгожданного, скорее не из-за самого времени ожидания, а из-за факта его совместности. Да, покой при их должностях мог только сниться, но даже им положен хоть краткий, но отдых. И вот уже чемоданы собраны, а машины поданы.       Отпуск в Крыму: август и море, жаркий суховей, горячий песок, запах кипарисов, и блаженные несколько дней наконец-то наедине – это всё осталось где-то далеко, в прошлой спокойной частной жизни. Сегодня же, сразу по прилёту, они ступили на профессионально организованный конвейер мероприятий, встреч и интервью. И вот сейчас морем можно любоваться только с борта исследовательского катера, правда, толпа журналистов, организаторов, технического персонала и членов географического общества всё равно загораживает обзор. Глава Правительства откровенно скучал, слушая пространные разглагольствования председателя общества о несметных богатствах, что таятся на дне бухты, и размышлял над тем, как он дошёл до жизни такой. В принципе, он на этом борту отнюдь не основная фигура, всё внимание и все объективы прикованы к персоне более важной, так что он мог насладиться видимостью относительного покоя. Стоя на палубе и наблюдая за неподдельным интересом, который Президент проявлял к жизни географов, и его повышенным вниманием к их глубоководной технике, Дмитрий думал о том, что, настаивая на отпуске, ему бы следовало более конкретно оговаривать детали. Всё начиналось примерно год назад, когда у него появилась шальная и по-мальчишески легкомысленная идея провести лето вдвоём в Крыму. Ну, хорошо, не лето, а хотя бы несколько дней, и не вдвоём, конечно, а с минимальным количеством персонала, но непременно в Крыму.       Со своей ностальгией по безоблачной, но ушедшей студенческой молодости, проводившей свои летние дни в этих горах и возле этого моря, и по юношеской наивной романтике, спорить трудно. И эту его идею, осторожно высказанную как-то, между прочим, в темноте спальни, неожиданно восприняли без издёвки и даже пообещали обдумать на самом высоком уровне. Думали почти год, и сегодня они были здесь. Правда, на тот отпуск, в который периодически уносили услужливые мечты, это было абсолютно не похоже. Вместо уютного и не вычурного особнячка вдали от туристических маршрутов, окруженного магнолиями и горами – гостиница класса люкс, все входы и выходы которой перекрывали десятки элитных бойцов из ведомственной службы охраны, вместо совместных велосипедных прогулок на рассвете по живописным тропам – бронированные лимузины в окружении кортежей, вместо вечеров на террасе, пропахших солью и хвоей – заседания и переговоры с вечера и до рассвета. Затем несколько часов на сон, и снова встречи и доклады. Наверное, надо было учесть, что человек, вдвоём с которым так отчаянно хотелось провести эти ускользающие летние деньки, не привык мыслить обычными обывательскими категориями. Хочешь в Крым? Пожалуйста, всё для тебя! Соберите-ка там журналистов, руководителей отраслей и крупных предпринимателей. Что-то не так? Не даром же кататься, заодно и инспекцию проведём, говорят, что не всё там так гладко. У тебя какие-то возражения? Нет? Отлично, собирай документы и прикинь план проверок по пути. Кстати, вроде у Русского Географического Общества намечается юбилей по случаю стосемидесятилетия со дня основания? Вот, заглянем к ним. С таким же успехом можно было командировать вместо себя кого-нибудь из министров. Мединскому бы понравилось. Наверняка, Президент бы даже не заметил смены кадров. И ведь жарко же ещё, как на зло, хоть бы тень какая. – Батискаф готов к погружению. Можем начинать работу, – рапортует бравый, но немного перепуганный географ перед объективами фотокамер. – Пойдём? – интересуется Президент, будто у несчастного учёного есть варианты ответа, и по-молодецки сбегает вниз по трапу, даже не оглянувшись. – Сергей, простите, а что происходит? – кажется, размышления, рефлексия и жалость к самому себе слишком затянулись, и теперь он пропустил что- то важное. – Погружение, – Шойгу обыденно пожимает плечами, безучастно глядя, как вокруг батискафа белой пеной вскипает вода. – Это было в расширенной программе. Вы читали в самолёте? Ну да, конечно, именно этим и занимался всю дорогу, программы изучал. В полёте он с ехидством размышлял о том, что сам он тоже полон сюрпризов и у них всё-таки будет отпуск, пусть всего на два дня, но настоящий: с небольшим тихим особнячком, кипарисами и морем. Кажется, надо было быть внимательнее. – Это безопасно вообще? Они просто посмотрят, что там под водой, да? – тем временем о батискафе уже напоминал только натянутый трос. – А что может быть опасного в погружении на дно в этих водах? Да и дна-то там – одно название, каких-нибудь метров восемьдесят от силы. Пойдемте лучше на пульт, посмотрим, как опускаются, – и Сергей удаляется, в рубку, по пути найдя себе собеседника в лице руководителя группы исследователей, который с энтузиазмом делится техническими и рабочими характеристиками своих аппаратов. Восемьдесят метров, на дно в батискафе, и правда детская забава. В этот момент, догоняя удаляющегося министра обороны, Дмитрий чётко решил, что составителя расширенной программы визита, по возвращении в Москву, будут ожидать крупные неприятности, – явное упущение, что ссылки в Сибирь отменены, надо бы внести на рассмотрение Парламента, – а новоявленного исследователя морских глубин – серьёзный разговор, когда вернётся. Пусть только вернётся. В рубке царила нервная, но приподнятая кутерьма. Команда, техники, связисты, операторы и вездесущие журналисты. Даже Сергей куда-то запропастился. Да и его самого взяли в оборот, едва он переступил порог. – Отличный кадр будет! Дмитрьанатолич, будьте добры, присядьте вот, рацию возьмите. – Это не рация, – попытался праведно возмутиться кто-то из команды учёных. – Да и плевать. Моё дело прессу обеспечивать, а не в технике вашей разбираться. Сеанс связи готов? Звук есть? Приготовились. Снимаем, ребята. Дмитрьанатолич, там кнопочка такая сбоку, ага. Дмитрий непонимающе покосился на вертлявого, немного дёрганного парня, – странно, что он не помнил его в штабе этой поездки, – который, видимо, обеспечивал красивый сюжет для масс-медиа, тычущего пальцем куда-то себе под ноги, – мокасины, кстати, у него на редкость уродливые, – пол? вниз? внизу вода. Батискаф! – и нажал на предлагаемую кнопку вызова. – Владимир Владимирович? Добрый день! – секунда, вторая. Тишина в эфире различима даже в треске фотоаппаратов. Почему не отвечают? Что-то со связью? Или не со связью... – О! Дмитрий Анатольевич! Привет! Что делаете? Шутник выискался! Ну, пусть только этот ржавый тазик всплывет! Но команда в восторге, напряжение спало, смеются от души. Старательно подбирая слова, избегая нецензурных, Дмитрий с усилием улыбается и поддерживает диалог. – С Вами разговариваю на посту управления, – а ведь действительно отпустило, тоже хочется рассмеяться. – Знаете, я рекомендую потом тоже опуститься и посмотреть. Тут настолько интересно, столько много объектов. Очень хорошо видно останки корабля. Ага, щ-щас! Нашёл дурака. Вон пусть Шойгу ныряет, хоть с аквалангом, хоть с маской. Сейчас бы только возвращения дождаться. – Это действительно очень интересно, но мы Вас дождёмся, а потом по Вашим следам, – держи карман шире. Дождёмся и серьёзно поговорим, и ни за какими погружениями скрыться больше не получится. Господи, там же перепады давления, к этому же готовиться надо. Долго они там ещё? Почему опять тишина? – Ну, договорились. – Ждём Вас. Ещё как ждём! – Да, – всё? Сеанс закончился, можно теперь тайм-аут? – Обнимаю тебя. Там определённо давление. К чему это? Несмотря на отношения, длящиеся почти два десятилетия, Дмитрий даже в телефоне у него всё это время значился по фамилии, имени, отчеству и должности в придачу. Подобные вольности позволялись крайне редко и в крайне неформальной обстановке. Кажется, у кого-то очаровательно весёлое настроение. Хорошо, что годы публичной деятельности не проходят просто так, ничего из лихорадочно пульсирующего в голове и ноющего в сердце, ни на секунду не явило себя присутствующим. Держать марку – первая должностная обязанность любого политика. – Обнимаю! – Дмитрий заканчивает сеанс связи задорно и несерьёзно, под смех команды и одобрительные хлопки организатора прессы. – Дмитрьанатолич, высший класс. В эфир пойдёт сразу вечером. Вы молодец, – медиа-спец материализуется перед ним, загораживая проход и такой необходимый сейчас путь на волю. – Будь другом, – сейчас он позволяет себе выдохнуть и расслабить плечи, – уйди. С эфирами – к Пескову. Ему откровенно плевать на реакцию медийщика, на слегка смущенную команду и всё это мероприятие целиком. Он радуется возможности на несколько минут остаться в одиночестве и выходит из рубки. За бортом кричат чайки и бьются волны, если сосредоточится на шуме моря, закрыть глаза и глубоко вдохнуть, можно представить, что рядом никого нет. Что на этом катере, арендованном на вечер для более близкого знакомства с подводной фауной Чёрного моря, они одни, и сейчас можно просто фотографировать начинающее клониться к заходу солнце – называя фотографии в своей ленте как-нибудь незатейливо, ибо этот августовский вечер не располагает к работе мысли, – и ждать, когда Владимир наныряется всласть и, поднявшись на борт, расскажет, что видел под водой. А потом можно будет поставить шезлонги на смотровой площадке, приготовить коктейли... – Михалыч, ёшки-матрёшки, куда штатив поволок? Нам еще пресс- конференцию снимать. Давай, тащи ещё света и собирай там этих оголтелых, пусть вопросы готовят, сейчас подниматься будут. Твою ж дивизию! Коктейль и шезлонги – забыть. Про катер и фотографии заката – тоже. И ведь даже сигарет нет. Никаких больше отпусков, отдыхать только дома на газоне, по крайней мере, там нет батискафов и орущих техников. Решено. Самое нелепое в этой ситуации, что ему не дали не только начать свою приготовленную обвинительную речь, но даже увидеть само поднятие. Как только верхняя часть батискафа появляется над водой, а трос натягивается уже до придела, ему мягко намекают, что машина ждёт его у причала, а его самого ждут участники "Тавриды". Пришлось ехать, хоть вид кипящей белой пены и будет преследовать его целый день.       Уже глубокой ночью, с отчаянно гудящей и пустой головой, ватными ногами и воспаленными глазами, добравшись, наконец, до гостиницы, он успевает лишь узнать, что у Президента экстренное внеочередное совещание государственного совета Крыма, длящееся с вечера. Ещё успевает собрать себя и отменить бронь особняка – всё равно не понадобится уже – понять, что он устал настолько, что ему плевать на всё, что будет завтра и тут же отключиться, едва голова касается подушки. Не хватило сил даже на то, чтобы отправить обычное сообщение с пожеланиями спокойной ночи, которыми они традиционно обменивались, когда не было возможности сказать это лично. Нет, следующий отпуск определенно дома под яблоней!       Дмитрий не знает, который час, но определённо рано. Кажется, что он только на секундочку прикрыл глаза, даже не снилось ничего, но уже явно утро, иначе, что за дымно-карминовую полосу он видит в окно. Чего не спится только? Он вновь закрывает глаза, в надежде поспать хоть ещё немного. И почти тут же приходит понимание, что его разбудило – руки, тёплые и сильные, такие родные и знакомые, по-хозяйски обнимающие его поперёк живота, под тканью любимой домашней футболки, в которой он привык спать. – Проснулся, – не вопрос, а констатация. Почему-то момент его пробуждения всегда фиксировался безошибочно, даже если он пытался его скрыть, наслаждаясь редкими моментами утренней идиллии. – А я думал поспать хоть немного. Дмитрий дёрнулся было, пытаясь перевернуться на другой бок, но хватка на поясе стала сильнее, а к шее, чуть выше седьмого позвонка, прижались чужие губы. – Уймись, пожалуйста, я буквально только что прилёг. Он затихает, расслабленно вздохнув и, закрыв глаза, прижимается затылком к плечу Владимира. – Который час? – Шесть утра почти. – Давно вернулся? – Минут сорок назад. Смотрел, как ты спишь. – И как же? – улыбку сдержать не удаётся. – Спокойно. Как человек с чистой совестью, решивший разногласия по бюджету и внесший туда пункты по крымским отраслям, как я просил. Хотя ты этого и не сделал. – А всё так хорошо начиналось. Что за привычка напоминать о делах в такую рань? Проект мы составили, я внёс коррективы, дай экономистам время помозговать, – противиться желанию прижаться спиной к груди, и заставить обнимающие его руки обнимать ещё крепче, не хотелось, да и незачем было. Через рассветное блаженство и уютную негу приходят мысли о вчерашних мероприятиях. И стараясь думать о том, о чём хотел спросить, а не о том, что поцелуи на шее ощущаются физически обжигающе, а ладонь, продвигающаяся с его бока к груди, оставляет ощутимый горящий след на коже. – Как вчера прошло? Интересно было? Как чувствуешь себя? Кажется, разговоры сегодня утром не в приоритете, по крайней мере, собеседника больше волнуют его плечи и лопатки, чем вопросы. Но ведь надо делать скидку на уровень самого собеседника, он всегда контролирует любую ситуацию. – Было интересно, рекомендую. Галеон посмотрели. Жаль короткое погружение. Чувствую себя прекрасно, спасибо. Следующий вопрос, который, кстати, и являлся самоцелью, повисает в воздухе, ибо Премьер за мгновение оказывается прижатым спиной к простыням из дорогого тончайшего муслина. – Послушай, сейчас, ещё один вопрос. Это важно, – как же трудно говорить о делах, когда на тебя смотрят так, а ладони, фиксирующие запястья, настолько горячи. – Только ты можешь в такой момент задавать вопросы, – на него смотрят насмешливо, но одобряюще. – Слушаю тебя. Внимательно. Но внимательно слушать – не значит бездействовать, поэтому рука слушателя медленно скользит по груди Дмитрия к краю его футболки. – Что делать с реакцией соседей? Нет, я всё понимаю, но ситуация неоднозначная, и наш с тобой визит на полуостров, ещё и вдвоем может вызвать вопросы. Они однозначно поднимут волну возмущений. Владимир недовольно изгибает бровь и брезгливо морщится. – Нет, дослушай, пожалуйста. Я как юрист должен как-то скоординировать дальнейшие действия. Как будем реагировать на международные заявления? А новостные ленты, которые, уверен, пестрят ещё со вчерашнего вечера, что делать с ними? – Пролистывать, Дим. От праведного негодования даже выдохнуть не получается, хотя, скорее всего, тому виной нетерпеливый, собственнический поцелуй. Дмитрий не без усилия освобождает руку из захвата сильных пальцев и обнимает Владимира за шею, притягивает ближе, отчаянно цепляется за его плечи, пытаясь то ли остановить его, то ли приблизить долгожданную близость. – Забыл, кстати, – Владимир усмехается в поцелуй и чуть отстраняется, – задержимся тут до пятницы. – Зачем? – деловой тон возвращается, но приказать рукам не касаться, остановиться и перестать ощущать раскрытыми ладонями стальные мышцы его плеч и спины, уже невозможно. – Кажется, я должен тебе отпуск. Вот тут уже время удивляться искренне. – Отпуск? Мне? Ну что ты, какие мелочи. – Не ехидничай, с памятью у меня все хорошо. Тогда, после Форума в прошлом сентябре. – После того Форума ты мне вообще много чего обещал, – воспоминания о тех нескольких днях год назад, после его экстренной командировки из Москвы в Сочи, о тех темах, о которых им пришлось поговорить тогда впервые за многие годы, и о том, что было после того, как все недосказанности остались позади, до сих пор заставляли чувствовать себя неловко и непроизвольно отводить взгляд. – Ладно, с прочим после разберемся. А эти дни проведём в неплохом таком особняке в гористой местности, с видом на море, миндалём во дворе и лавандой на клумбах. Тебе понравится, гарантирую. Дмитрий довольно улыбается и жмурится от ярких ощущений, вызванных прикосновением сухих горячих губ, прослеживающих контуры его ключиц. – Уверен, что понравится? – дыхание сбилось к чёрту, но выровнять его нет никакой возможности. – Уверен. Ты же сам его бронировал. Время искренне удивляться: дубль два. – Ты знал? Владимир только иронически вскидывает брови и со вздохом качает головой. – Ну да, конечно знал, – ответ скорее самому себе. – Но постой, я ведь отменил бронь. – Ты отменил, я забронировал. Сегодня с 10 утра и до обеда пятницы он наш. Но у меня условие. Ага, не смотря на то, что на Президенте футболка, бизнес-план в рукаве всегда есть. – Какое? – С тебя совместная тренировка, когда вернемся. – Не люблю я это твоё увлечение тасканием железа. Может бадминтон? – Ты серьёзно? – Теннис? – Ты мне обещал. – Я тогда погорячился. Ладно-ладно, я согласен, но после тренировки с тебя завтрак. Владимир довольно – даже слишком довольно – улыбается и кивает, проводя ладонью по его волосам. Что-то тут явно не так. Но думать сейчас об этом нет сил. До Москвы с её проблемами так далеко, а несколько дней посреди кипарисов и магнолий вот они, уже сейчас. Дмитрий глубоко вдыхает и подается вперёд, чтобы быть ещё ближе к умелым рукам, каждый раз доводящим его до исступления, помогая избавить себя от футболки. Он откидывается на подушки и чувствует, как по коже бегут мурашки от этого враз потяжелевшего, оценивающе-собственнического взгляда. Господи, только от одного этого взгляда можно сойти с ума, об этом прекрасно знали и этим беззастенчиво пользовались. Он до боли закусывает губу и на ощупь пытается стянуть чужую футболку, в то время как горячие губы составляют неведомый узор на его обнаженной груди, переходящий на ключицы, шею и плечи. Если бы получалось острить, можно было высказать шуточное предположение про двуглавого орла, но сейчас на это просто нет сил. И вдруг всё прекращается. Затуманенный взгляд фокусируется плохо, но он старается сосредоточиться и понять, в чём причина. Владимир смотрит на него сверху вниз задумчиво, о чём-то размышляя. – Володя? – Я сказал до пятницы? – Что? – Дмитрий старается унять дыхание и приподняться на локтях, но его лёгким, но точным движением руки отправляют обратно. – О чём ты? Владимир отрывисто кивает своим мыслям и снова склоняется, упираясь в подушку одной рукой, целуя его плечи. – Я передумал, перебронируем. Пока Дмитрий теряется в ощущениях последующего властного, даже агрессивного поцелуя, Владимир нашаривает телефон возле лампы у кровати. Он разрывает поцелуй и накрывает губы Премьера ладонью, набирая номер. – Сейчас, Дим, секундочку. Алло! Дмитрий Сергеевич, доброе утро, не разбудил? Ну, прости. Слушай, чуть планы изменились. Будь добр, домик тот перебронируй до утра субботы и самолёт пусть во второй половине дня, хорошо? И ещё, машину сегодня не к десяти, а после обеда, что-то не хочется уже с утра ехать. Да, отдохнуть решил. Дмитрий беззвучно смеётся, хоть и колкий осуждающий взгляд немного портит внезапное искреннее веселье. Владимир придерживает пальцами его подбородок, фиксируя лицо, и время ожидания на линии тратит с пользой – вновь возобновляя глубокий и жаркий до искр в глазах поцелуй. И едва удается сдержать вскрик, когда кожу на шее больно прикусывают зубами. – Готово, да? Отлично. Спасибо тебе. Всё спи спокойно дальше, рано ещё, – его способность моментально переключаться и создавать впечатление, что он не отвлекался ни на секунду, всегда поражала, – Да-да, отдыхай. И я тоже, Дмитрий Сергеевич, конечно. После вчерашнего мне определенно нужен отдых. Он сбрасывает вызов и, недовольно щурясь, бросает телефон на пол рядом с кроватью. – Прости, но это было забавно, – Дмитрий мягко освобождается от удерживающей его руки, не прекращая улыбаться. – Отдых нужен, видите ли, – продолжает уже серьёзно и лишь слегка недоверчиво. – Так что…значит, отпуск? И наконец-то добирается до футболки Главы Государства, но долго этим фактом не наслаждается – избавляется от неё как можно скорее. – Отпуск. Самый полноценный. Целых три дня. Я ведь тебе обещал. И теперь уже никаких обсуждений и звонков, решений и раздумий. Они имеют на это право. Сейчас только жаркое рваное дыхание на саднящих и воспаленных губах, горящая от прикосновений кожа, переплетенные пальцы, грубые захваты, перемежающиеся нежными касаниями, и в этой огромной, пропахшей можжевельником и миндалем спальне, одна на двоих – не смотря на распахнутую балконную дверь – острая нехватка кислорода. Признания и слова, все эти годы подразумеваемые, но очень редко произносимые вслух. Сегодня можно всё, даже больше, сегодня начинается отпуск. Там, за раздуваемой морским рассветным ветром шторой из тончайшего белоснежного батиста, просыпается полуостров, готовясь встречать новый день, призывно шумит море и беспокойно кричат чайки. Осенние дни в Москве, которые начнутся совсем скоро, будут привычно тёрпко-дымными, а ночи туманно- промозглыми, но пока есть отпуск в Крыму: август и море, жаркий суховей, горячий песок и запах кипарисов, блаженные несколько дней наконец-то наедине, и самое синее в мире Чёрное море.