Возвращение домой

— Скажи мне, друг Оливье, моя комната на втором этаже случайно не свободна? — спросил Блад у трактирщика. Он стоял у камина в большом зале, протянув озябшие руки к огню. — Да, месье, сейчас в ней нет постояльцев, — ответил трактирщик, нервно глядя на лужу, образовавшуюся на полу в том месте, где стоял его гость. — Тогда я буду ужинать там, если не возражаешь, — сказал Блад, забирая грязный плащ со стула. — Пусть твои слуги разведут камин пожарче и доставят туда мои вещи, они были приторочены к седлу. Надеюсь, ты еще не забыл, что я люблю на ужин? Трактирщик помотал головой. — Нет, не забыл, месье… вот только есть один вопрос… Блад нахмурился, повернувшись к нему. — Что еще, старый зануда? Оливье набрал в грудь воздуху. — Я по поводу оплаты, месье… Блад сделал нетерпеливый жест рукой. По привычке, правой. Плечо сразу пронзила острая боль, вызвав у него еще большее раздражение. — Я же сказал, что заплачу, Оливье. Или ты не доверяешь моим словам? Трактирщик заволновался еще больше, услышав металлические нотки в голосе своего гостя. Ох, с этими иностранными наемниками всегда столько мороки! Грубые, вспыльчивые, вечно без гроша за душой, всегда готовые пустить в ход шпагу. Ведут себя так, как будто находятся в завоеванной стране. И распугивают всех мирных постояльцев. Этот, правда, еще не самый худший вариант. По крайней мере, умел себя вести, когда хотел. Но все равно, Оливье колебался, стоит ли потребовать с него возмещение ущерба, который потерпел его бедный трактир два года назад, когда вот этот милый господин со товарищи разнес здесь все к чертям во время драки, а потом скрылся в неизвестном направлении. Правда, удалось частично возместить затраты, присвоив себе некоторые вещи, оставшиеся в комнате этого парня. Именно поэтому трактирщик колебался еще сильнее. Вдруг месье Блад потребует их вернуть? Не дай бог, еще обвинит его, честного человека, в воровстве! А что ему оставалось делать, откуда брать деньги на ремонт? Тем более, ничего особо ценного у месье и не было… Жадность победила страх. — Я хотел напомнить вам о том, что вы так и не заплатили за эту комнату в прошлый раз… — вымолвил Оливье, слегка заикаясь. — Ах, дьявол! — Блад поморщился, проведя по лбу ладонью. — Такие вещи ты никогда не забываешь, а? Трактирщик втянул голову в плечи. Он был крупным мужчиной и обычно не робел даже перед самыми буйными постояльцами. Но этот господин был особым случаем, и месье Оливье предпочитал его не злить. — Послушай, это можно уладить, — ответил ирландец, наконец. Трактирщик выдохнул, не скрывая своего удивления. Он сказал — уладить?! Блад тем временем продолжал: — В конюшне стоит мой конь. Это хороший испанский жеребец. Уверен, когда он немного отдохнет, за него тебе дадут в два раза больше, чем сейчас. Полагаю, если ты возьмешь его вместе со сбруей, мы будем квиты. Он посмотрел в глаза трактирщику. — Такая компенсация тебя устроит? — Д-да, конечно! — Оливье энергично кивнул, все еще не веря своим ушам. — Тогда позаботься о моем ужине… и не докучай мне больше с проклятой оплатой, хорошо? — негромко ответил Блад, направляясь к лестнице, ведущей наверх. — Да, месье! — трактирщик продолжал кивать, как заведенный. — Конечно, месье!

***

Когда Блад вошел в свою комнату, в которой останавливался несколько лет назад, там уже был мальчишка-слуга, возившийся с камином. Видимо, помещение пустовало давно, и здесь стоял могильный холод. Блад заметил свой мешок с вещами и забрызганную грязью седельную сумку, с притороченной к ней шпагой, которые лежали в углу. Отлично, отлично… Ему хотелось побыстрее сбросить с себя промокшую грязную дорожную одежду и переодеться во что-нибудь сухое и теплое. Господи, что за отвратительная погода на дворе! Блад поежился, а потом приказал мальчишке убираться прочь. — Я сам справлюсь, — добавил он, забрав у него кочергу. — Лучше зайди через полчасика и забери мои сапоги и одежду в чистку и на просушку. Если сможешь привести их в порядок до завтрашнего утра, получишь это. И он показал ему монетку. Глаза слуги сверкнули, и он кивнул, выбежав за дверь. Блад знал, что занимается расточительством… но, черт побери, если все сложится удачно, завтра он покинет это место навсегда. Пусть эти люди поминают его добром. Блад поворошил угли в камине, и комнату залил теплый красноватый свет от пляшущих язычков пламени. Потом, довольный полученным результатом, пододвинул кресло поближе. Развесил на нем промокший тяжелый плащ, скинул заскорузлую от грязи и воды куртку. Опять потревожил проклятое плечо. Некоторое время тихо шипел сквозь зубы, потирая его. Это нездоровье в последнее время бесило Блада. Он ненавидел подобное состояние и злился, что не мог от него избавиться. «Такой пустяк, и столько последствий», — мрачно размышлял он, роясь в вещевом мешке в поисках сменной одежды. Блад действительно не ожидал, что рана, от которой сейчас остался только небольшой рубец, будет настолько его беспокоить даже несколько месяцев спустя. Он не мог понять, в чем причина. Конечно, многострадальное плечо и раньше получало различные повреждения, так как Блад, будучи правшой, всегда встречал им возможные выпады противников. Но даже осколок картечи, засевший в нем после ужасного сражения при Палермо, когда этот проклятый французский дьявол, старый Дюкен, умудрился сжечь почти весь голландско-испанский флот прямо в гавани, не беспокоил его так долго, как это последнее ранение. Напрашивался только один вывод, отнюдь не утешительный: все эти тычки, царапины и удары, накопившиеся за десять лет военной службы, решили дать о себе знать, намекая ему на то, что пора завязывать с авантюрами и осесть где-нибудь в Дублине, занявшись мирной врачебной практикой. «И самому подлечиться, наконец», — думал он, проверяя, хорошо ли лежит повязка. Перед дорогой он решил подстраховаться и забинтовал плечо, это немного помогло, потому что без нее он бы полез на стенку от боли гораздо раньше. В комнате уже стало тепло, но Блад никак не мог согреться. Он дрожал всем телом, ему казалось, что холод, поселившийся где-то внутри, никогда не исчезнет. «Ничего, горячий ужин и бокал подогретого вина все исправят», — подумал он, набрасывая на плечи запасной плащ, извлеченный из сумки. Порывшись там еще немного, он задумчиво посмотрел на пузырек с лекарством, попавший ему под руку. Дивное средство, драгоценный лауданум. Одна капля микстуры избавила бы его от этой надоевшей боли в плече. А две подарили бы глубокий сон, о котором он уже успел забыть в последние дни. Прекрасное средство, так помогавшее ему во время лечения раненых… Блад вздохнул, продолжая сжимать пузырек в руке. Можно было бы назвать это зелье чудом божьим и панацеей, но он видел определенные эффекты, которые вызывали у него беспокойство. В частности, Блад заметил, что некоторые пациенты не могли отказаться от употребления сего средства даже после того, как выздоравливали, и надобность в нем отпадала. Несомненно, то была вина главной его составляющей — опиума, известного дурманящего средства. И этот же самый опиум, даруя избавление от боли и исцеление ран и лихорадки, населял разум человека странными, а иногда и жуткими видениями. Блад сунул пузырек обратно в сумку. Ему доводилось употреблять лауданум самому, и он с грустью был вынужден признать, что относится как раз к тем немногим людям, которые получают кошмары в качестве побочного эффекта. Как-нибудь перебьется без этого. Бывало хуже. В дверь постучали, и он, подумав, что это мальчишка вернулся за его грязной одеждой и сапогами, сказал, не оборачиваясь: — Войди. Камзол и плащ лежат на стуле. И вздрогнул, когда ему ответил мелодичный женский голос: — Ваш ужин, месье Блад. Он резко обернулся, поспешно запахивая рубашку, не обращая внимания на прострел в потревоженном плече, и уставился на рыжеволосую женщину, стоявшую в дверях с подносом. «Значит, всё-таки не зря отмахал столько миль по размытой дороге…» Блад сглотнул и попытался улыбнуться. — Марго! Так ты до сих пор здесь! — Мне сказали, что вы умерли, — ответила она серьезно. Потом, шагнув в комнату и поставив поднос на стол, добавила, и ее голос звучал странно, как будто она пыталась пошутить, но не смогла: — Мы с Мари даже вас оплакивали, месье. Свечку в церкви ставили. За упокой вашей души. — Я тронут, — продолжал шутить он, но потом, заметив застывшее выражение ее лица, переспросил, немного ошеломленно: — Ты серьезно?! Она молчала, устало глядя на него. — Ох ты, господи… — пробормотал Блад растерянно, взъерошив волосы. — Я думал, что старик Оливье пошутил, когда сказал об этом. — Ничего себе шуточки, месье! — холодно ответила Марго. — Если я извинюсь, что-нибудь изменится? — негромко спросил Блад, продолжая кутаться в плащ. — Сомневаюсь, месье, — ответила она, вздохнув. — Впрочем, вряд ли это стоит ваших извинений. Подумаешь, две девицы выплакали все глаза из-за какого-то беспечного господина, который исчез, никому ничего не сказав… и даже весточки не прислал… тоже мне печаль! Она передернула плечами, направляясь к выходу. — Надеюсь, вы хорошо развлекались, пока отсутствовали… — О да! — Блад недобро улыбнулся. — Развлечений во Фландрии хватало. Балы с пушечным аккомпанементом каждую неделю, званые обеды в окопах с испанцами, с картечью на закуску. Как видишь, развлечений было сколько угодно! — Ах, доблестный вы наш воин! — в тон ему ответила Марго, продолжая идти к двери. — Уверена, вы нынче в высоких чинах, так где же ваш маршальский жезл? — Променял его на сумку врача, — сказал Блад с улыбкой. — От сумки больше пользы, на мой взгляд. Она остановилась, приподняв бровь. — Вы серьезно? Блад рассмеялся и махнул рукой, указывая на стол. — Марго, может, составишь мне компанию за ужином? Не хочется уезжать из Франции, зная, что ты на меня в обиде. — Уезжать? — эхом откликнулась она. — Да, Марго, — он теперь не улыбался. — Завтра я отплываю в Ирландию. Она приоткрыла рот, пытаясь переварить это известие. — Насовсем? — спросила Марго, наконец. — Скорей всего, да, — кивнул он. — Так ты останешься? — Месье Оливье будет ворчать, — сказала она, явно думая о чем-то другом. — Вы его знаете, он не любит, когда посетители отнимают наше с Мари время, не… — Если он так переживает по этому поводу, пусть не беспокоится, я заплачу, — презрительно сказал Блад. Марго кивнула, все еще погруженная в свои мысли, а потом пошла к столу. — Так где же вас носило эти два года? — она принялась сервировать стол. Блад задумчиво улыбнулся. — О, Марго, это очень долгая история!..