2 июня 1676 г. о. Сицилия, г. Палермо
— «Нуэстра Сеньора дель Пиляр» горит! — в отчаянии выкрикнул лейтенант Мартин ван Ноорт, указывая рукой на яркий факел, в который превратился флагман испанского флота. — Боже мой, откуда у них столько брандеров?! Его слова заглушил громовой раскат, и они увидели, что огромный семидесятипушечный линейный корабль взлетел на воздух. Видимо, огонь добрался до крюйт-камеры. В ночное небо взмыли обломки, и стало светло как днем. Палуба под их ногами отчетливо дрогнула, и Блад был вынужден закрыть глаза и отвернуться, чтобы уберечься от ослепительной вспышки. — Мы слишком близко! — крикнул он, понимая, что вряд ли можно исправить эту ситуацию. Здесь, в этой тесной гавани, голландско-испанский флот оказался зажатым в ловушке, и то, что сейчас творилось на внешнем рейде, больше всего походило на бойню. Под покровом ночи дерзкие французы подошли к входу в гавань города Палермо и, встав на шпринг, принялись бомбардировать испанские корабли, оказавшиеся у них как на ладони. Другая часть вражеского флота просочилась в саму гавань и теперь превращала в обломки корабли голландцев. Фрегат, на котором служили Блад и ван Ноорт, тридцатишестипушечный «Лейден», стоял в первых рядах и принял на себя самый страшный удар. Да, они обрубили якорные канаты и открыли ответный огонь, но деться все равно было некуда. Выход из порта прочно перекрыли искалеченные и пылающие испанские корабли. А тех, кому все же удавалось прорваться, безжалостным огнем встречала эскадра Прельи. Палубу снова тряхнуло, и Блад бросил отчаянный взгляд назад. Совсем недавно на квартердеке стоял капитан ван Эбкод, но теперь… теперь там зиял внушительных размеров пролом, из которого вырывались языки пламени. Мартин отреагировал быстрее: — Горим! Все на помпы, живо! — и принялся подгонять оцепеневших от ужаса матросов. А с неба продолжали сыпаться тлеющие обломки испанского флагмана: куски парусины, обрывки такелажа и деревянная обшивка с рангоутом… Блад ринулся следом, помогая лейтенанту ван Ноорту справиться с паникой в рядах команды. Однако огонь разгорелся очень быстро, и матросы отказывались идти его тушить. — Еще брандеры! — взвизгнул один из плотников, указав багром на алое от всполохов море по правому борту. Блад посмотрел туда, прищурив слезящиеся глаза — пороховая гарь была ужасно едкой, — и увидел три небольших судна, идущих прямо на них. — Питер, — Мартин снова вырос перед ним, весь мокрый — его окатили водой во время тушения пожара, — большой, неуклюжий, со съехавшим набок обгорелым париком. — Капитан погиб… Согласно боевому расписанию… — Знаю! — горько ответил Блад, вытирая вспотевший лоб. Согласно боевому расписанию командование кораблем переходило к нему. И лейтенант видел, что этот «звездный час», увы, не продлится долго. «Лейден» горел, в его бортах зияли многочисленные пробоины, и вряд ли удастся заставить канониров сделать еще один залп… Блад открыл рот, чтобы отдать единственный приказ, какой оставался в такой ситуации. Попытаться выбросить корабль на берег, а потом покинуть его. Но пушечный выстрел заставил его посмотреть вперед, туда, где вдоль узкого пролива двигались несколько кораблей. На мгновение порыв ветра развеял черные клубы пороховой завесы, и у Блада замерло сердце. Это был их флагман, «Конкордия», на борту которого находилось тело адмирала де Рюйтера, погибшего в недавнем сражении при Агосте. Флаги на нем были приспущены, как полагалось во время траура, и спустя еще минуту он сделал новый залп… впрочем, залпом это назвать было нельзя — выстрелила только носовая пушка. — Неужели они посмеют его обстрелять?! — вскричал Мартин в полном отчаянии, подбежав к фальшборту. Но страх его, по счастью, не оправдался. Два французских корабля, до этого момента закрывавшие выход в открытое море, медленно расступились, прекратив огонь. Блад увидел, как белые флаги с лилиями соскользнули вниз, приспущенные: французские капитаны отдавали должные почести покойному Великому Голландцу, который был достойным противником и пользовался уважением даже у своих врагов. «Конкордия» вышла из гавани, которая к тому времени превратилась в пылающий ад. Но французы тут же сомкнули строй перед другими двумя кораблями, которые пытались прорваться следом за флагманом. И открыли шквальный огонь… — Команде приготовиться покинуть корабль! — загремел Блад, заставив себя вернуться к действительности. У «Лейдена» к тому моменту уже горели паруса и мачты. Фрегат опасно кренился на правый борт, который пострадал во время обстрела. Неизвестно было, что случится раньше: его затопление или взрыв пороха в крюйт-камере. Днище противно заскрежетало по песку и прибрежным камням. А потом «Лейден» начал заваливаться набок. Крики перепуганных людей смешались с грохотом пушек, которые, перегревшись, начали стрелять сами, усиливая панику и хаос. — Питер, прыгай! — закричал Мартин ему прямо в ухо. — Тут уже ничего не поделаешь! Блад подбежал, точнее, скатился кубарем к борту, намереваясь прыгнуть в темную воду — до берега было всего ничего… И замер, увидев, что в результате мощного обстрела порт и все постройки в нем — сараи и пакгаузы, — всё пылает. Даже если им удастся выбраться на сушу, они в буквальном смысле слова попадут из огня да в полымя. — Они за это заплатят, Мартин, клянусь богом! — в бессильной ярости выкрикнул Блад, перекинув ногу через планшир. — Честное слово, я… Договорить он не успел, ибо что-то тяжелое больно ударило его в плечо, заставив потерять равновесие и упасть в воду… и пока он летел, то видел, что «Лейден» исчез, а вместо него распустился огромный алый шар, который всё ширился и рос… — Мартин! — позвал он, а потом, захлебнувшись соленой водой, камнем пошел на дно…***
Начало января, 1685 г. Франция, г. Нант, трактир «Тихая гавань»
Марго сидела на кровати, глядя на спящего мужчину. Обычно она старалась не задерживаться у клиентов слишком долго и уходила до того, как они проснутся. Но не сегодня. Она вздохнула, рассеянно прибирая длинные рыжие волосы. Мужчина спал беспокойно, вздрагивал и что-то бормотал на непонятном ей языке. Иногда он начинал говорить громче, отдавая кому-то приказы. Что бы он ни говорил, сейчас, когда сон избавил его от повседневной маски, она видела, что ему нездоровится, причем сильно. Марго вздохнула снова и бросила взгляд в окно. Там было темно — зимние ночи долгие, — но она знала, что рассвет близок. Блад попросил ее разбудить его пораньше. Говорил, что это очень важно, потому что корабль не станет его ждать. Да-да, она знает. Он возвращается домой, в свою Ирландию, вечно скрытую за туманами Ла-Манша. Уезжает навсегда. Так он сказал. Говорил, что должен был остаться на том корабле на ночь, как положено, но решил проверить, как у нее дела… Марго кусала губы. Блад позвал кого-то, и она наклонилась к нему, пытаясь понять, что ему снится. Он был мокрым от пота, черные вьющиеся волосы прилипли ко лбу. Марго покачала головой. Он же болен, совсем болен, какое еще путешествие по зимнему Бискаю?! А если разбудить его часом позже? Обмана ведь не будет? Она подперла рукой подбородок, борясь с сильнейшим искушением. Ну и что, если тот корабль уйдет? Весной придут другие, и погода наладится, да и он подлечится, уж она-то об этом позаботится… — Мартин! — вскрикнул Блад, метнувшись в постели. Марго закрыла лицо руками. Всего полчаса позволить побыть в том кошмаре, который сейчас ему снился… Лишних полчаса… Блад вскрикнул снова, и она не выдержала, схватила его за руку и окликнула: — Лейтенант… Месье Блад! Питер! Просыпайся же! Он подлетел на кровати, с диким взором, всё еще во власти кошмара, и вцепился в ее руку так сильно, что она охнула от боли. — Это всего лишь сон, — сказала она, пытаясь вернуть его к действительности. Блад смотрел на нее, явно не узнавая, как на чужую. Марго стало на мгновение не по себе от его застывшего взгляда. И она повторила снова: — Это всего лишь сон, Питер! — Да… просто сон… — он схватился за голову, тяжело дыша. Потом, взяв себя в руки, оглянулся на окно. — Который час? И, чертыхнувшись, принялся одеваться, несмотря на то, что его шатало из стороны в сторону. — Что за зелье ты выпил прошлым вечером? — спросила она, помогая ему найти вещи. Блад замер, моргая, а потом проворно натянул сапоги. — Я так плохо себя вел? — его голос был хриплым. — Ужасно, — кивнула она, чуть улыбнувшись. — Я больше не буду, — самым серьезным тоном ответил он, застегивая камзол. — Боюсь, что да, — грустно сказала она. Он быстро пригладил растрепанные волосы, решив, что остальной марафет наводить смысла не имеет — всё равно придется бежать, как угорелому, в порт. Потом, почувствовав ее напряжение, повернулся и провел рукой по ее щеке. — Я напишу тебе письмо, как только доберусь, — сказал Блад с улыбкой. — Ты же знаешь, что я не умею читать! — ответила она, сморщившись. Он развел руками, виновато улыбнувшись. — Ты же совсем болен! — Марго все-таки попыталась воззвать к его здравому смыслу. — И на море шторм. — Я еще больше разболеюсь, если останусь здесь, — ответил он, открывая дверь. — Я тебя провожу! — вскрикнула Марго, поспешив следом. — Тогда побежали! — ответил он, подав ей руку. — Времени почти не осталось! И они понеслись по темным улочкам города Нант в сторону реки, над которой, в клубах тумана, занималась утренняя заря…