Kiss me on the mouth and set me free

Мистер Уолт что-то увлеченно рассказывал про строение человека, не замечая ничего вокруг. Он вечно был увлечен своим предметом и даже порой не слышал вопроса, который не касался биологии. А вот контрольные работы он проводил довольно часто, что заставляло остальных учеников внимательно слушать его на уроках. Утреннее солнце ярко светило в окно, играя своими лучами на белоснежных стенах кабинета. Вторая учебная неделя, то время, когда еще не хочется сидеть и корпеть над кучей уроков, заданных в школе, а хочется тусоваться с друзьями, ловя последние моменты свободы. Ранняя осень — это некое продолжение лета. Листья на деревьях еще не начали желтеть, а ветер не становился холоднее. Все ученики внимательно слушали учителя, включая и Луи Томлинсона. Немного приоткрыв рот, он рассматривал плакат, который мистер Уолт в самом начале урока повесил на доску, и даже не мог представить, что сейчас сзади него сидит парень, усердно вырисовывающий его профиль. Карандаш буквально летал по листку бумаги. Кареглазый осторожно рассматривал шатена, изучая каждую морщинку его лица, острые скулы, немного пухловатые губы, ровный нос и его глубокие голубые глаза. Зейн слишком давно наблюдает за этим парнем, все его альбомы были заполнены его рисунками, но никто об этом не должен был знать. Все его друзья и так смеялись над его странным влечением к рисованию. Поэтому большую часть времени он был скрытным парнем, обожающим кататься на скейтборде и посещающий различные клубы и вечеринки. Как часто мы зависим от людей, окружающих нас. Они настолько сильно влияют на нас, что мы порой отказываемся от любимых занятий, других людей и даже нашего будущего, выбирая другой университет или место работы. Только бы другим ты нравился, но не самому себе. Чаще всего люди презирают и высмеивают то, чего сами не понимают. Друзья Зейна не понимали рисование, книг XX века и мелодичную музыку, которую так любил Малик. Зейн не знал Луи, не знал его увлечений, чем он занимался после школы, он почти ничего не знал. Кроме его любимого парфюма, который буквально кружил кареглазому голову. Еще он знал, что ему идут мешковатые свитера и кепки. Луи не особо выделялся из всех учеников школы, но в нем было что-то такое, что манило Малика. То ли его невинность и открытость для других людей, то ли милая улыбка и блестящие волосы...он не знал. У них было всего лишь пара совместных уроков в неделю, но этого вполне хватало кареглазому, чтобы нарисовать новый портрет на полях тетради. Луи не был звездой школы и о нем мало кто говорил, точнее, никто не говорил. У него не было шумной компании, как у Зейна, его не окружали толпы девчонок и все считали его обычным парнем старшей школы, кем он и являлся. Мы почти никогда не задумываемся о том, что думают про нас люди, влюбленные в каждую нашу мелочь, в каждое движение. Возможно, они мысленно восхваляют нас, говоря о том какие мы прекрасные, может быть ночью кто-то мечтает о ситуации, в которой вы окажитесь вместе, думая об этой мысли снова и снова или же кто-то тайно пишет нам стихи или письма, но никогда не отправляет их. Громкий звон, означающий конец учебного дня, разнесся по всей школе и ученики начали заполнять коридоры здания, надеясь поскорее выбраться отсюда и попасть домой. Зейн быстро собрал свои вещи и вышел в коридор, ожидая увидеть Тайлера, который всегда ждет его после уроков. — Эй, Зи, идешь сегодня кататься? — светловолосый парень слегка ударил Малика по плечу. — Думаю, да, но нам задали доклад по истории... — Да брось, чувак, забей на доклад. Я никогда их не делал, — воскликнул Тай. "Наверное, поэтому тебя и хотят отчислить" — подумал пакистанец, выходя с другом на улицу. — В половину седьмого ты должен быть на площадке, иначе я надеру тебе зад, — Тайлер подмигнул Зейну, после чего пошел в противоположную сторону от школы. Кареглазый вставил наушники в уши и быстро зашагал по дороге, по которой он ходил каждый год изо дня в день. Из наушников громко играла песня Bring Me The Horizon — Doomed, пакистанец изредка переслушивал ее, дабы "заглушить" те мысли и чувства, которые бурлили в нем каждый раз, когда он видел Луи. Честно говоря, он уже устал каким-то образом скрываться, тайно рисовать шатена. Но он прекрасно понимал, что после того, как он признается, его просто пошлют куда подальше, а потом и вовсе высмеют при всей школе. Зейн зашел домой и сразу же направился в свою комнату. Как ни странно, но он практически никогда никого не звал к себе домой, пытаясь защитить себя и свой внутренний мир. Стены комнаты были увешаны его рисунками, в основном это были портреты Луи, но также висели что-то вроде небольших комиксов, рисунки заката и восхода, китов, плавающих в океанах. Этот парень всегда был творческим человеком, он не понимал математику, физику и прочие науки, его тянуло к искусству. Он всегда вел двойную игру, обманывая мир и себя. За стенами своего дома он был парнем, имеющий крутую компанию, и прирожденным скейтером, но когда он возвращался с очередной шумной гулянки, то он превращался в действительно прекрасного человека, прекрасного духовно. Зачем мы прячем от людей то, что на самом деле и есть мы? Вечно одеваем маски. Наш мир состоит из фальши, ведь мы врем почти всем. Мы боимся, что над нами просто посмеются, растопчут и сломают, заставят отказаться от наших интересов и предпочтений. Но иногда нас что-то будто подталкивает рассказать кому-нибудь наши чувства, настоящие мысли, показать ему каждый уголок своей души. Только одному человеку, который действительно сможет тебя принять и понять такого какой ты есть. Зейн достал из-под кровати альбом, весь заполненный различными рисунками и набросками. Там были только портреты Луи, ничего более. Иногда он ловил себя на мысли, что был одержим этим парнишкой с голубыми глазами, но он никак не мог остановить этот процесс, когда-то он просто не успел обезвредить бомбу замедленного действия. Рано или поздно она взорвется, но когда это «рано или поздно»? Ему нужно было число и время, чтобы быть к этому подготовленным. Он надеялся на то, что будет до последнего скрывать свою глупую влюбленность, но все медленно катилось вниз. Каждый раз он все больше не мог сдерживать себя, каждый раз когда по случайности находился рядом с Луи. Ему хотелось прикоснуться к шелковой коже Томлинсона, запустить пальцы в его мягкие волосы, заглянуть в его голубые глаза, в которых он тонул, словно в океане, и получить самый сладкий поцелуй. Зейн тонул, тонул в своих мечтах и страданиях. Кареглазый понимал, что совершенно ни к чему это не приведет, ведь, скорее всего, его отвергнут. Но что он мог поделать с собой и своим чертовым желанием поцеловать шатена? Ничего, лишь молчание и скрытие своих чувств могли помочь ему, но он потихоньку угасал, сгорал до тла. Малик рассматривал свои рисунки, касаясь подушечками пальцев идеально-нарисованных скул Томмо. Он лениво перелистывал альбом, страница за страницей, любуясь красотой парня. Зейн просто не мог представить как люди могут легко говорить о своих чувствах, разбрасываясь ими направо и налево, если он даже представить не мог насколько сильна была его влюбленность, и была ли она вообще влюбленностью. Пакистанец перевернул последнюю страницу с рисунком, за которой еще последовало пара пустых листов. Он достал карандаш и начал рисовать. Зейн хотел нарисовать его глаза, нарисовать так, будто Луи сам смотрел на него, словно этот рисунок не был вовсе рисунком. Он усердно выводил каждую линию, каждый сантиметр, стараясь сделать это настолько прекрасно, насколько это было возможно. Телефон, лежавший на столе, резко завибрировал, отвлекая кареглазого. Малик нехотя отложил карандаш и, хмурясь, нажал на кнопку. — Чувак, планы изменились, ты должен быть на площадке через 30 минут, — из смартфона послышался голос Тайлера. — Что? Но почему? — Зейн взглянул на свой рисунок. Он хотел закончить его сейчас, пока у него было вдохновение, именно сейчас, а не через день или два. — У Майка что-то не получается, поэтому мы идем сейчас. Ты же сможешь подойти, верно? — Да, да, я смогу, — кареглазый тяжело выдохнул в трубку, мысленно проклиная Майка. Почему именно сейчас? Из телефона послышались долгие и протяжные гудки, разрывающие ту тишину, которая окутывала комнату. Зейн взглянул на часы, 16:52. Рисование порой так затягивало его, что он просто не замечал с какой молниеносной скоростью летит время, отнимая у него минуты жизни. Закрыв альбом и, убрав его под кровать, кареглазый начал одеваться. Он включил Twenty One Pilots — Ride, стараясь хоть как-то поднять себе настроение. В половину шестого Зейн вышел из дома с ядовито-зеленым скейтом в руках, направляясь на площадку. Он думал о том моменте, которого боялся и ждал больше всего на свете. Малик представлял различные варианты в голове, от худших и до самых лучших. Думал о реакции его друзей, большинство которых были ярыми гомофобами, о своей дальнейшей репутации в школе, о родителях. Ведь это так страшно, быть не таким как все. Да, возможно ты можешь сказать: "Я выделяюсь из толпы, я другой", но как к тебе после этого будут относиться люди? Общество не терпит "особенных", оно пытается сломать их, разорвать на куски, чтобы все были одинаковыми и не выходили за определенные рамки. Мы все это придумали. Границы у нас в головах. И не существует одинаковых, словно под копирку, людей. Каждый из нас по-своему идеален, отличаясь от другого какими-то качествами или предпочтениями. Вскоре Зейн пришел к небольшой площадке, огороженной железным сетчатым забором. Все его друзья были уже на месте. — Ну наконец-то, я уже думал, что ты не придешь, — воскликнул Тайлер, пожимая пакистанцу руку. — Тогда начинаем? — Люк потер руки, взял свой скейтборд и стремительно помчался вниз по небольшой горке, выделывая различные трюки. Люк любил повыпендриваться, причем всегда. На площадке, в школе, на уроках...ему нравилось, что вокруг него было столько внимания. Он был хорошим парнем и подонком одновременно. — Вы так и будете там стоять? — крикнул парнишка, поправляя челку, которая упала ему на глаза. Тайлер, Майк и Зейн рванули со своих мест, громко при этом смеясь, и повалили Люка на землю. Они щекотали друг друга, пока не выдохлись и все же решили покататься. Парни подпрыгивали на скейтах вверх, скользили колесами по перилам, выделывали различные трюки. Зейн чувствовал себя легко и непринужденно, несмотря на то, что ему приходилось надевать некую маску рядом с друзьями, он был счастлив. Ему нравилось кататься на скейте, в это время он ни о чем не думал, в его голове был ветер. Легкий ветерок, разгоняющий все «тяжелые» мысли, которые занимали большую часть его жизни. Было 20:16, когда парни сели на холодный асфальт, тяжело дыша. Солнце уже садилось, окрашивая город в нежно-розовые тона. Малик склонил голову набок и посмотрел в сторону, замечая там какое-то движение. На площадку вошел невысокий парень со скейтом в руках. Он шел как-то неуверенно, будто он перепутал место. Зейн не мог разглядеть его лица, парень словно специально прятал его. Шатен остановился и поставил скейт на землю, наступив на него ногой. Он немного проехался вперед, но затем резко остановился. — Вы только взгляните, да это же Томлинсон, — усмехнулся Тайлер, — Неужели эта неженка катается на скейтборде? Зейн не поверил своим глазам. Это правда был Луи. Томмо снова встал на скейт и прокатился немного вперед. Не удержав равновесие, парень упал на бок, после чего друзья кареглазого громко засмеялись. — Ладно пойдемте, здесь не на что смотреть, — махнул рукой Майк, — Мне уже пора домой. — Я останусь. Думаю, мне стоит потренироваться еще, — пробормотал Зейн. Он не знал зачем он остается и что он вообще тут будет делать, ему просто хотелось побыть рядом с Луи. — До завтра, чувак, — ребята пожали парню руку и пошли по дороге. Пакистанец томно выдохнул и встал, идя по направлению к Томлинсону. — Может тебе помочь? — Луи сидел на асфальте, водя пальцем по скейту и угрюмо смотря на него, — Я могу научить тебя кататься, если ты, конечно, захочешь, — Томмо поднял глаза на Зейна, у которого буквально ушла земля из-под ног. — А ты не будешь смеяться надо мной? — застенчиво спросил шатен, закусывая губу. — Просто я совершенно не умею кататься и могу упасть на ровном месте. — В этом нет ничего страшного, — улыбнулся Зейн, подавая парнишке руку. Когда Луи коснулся его руки, Малик словно обжегся. Его рука была холодной, как в зимнее утро. — У тебя всегда такие холодные руки? — Эм, да, — Луи убрал руку в карман кофты и поджал губы, — с детства так. Кареглазый захотел врезать себе со всей силы. При первом же разговоре он заставил парня, который ему давно нравится, смутиться. Какой же он придурок! — Что ж, вставай на скейт и попробуй проехаться, если что я помогу, — Луи кивнул и, встав на доску, оттолкнулся ногой, поехав вперед. Расставив руки в разные стороны, он пытался сохранить равновесие, но в последний момент не смог его удержать. Теплые руки поймали его, крепко держа за талию. — Вот черт! Спасибо, что поймал меня. Я никогда не научусь кататься. — Да брось, я точно так же учился. И, знаешь, это было немного забавно, — усмехнулся Зейн. — О, да, моя неуклюжесть — это забавно, — хихикнул Луи, поднимая глаза на Малика. От такого пронзительного и искреннего взгляда у кареглазого все смешалось в одно пятно. Он не видел ничего вокруг, кроме этих голубых глаз, которые, будто электрошокер, пускали по пакистанцу ток. — Ты в порядке? — Томлинсон часто заморгал. — Можно тебя поцеловать? — Что? — Зейн смотрел на Луи и молчал. Он был словно в трансе, не понимая, о чем он говорит и о чем думает. Малик резко отпустил шатена, отходя в сторону. — Ты знаешь, мне надо домой, — заикаясь, сказал он, — Я еще доклад по истории не сделал и все такое, — пакистанец схватил свой скейт, собираясь уже рвануть со своего места и бежать до самого дома, как вдруг Луи окликнул его. — Зейн, стой! — Томмо быстро приблизился к Малику, соединяя их губы. Зрачки Зейна расширились, он не мог поверить в происходящее. Луи Томлинсон поцеловал его. Его, парня, который второй год рисует профиль шатена на полях тетрадей, его, изучившего каждую черту лица Луи, его, уже сошедшего с ума от своей влюбленности. Томлинсон медленно отстранился от пакистанца, заглядывая ему в глаза. — Я слишком долго молчал, — прошептал шатен. «Неужели он был влюблен в меня?» — пронеслось у Зейна в голове. — Ты можешь считать меня круглым идиотом, но не могли бы мы все это повторить. Я был немного в шоке и не смог прочувствовать все до конца, — Зейн закусил губу. Луи звонко засмеялся и притянул Малика к себе, втягивая его в новый поцелуй. Он был настоящим. Он больше не скрывался и не надевал маску. Зейн был по-настоящему счастлив, а солнце продолжало скрываться за горизонтом, оставляя двух влюбленных в сумерках, скрывая их от чужих глаз.