Пой громче, мальчишка, Ты должен увидеть, что принесет нам завтрашний день.
Грейс зажимает ладонями уши. Закрывает глаза. Кажется, даже пытается стать меньше. Все, что угодно, лишь бы оказаться как можно дальше от этого места. Проклятого, всеми забытого места. Бесконечно далеко, так, что никто и никогда не сможет их достать. Чувство непоправимой потери режет изнутри, словно самый острый на свете нож. Судьба-мясник уже надела перчатки и, усмехаясь, приготовилась кромсать и без того истерзанную душу. Грейс лишь сжимается в маленький–маленький комочек, лелея надежду, что стоит открыть глаза — и все станет таким, как оно и должно быть. Потому что Пати должен петь — пусть он танцор, не певец. Потому что Пати (Боже мой, неужели он и правда мертв?) — загадка, которую она так и не успела разгадать. Потому что красные волосы безжизненно падают на лицо, а должны дерзко топорщиться назло этим ублюдкам. Потому что сейчас вечер, и он не сможет встретить рассвет. Увидеть, что принесет завтрашний день. Петь так громко, как умеет только он.Пой громче, девчонка, Ты должна стать той, что нужна завтрашнему дню.
Кобра лежит рядом с Пати. Последним движением Кида был бросок к медленно оседающему на пол Пойзону — и это единственное, что он успел еще сделать. Грейс чувствует себя ненужной, настолько ненужной, что рука Фана, крепко вцепившаяся в ее плечо, кажется всего лишь сном. Кошмаром, после которого она неизбежно должна проснуться. Пати говорил, что она — нужна. Нужна им, нужна самой себе, нужна завтрашнему дню. Вот только Грейс не может заставить себя поверить в это, когда Пати — самый нужный, самый добрый, самый лучший на свете Пати — лежит, привалившись спиной к холодной и мертвой стене. Когда песня — его песня, песня ярости, борьбы, песня самой свободы — остановилась навсегда, циклически замерев на вечном повторе. «Никто не отнимет у меня мою жизнь. Никто не отберет лучшее, что у меня есть».Ибо каждый раз, Когда тебя хотят исключить из игры
Пати больше нет. Кобры тоже. Остались только двое — ровно половина, да Грейс, мгновенно переставшая чувствовать свою принадлежность к четверке киллджоев. Бывшей четверки киллджоев. Пати лежит, замерев сломанной, безжизненной куклой. Красные волосы, как никогда раньше отчаянно похожие на кровь, падают на лоб, и Грейс знает, что никто больше их не уберет таким знакомым небрежным жестом. Потому что уровень пройден, и закончился он поражением отважной команды (Пати и Кобра исключены из игры. вычеркнуты навсегда). Фан стоит совсем рядом, а Джет немного поодаль. И от осознания того, что теперь их всего лишь двое (Пати и Кобра не умерли. они просто взяли тайм-аут, нажав на паузу. а потом они откроют глаза и задорно подмигнут, объяснив все шуткой. обязательно. так и должно быть) Грейс хочется исчезнуть самой. Ведь зачем ей жить, когда Пати и Кобра умерли за нее? (по-настоящему. взаправду. игра завершена, потери и жертвы неизбежны). Простые правила, Грейс? Ты хорошо их выучила?Используй свой голос. Каждый раз, когда открываешь рот.
Потому что Фана нет тоже. Он еще успел захлопнуть дверь за спинами Джета и Грейс, оставшись в той проклятой комнате в одиночестве (Готова ли ты к еще одной потере?). Грейс останавливается, не веря, и рывком бросается к Фану. Бросается ли? Джет держит крепко, и Грейс лишь успевает заметить в зеленых глазах Гоула холодную, как лед, решимость. Он уже мертв. Напоследок еще раз решив исполнить свою песню. Песню, которую он, как и все остальные, исполнял каждую секунду. Каждое мгновение. Каждый раз, когда открывал рот. Грейс бежит, хотя разум вопит: «Остановись». Лишь Стар, чья рука по-прежнему сжимает руку девочки, остается чем-то реальным — все же остальное давно стало искусственным, искаженным, перевернутым. Словно яркие мертвые стеклышки калейдоскопа, которым никогда не стать настоящими звездами. Грейс бежит, не успев увидеть, как упал Фан. Песня третьего из киллджоев отзвучала, и враг практически празднует свою кровавую победу. Практически. Улыбка играет на лице Гоула. Такая неуместная, настолько в духе канувшей в небытие команды, что кажется, будто никто из них и не умирал. Будто киллджои никогда не смогут умереть.Пой громче, мальчишка, Они собираются продать все, что является будущим. Пой громче, девчонка, Пока они не убили все, что принесет будущее.
Машина со знакомым черным тонконогим пауком уже совсем близко — можно дотянуться рукой, и в расцарапанной душе Грейс обманчивым огоньком вспыхивает надежда. Выстрел. Стук сердца, кажущийся столь громким в образовавшейся мгновенно тишине. И осознание того, что теперь четверка киллджоев распалась уже навсегда. Джет лежит, распростершись, на капоте. Единственный глаз закрыт, руки, сжимающие оружие, безвольно повисли. Защитники, другие бунтари, рядом, вот только ей уже совершенно не хочется спасаться. Зачем, когда ее душа, ее сердце, вся она — остались здесь? Когда Пати, Кобра, Фан и Джет… Грейс отчаянно не хочется додумывать слово «умерли». Зачем теперь это все? Но Грейс послушно бросается в машину. Позволяет чужим рукам обнять ее, вспоминая, как совсем недавно (или, наоборот, бесконечно давно) ее обнимал Пати. Крепко-крепко, словно вся его жизнь зависела от этих прикосновений. И становится так больно, как не было еще никогда. Почему? Почему они — самые лучшие, самые честные, самые добрые, самые прекрасные на свете? «Better Living Industries», эти ублюдки. Готовые на все, лишь бы достичь своих сволочных целей. Продать мир, продать все, что является будущим. Даже убить его.Ты должен сделать выбор, Если музыка заглушает тебя.
Слезы горячими, обжигающими кожу ручейками стекают по щекам, и Грейс привычно прячет лицо. Потому что Пати обязательно забеспокоится, если увидит. Потому что она не хочет его волновать. Потому что у Пойзона есть и другие проблемы, которыми он должен заниматься. Через секунду приходит осознание того, что Пати больше нет, как нет и остальных киллджоев. Что нет больше ничего, кроме пустоты и мира, погрязшего в фальшивой, насквозь прогнившей улыбке Корпорации. Голоса умолкли, и песня больше не звучит. Слышна лишь музыка — сладкая, приторная и до невозможности искусственная. Музыка химического счастья, проштампованного таблетками, и врученная торжественно, прямо в руки, перевязанная ленточкой. Эта музыка заглушает, давит, топит, не дает возможности вынырнуть и вдохнуть воздуха — того самого, настоящего, которым она дышала рядом с этой четверкой. Грязного, насыщенного выхлопами мотоциклов, яростного и такого реального. Она уничтожает Грейс, затыкает ей рот, заставляя молчать. И она уже готова подчиниться, как в голове внезапно отчетливо слышится голос Пати. «Ты не можешь сдаться, Грейс. Ты — одна из киллджоев. Зануд, которым так скучно, что они даже решили объявить войну всему миру. От нечего делать. Мы не проиграли, нет. Просто в какой-то момент все пошло не так, как планировалось, но разве у нас когда-то бывало иначе? Мы не умрем, Грейс, ведь киллджои никогда не умирают. Ты ведь помнишь это? Помнишь? — тут Пати улыбается своей невозможной, самой светлой на свете улыбкой, как будто он и не умирал, а сидит сейчас рядом, ласково подшучивая над ней. — Просто сделай свой выбор. Правильный выбор, Грейс. Ты сама знаешь, что надо сделать». Она и правда знает, что надо делать. Вытереть слезы — ведь Пати будет беспокоиться, пусть даже его больше нет. Встать с колен и поднять упавшее знамя самых самоотверженных, самых невозможных, самых лучших людей в мире.И повышать свой голос Каждый раз, когда они пытаются заткнуть тебе рот.
***
— Скажите, Джерард. А история, которую вы показали в клипах на песни «Na Na Na» и «Sing», она будет продолжена? Киллджои действительно умерли, или же борьба не закончится? — А вы разве не знаете? — задорная искра во взгляде, руки поправляют взлохматившуюся красную челку. Как будто Пати Пойзон воскрес и, ухмыляясь, смотрит на пораженный мир. — Киллджои никогда не умирают.***
В руках Грейс — воззвание. Простой лист бумаги с напечатанными на нем не менее простыми, но от того не потерявшими цену, словами. В руках Грейс — песня отважной команды. Песня их жизни, борьбы, песня их яростных и метущихся душ. Песня, которую никто и никогда больше не сможет заглушить. Песня, что теперь будет звучать вечно. Сорван большой куш, но развитие корпорации умирает в процессе. Дети, которые могут говорить об этом, живут на просторах всемирной паутины. Люди продвигаются по карьерной лестнице, продавая себя до самого своего последнего дня. Купи себе мотивацию! Поколение «ничто» — ничего, кроме мертвого зрелища, продукт чистой мечты. Я не тот певец, которого вы хотели, я — танцор. И отказываюсь отвечать, говорить о прошлом, сэр. Я написал это для тех, кто хочет удрать… Бегите, не останавливайтесь! Грейс знает, что эта песня — не смолкнет. Она, ставшая частью самых прекрасных на свете зануд, будет петь ее — как и миллионы киллджоев на свете. А их будут миллионы, она это точно знает. Она будет петь ее ради мальчишек. Ради девчонок. После каждой утраты, от которой, кажется, никогда не восстановишься. Ради мира, ради всех тех, кто смотрит на нее с надеждой. Она будет петь от всей души, пока не сойдет с ума — но даже тогда эта песня не затихнет. Она будет петь ради тех, кто будет ее ненавидеть. Ради этой ублюдочной Корпорации, чтобы ее глотка заткнулась навсегда. Она будет петь для глухих и слепых, чтобы они тоже смогли прикоснуться к красоте этого мира. Она будет петь для всех, кого оставила в прошлом. Особенно для одной четверки сумасшедших. Она будет петь ради этого мира. Ради этого злого, темного, жестокого, но такого поразительно красивого мира. Ради того, чтобы он продолжал жить. Чтобы борьба — всегда продолжалась. Чтобы души людей были ярки, чтобы эмоции были настоящими. Чтобы Пати, Кобра, Фан, Джет были всегда живы.***
— Киллджои никогда не умирают? Что вы этим хотите сказать, мистер Уэй? — Только то, что я и сказал. — Так, значит, мы можем надеяться на продолжение? — Нет. Этой истории не требуется продолжение — такое, о котором думаете вы. Продолжение создадут те, в чьих сердцах эта история нашла свой отклик. Те, кто будут готов вступить на путь этой борьбы. Те, кто станут частью киллджоев. — Знаете, вы сейчас так сверхъестественно похожи на Пати Пойзона, вот, даже в его куртке сидите, что ваши слова приобретают какой-то совершенно иной окрас. Так, значит, киллджои никогда не умирают, мистер Уэй? Вы в этом уверены? — Всецело. Киллджои никогда не умирают. И кто вам вообще сказал, что, черт возьми, я не настоящий Пати Пойзон?