Нити, что связывают накрепко

Мир можно воспринимать по-разному. Зрение порой не дает полной картинки того, что нас окружает, лишь только её часть — однобокое виденье реальности. А ведь у нас есть еще слух, вкус, обоняние и осязание, что разукрашивают жизнь в особые дивные оттенки. Кто-то привык верить лишь глазам, кому-то нужно ощутить запах, чтобы ярче запечатлеть момент, а кому-то надо дотронуться, чтобы признать кого-то СВОИМ. Искусство прикосновений дается не каждому, кого-то чужие руки могут успокоить, а кого-то — наоборот, еще больше разъярить. Руфио был очень любопытным троллем с бунтарским началом и охочий до новых ощущений и впечатлений. Возможно, из-за этой своей особенности он вдруг и оказался так популярен среди друзей настолько, что прослыл крутым парнем, повесой и приверженцем панибратского общения. Только он мог запросто и непринужденно вести диалог, как с низшим по касте троллем, так и с представителем королевский кровей, таким образом ставя жирный знак равенства между ними. Нитрам был бесшабашным, ярким и ослепительным, как вспышка на солнце и таким же обжигающим. Кто-то, может быть, назовет его глупым и легкомысленным, однако Руфио производил впечатление вечно юного и веселого парня, что лишь добавляло ему особого обаяния. Он еще был пока не побит судьбой и не знал горечь разочарования неудавшихся красных чувств. Курлоз же был мрачен и колюч, на то имелись свои причины. Совсем недавно он отличался разговорчивостью, открытостью и добродушием, но маленькая катастрофа перечеркнула его прежнюю роль спокойного Принца — ему приснился кошмар, ставший последствием ужасного происшествия, после которого он зашил себе рот. Ярость настигла неожиданно и унесла с собой счастье. Лишь вера Козерога в миссий после того случая окрепла, однако она не исцелила его бывшего мейтсприта Меулин от глухоты и не восстановила психическое здоровье его мойрала Митуны. Знакомство этих двух героев — Нитрама и Макары, было раньше заочным и поверхностным. Прежние встречи их получались будто издалека, близко они не сходились. Курлоз и Руфио тогда знали друг о друге всего парочку фактов, не дающих, однако, целостного образа, по которому было бы возможно оценить обоих. И вот, когда они случайно оказались один на один, Разбойник стал познавать нового друга по-своему, приметив необычность его вида, заключающийся в странном наряде, гриме и, конечно же, удивленный зашитым ртом мима. Нитрам просто любил прикасаться к тем, кто ему вдруг понравился. Руфио, недолго думая, дотронулся кончиками пальцев до уже малоподвижных, зашитых губ Курлоза. Для Разбойника не существовало хоть какого-то понятия о «законе вытянутой руки» и правилах хорошего тона. — Куколка, что с тобой случилось? В голосе у Нитрама читалась жалость, хотя никакой речи о квадранте и в помине не было. Козерог отшатнулся от неожиданности, недоумевая, как мутант решился на подобную дерзость — вторгнуться в личное пространство высшекровного и не извиниться, вести себя, будто так и надо, да еще и спрашивать о том, о чем Козерог даже жестами говорить не желал. А ведь обычно Макара был достаточно безобиден и отвечал безмолвной улыбкой на провокации со стороны оппонентов, но в подобную ситуацию попал впервые и не знал, как реагировать. Даже средний палец многозначительно не покажешь. А между тем Руфио продолжал изучать нового знакомого — его заинтересовало, почему у Макары густая, вьющаяся шевелюра стояла торчком точно проволока. Разбойник сразу проверил, что длинные волосы Принца на самом деле оказались на ощупь изумительно мягкими и шелковистыми, а костюм скелета и правда плотно облегал сутулую и сухопарую фигуру. Но от действий Нитрама Макаре будто кипяток в лицо плеснули. Это было уже слишком. Тогда природные способности Макары были еще не до конца развиты, но после того кошмара, что забрал у него голос и любовь Лейон, сильно возросли. Козерог в одночасье онемел, однако внутренний голос звучал громко и именно его Курлоз применил на Тельце. Смеховуду было особым видом психоконтроля, когда жертва застывала, подвластная приказам своего повелителя. На тот момент Курлоз еще пока не мог до конца сломить личность даже самого низшекровного тролля, но его навыка хватало на некий фокус. Козерог заставил стоять несмышленого крылатого парня, точно марионетку, у которой ниточки сковывали конечности, принуждая лишь исполнять то, что велят. Конечно, Макара использовал запрещенный прием для выяснения отношений, так сказать — удар ниже пояса, но Руфио слишком многое себе позволил и должен был быть наказан точно таким же способом, каким он обидел закомплексованного и с некоторых пор угрюмого Козерога. Высшекровка просто хотел как следует проучить дерзкого Тельца, показать ему насколько он слаб и беспомощен в путах чужого разума. Сначала Курлоз наткнулся на неприкрытый ужас, написанный на простодушном лице. И без того большие и выразительные глаза Тельца округлились, рот удивленно приоткрылся, когда он понял, что не может пошевелиться, зависнув на половине шага. Да, строить рожи и показывать чудеса и богатство мимики Нитрам мог в достаточной мере, имея свободу движения лишь выше плеч, но не более того. Курлоз своего добился — неожиданная жертва в ужасе. Что дальше? Макара, издеваясь, погладил щеку низшекровки, чуть царапая когтем скулу, а Нитрам, точно тень, повторял движения за своим «хозяином», подчиняясь его воле. Ладонь Руфио прошлась по шее Козерога, точно так же, как он гладил промежуток открытой кожи Тельца между ушком и плечом. Вроде угловатый, нелепый пока подросток. Руки тем временем опускались ниже — на грудь, на талию, на крепкий зад. Руфио, каково это, когда тебя ощупывают, точно зверюшку на осмотре? Жаль, что связь в смеховуду была двухсторонней и Козерог прекрасно видел перед собой поток образов, что со скоростью молнии проносились в уже разгоряченном мозгу Тельца. Вот в мыслях они будто вдвоем уже предаются разврату, сливаются и переплетаются в неприличных позах. И где Руфио успел нахвататься подобного, неужели у потерявшихся виабу? Вместо того, чтобы пугаться дальше, низшекровный балбес начал белозубо ухмыляться, еще больше развеселился, разрумянился от нескромных прикосновений так, что веснушки на хитрой мордахе проступили еще явственнее. Мелкий хитрый похабник наверняка догадался, что разгорающееся смущение могло вывести из равновесия телепата, заставить его расслабиться, ошибиться и выпустить свою жертву из цепкого контакта. Недопонимание переросло в нечто новое. Руфио откровенно и отчаянно флиртовал, шутил без слов над тем, кто явно был сильнее и опаснее него, с огромным удовольствием балансировал на грани дозволенного. Как так? Низшекровка, угодивший в ловушку Макары, теперь вообще победно и ослепительно улыбался, будто вовсе и не был связан невидимыми нитями смеховуду, будто замер на месте по собственной воле, а не продиктованной разумом Курлоза. Он чуть качнул головой, поддаваясь вперед, будучи все еще почти парализованным посторонним влиянием и прикоснулся своими губами к зашитым губам Козерога, стараясь дотронуться именно до незащищенной нежной кожи, которая была точно противоположностью суровых нитей, сжимавших безмолвный рот мима. Новая волна неожиданной нежности охватила Нитрама, а наваждение рассеялось бликами эйфории. Освободившись от чужого воздействия, Руфио, звонко хохоча, вспорхнул, оставляя после себя легкий аромат беззаботного лета и след золотистой пыльцы с крыльев в воздухе. Он взлетел повыше, делая пируэт и круг почета, подмигнул пребывающему в легком шоке Козерогу, и был таков. Разбойник умудрился вытворить свой трюк до того, как оппонент бы вздумал набросить лассо на свободолюбивую натуру Тельца и вновь взять над ним бразды правления. А Курлоз так и не смог взять в толк: он повелевал или им вертели, как игрушкой? Той же ночью Курлоз сшил куколку вуду, воссоздавая по памяти уже знакомые черты парня, что вместе с поцелуем украл нечто важное. Смесь жгуче алого, иссиня черного и теплого, уютного коричневого цвета разрасталась в размашистых стежках на материи. Ниткой и иглой Макара уже научился управляться на отлично. И что же он хотел своим необычным жестом? Приворожить, привязать к себе Разбойника намертво, будто узелком душа к душе. Ибо образы, что оставил в голове паршивец не исчезали, а лишь разрастались под гнетом алого влечения. В другой Вселенной, времени и при иных обстоятельствах, у взрослого, грозного, как скала, тролля, в лапах оказалась точно такая же маленькая крылатая фигурка, грубо, но собственноручно сшитая из лоскутов материи, щедро обсыпанная светлой и легкой пыльцой чешуек, как у бабочки. Гранд тоже был под заклятием, мороком, что послал на его бедную голову Саммонером. Теперь крохотная копия повстанца и того судьбоносного воспоминания о встрече, которая оказала влияние на обоих тайно влюбленных жила около нового владельца. Кукла вуду… Так кто же был в этой истории куклой, которой крутили, как только возможно и играли, сковывая невидимыми, неосязаемыми нитями, окутывая сетью неволи, превращая в послушную марионетку чувствами, ранее неведомыми, но могущественными настолько, чтобы укротить жестокого зверя, заставив его притаиться и уснуть в душе высшекровки. Нить протянулась от прошлого к будущему, от той жизни к этой, точно мост, соединяющий противоположные берега. А между ними — мрак, освещаемый только раз прозвучавшим мальчишечьим смехом, который, точно солнечный зайчик, указывал правильный путь в полной темноте. Так Нитрам выводил Макару из темноты, снова и снова, в любых проявлениях. Таланты бывают разными. Можно взять под контроль ум, а можно украсть сердце.