Тепло

Подгоняемые холодным дыханием приближающейся зимы жухлые листья скрипели, задевая ломкими краями каменные тропы серыми паутинками расчертившие двор замка. Вперемешку с пылью они клубились по земле, пока сильный порыв с воем не вскидывал их выше, унося куда-то вслед уже покинувшему эти места теплу. Здесь, высоко в горах, приютивших на себе Скайхолд, почти никогда не бывало жарко, но теперь беспощадный холод ступал по территории крепости, будто именно он всегда и был ее полноправным владельцем. Завывания ветра врывались в темные коридоры, сильными ударами открывая те двери, что не были заперты на тяжелые надежные засовы. Хлопки и скрипы будто населяли замок призраками - призраками приближающейся зимы. Слуги, те, кто еще не пытался спрятаться от холода в колючей шерсти одеял, сидели на кухне, стараясь оказаться поближе к печам. Латая одежды, ремонтируя вещи или прибирая инструмент – никто из них не решался почему-то проронить ни слова, предоставляя лишь треску огня стать музыкой этого помещения. В комнатах почетных членов Инквизиции, в каменных каминах украшенных витыми решеточками, плясали свои огни, столь же усердно старавшиеся разогнать этот безразличный холод. Жозефина Шеретта Монтилье тряхнула черными кудрями, заметив, что вот уже дюжину минут зачарованным и пустым взглядом старается углядеть в пламени способ избежать наступления леденящего саму душу сезона, сезона угасающих надежд, сезона одиночества. Девушка нахмурилась, и вновь вернулась к изучению бумаг, подсвеченных дрожащей свечой – у нее, главного посла Инквизиции, нет времени на размышления о капризах природы и приносимой холодным сезоном тоске. У инквизиции достаточно сил и средств, чтобы обеспечить поставки, зима не застигнет их врасплох, как бы сурова она не оказалась. И все же, подсознательно поежившись, Жозефина придвинула поближе восковой огарочек, даривший кроху тепла, прежде чем продолжить работу в тишине, нарушаемой лишь шорохом пожелтевших бумаг. Дыхание Фальки вырвалось облачком пара, тут же развеянным беспощадным ветром. Леди Инквизитор подставила лицо холоду, глядя на север, откуда такими отчаянными грубыми толчками рвалась в Скайхолд зима. Где-то там все еще таился Враг, поджидающий момента ее слабости, момента в который он мог бы вновь нанести разрушительный удар по всему, что они так усердно строили и старались сохранить. Фалька оглядела строения крепости, ее крепости, старательно отгоняя мысль о том, как будет выглядеть Скайхолд, если его постигнет участь Хэйвенского убежища. Перед глазами плясали образы разрушенных башен, обломков, вынесенных окон и обугленных каркасов зданий. Маленькие тонкие огни, пробивающиеся через щели в отдаленной стене, привлекли внимание инквизитора и вырвали ее из мыслей о возможном кошмаре. Корифей, безумный магистр, пытавшийся уничтожить мир, уничтожить лично ее – был далеко. Во всяком случае, дальше, чем пробирающийся под небрежно накинутый дублет холод. Двери балкона уже по инерции захлопнулись, оповестив об этом громким и ответственным щелчком, когда леди Инквизитор, влетев в комнату, одним резким торопливым движением сорвала толстое шерстяное покрывало со своей роскошной резной кровати. Половицы заброшенной башенки неизменно скрипели под легкими шагами эльфийки, когда она пересекла комнату, чтобы добраться до чердака соседнего строения. — Эй! — Тихонечко позвала Фалька, медленно открывая дверь и заглядывая в коморку, тут же встречая взгляд поднятых на нее прозрачных водянисто-голубых глаз, так привычно завешенных длинной растрепанной челкой. Узкие губы растянулись в улыбке, хотя и она вышла скорее жалобной, нежели радостной, он хотел было что-то сказать, но леди Инквизитор в одно мгновение оказалась в полушаге от юноши, набрасывая на дрожащие плечи плед. — Коул, ты с ума сошел! — Кусает, колет, кромсает, хочется быть меньше, плотнее, хочется прятаться, прижаться, не могу заставить его не видеть меня, но никуда не уйти, я пытался, я не знаю... — голос юноши звучал сипло, испуганно, почти панически. Он не сдвинулся с места, сжимаясь под руками Фальки, укутывавшей его в теплую шерсть. Эльфийка сглотнула ком в горле, виновато и жалостливо глядя на замерзавшего, на чердаке паренька. — Прости, Коул, это моя вина… я совсем забыла, что ты раньше не чувствовал холода, я должна была предупредить… если бы не факел и не трещины в стенах – я бы и не подумала, что ты остался тут! Почему ты не зашел в замок? Почему? — Им и так плохо сегодня, а будут еще и бояться меня. Я думал, пытался… но я не хочу – они все видят и боятся, кричат, хотят, чтобы ушел. Чужой, незнакомый, странный. "Лицо мертвое, жуткий, смотрит через меня, не приближайся". Здесь никто не пугается, — его прервал тяжелый вздох Фальки, крепко обнявшей духа сострадания, в попытке отдать ему хоть немного тепла. В том, что парень остался один на один с незнакомым ему холодом, действительно была ее вина. В конце концов, это она подтолкнула его к тому, чтобы он стал человеком, и это ей теперь должно было следить за тем, чтобы он знал как жить, будучи одним из них. Коул, на несколько мгновений замеревший и даже переставший дрожать, медленно зарылся лицом в ворот мехового дублета. — Мягкий. Теперь теплее… Спасибо. — Да, и то верно, с ним будет теплее! — Фалька отстранилась и стала торопливо стаскивать с себя теплую вещь, чтобы набросить ее на юношу, прямо поверх пледа. — Теперь тебе станет холодно, — неодобрительно покачал головой Коул, зашевелившись в шерстяном коконе. Даже несмотря на то, как сильно он продрог на продуваемом чердаке – юноша уже начинал согреваться, по крайней мере до того состояния в котором мог пошевелить руками, чтобы попытаться вернуть одежду, но Фалька прервала эту попытку снова крепко обняв его плечи. — Я одета по погоде, — голос эльфийки был мягким, но давал понять, что она не настроена на спор о возврате дублета. Впрочем, дух итак это знал, — Пойдем в замок, Коул? Тебе не нужно от всех прятаться. Нет ничего страшного в том, что они увидят тебя. Если ты замерзнешь и заболеешь – вот это уже будет страшно. Если ты и был устойчив к холоду раньше, то теперь в два счета можешь простудиться. Знаешь, как это неприятно? — Знаю. Многие болеют в последнее время. В лазарете стало больше тех, кто не был ранен, чем пришедших с войны. Кашляют, задыхаются, в груди огонь и кипящее масло, а под кожей – как будто холодные иглы. Они много спят, поэтому я не хожу к ним – сон помогает лучше. Но все в порядке, мне уже скоро будет не холодно. Прости, — закончил он, чувствуя разочарование девушки. С тех пор, как Коул стал человеком – его стало почти невозможно встретить в замке. Целыми днями он отсиживался здесь, на чердаке таверны, даже во двор выходя лишь тогда, когда наступала ночь и он не рисковал встретиться с обитателями замка. Коул не привык к вниманию, не привык быть замеченным, а главное – запомненным. Каждый его шаг откладывался в памяти свидетелей, а те, кто хоть раз его встречали – могли узнать его при следующей встрече. Это было слишком непривычно, слишком неожиданно… столькие годы мечтать о том, чтобы наконец стать видимым, а стать таковым лишь тогда, когда смирился со своей незаметностью и научился с ней жить. Теперь мир переворачивался с ног на голову. Еще и новые человеческие ощущения, преимущественно только повергавшие его в панику, как этот холод. Коул знал его, знал, как чувствуют другие, но теперь холод стал совсем иным, настоящим, как и он сам. — Ладно, — Инквизитор устало покачала головой. Затащить его в замок было невозможно, и хоть Коул и уверял, что не хочет пугать тех, кто населял Скайхолд, эльфийка прекрасно понимала, что он сам боится. Боится быть непринятым теперь, когда ошибки не стереть из памяти, а те, кто отверг бы его – не забыли бы о его появлении, не забыли бы его ошибки — тогда жди здесь, никуда не уходи, и ради Создателя – не вылезь из пледа! — Не вылезу, — Коул утвердительно кивнул, вцепившись в покрывало изнутри. Эльфийка ободряюще улыбнулась и достала из кармана тяжелую связку ключей. Доступ ко всем помещениям Скайхолда был лишь у двоих человек: Леди Инквизитора и ее тайного Канцлера, и сейчас Фалька радовалась, что эта связка железных брусочков оказалась под рукой. Она быстро подобрала ключ нужной формы, чтобы открыть люк ведущий из таверны на чердак и спустилась по скрипучей, но надежной лестнице. Здесь, на втором этаже таверны, стены были отлично залатаны и утеплены, и холодному ветру пробраться сюда было не так легко, как на чердак. Можно было бы уговорить Коула спуститься сюда, но густой храп за одной из дверей наверняка отпугнул бы его. Держатель таверны скайхолда спал в одной из гостевых комнат, видимо, не решившись бросить таверну пустой, когда все ее постояльцы перебрались в более теплые комнаты замка. Инквизитор довольно ухмыльнулась, приблизившись к комнате в противоположном конце, которую обычно занимала ее боевая подруга и напарница. Сэры и след простыл, уж кто, а она точно не стала бы дожидаться, пока непогода доставит ей неудобств. Наверняка уже забралась в гостевые покои и мирно дремлет в хорошо натопленной комнате: под теплыми одеялами на «знатньючих» кроватях. Лишь бы не выставила на мороз какого-нибудь дворянишку, заперев дверь изнутри, а все-таки решила занять свободную. Фалька порылась в одной из коробок, стоявших рядом с комнатой Сэры. Всего лишь на прошлой неделе девушки отправились на рынок, чтобы воплотить самое тайное задание инквизиции, и теперь ящичек с приобретениями дожидался дня, когда Леди Инквизитор будет достаточно свободна, чтобы мука, имбирь и корица пошли в ход на Скайхолдской кухне. Обещания нужно выполнять, пусть Лавеллан и не была хорошим пекарем. Наконец среди кучи мешочков с порошками и начинками Фалька нашла то, что искала, и направилась дальше, вниз по еще одной лестнице. Она расставила вокруг столько источников огня, сколько только могла – в ход пошли и свечи и фонари, пара факелов, воткнутых между ящиками и стенами, даже масляная лампа. Совсем немного времени потребовалось, чтобы найти достаточно материала, которым можно было бы заткнуть щели в стенах, чтобы оставшийся снаружи ветер не мог поколебать огня и унести старательно накопленное тепло. Ворох подушек валялся прямо на полу, на аккуратно подстеленном вязаном коврике, вперемешку с лоскутными одеялами и кудрявыми овечьими шкурами, шерстяными пледами и мягкими покрывалами. Фалька смеялась, водружая на пол последнюю охапку одеял рядом с отогревшимся и даже приобретшим небольшой румянец Коулом: «Видел когда-нибудь соколиные гнезда? Вот и я нет. Но сгодится!» Наконец Эльфийка скинула сапоги и ступила среди одеял и подушек, мягко опускаясь на одну из думочек и подбирая ноги под себя, чтобы сохранить тепло. Коул тут же накинул ей на спину одно из одеял – самое толстое, и добродушно улыбнулся. С теплом к нему вернулось расположение духа, и он радовался тому, что Фалька все еще была здесь, несмотря на глубокую ночь, когда Леди Инквизитор, должна была уже спать, набираясь сил к новому дню. Фалька подвинулась поближе и протянула руки навстречу, — Что думаешь? — Пахнет вкусно, — признал юноша, глядя на большую дымящуюся кружку, — мерцает красиво, оранжевое на синем, пятно теплой бриллиантовой крошки среди темного холода. Они улыбаются, гордые и довольные, они даже не думали огорчаться этому дару, просто знали, что теперь должна перейти под чужое крыло. Мягкое и заботливое, направляющее. Другая мать, но тоже добрая. Они радовались видеть успехи и радовались видеть в гостях. За окном повозки – снег по колено, а здесь тепло, какао теплое, взгляды теплые… — Это не про меня, Коул! — Фалька устало улыбалась, уже не удивляясь тому, что ее мысли были открытой книгой. — Не о моих воспоминаниях. Это о тебе! Ты должен сложить свое впечатление и сказать, нравится ли тебе! Попробуешь? — Но я не… — До сих пор не ешь, как человек. Но ведь пахнет вкусно! Так почему не попробовать? Конечно, лучше всего оно было бы с печеньем, имбирным, пряным, но и так должно быть хорошо. — Сэра не расстроится, что ты взяла раньше срока, — и как он только уловил эту мимолетную мысль? — Она будет рада, если узнает, что ты была здесь, подумает об этом хорошо, что ты не стала как «эгоистичная аристократишка» и обрадуется, что помогаешь и не бросаешь, даже меня. Скажет, что тебе должно быть совсем «нефиг делать», раз тратишь время «просиживая штаны рядом с этой жутью», но она будет рада и за тебя, и за меня тоже. Коул аккуратно взял кружку из рук эльфийки, дымящуюся и горячую, заглянул в нее и улыбнулся, отрешенно, но в этот раз - не потерянно. Он очень хотел составить «свое впечатление», но оно слишком переплеталось с теплым светом детских воспоминаний Фальки и с ее трепетной заботой, которой был пропитан весь нагретый воздух чердака, ласковой мягкостью одеял и таким нежным и влекущим запахом шоколада и мехового воротника. — Мерцает. Красиво. Внутри точно так же мерцает, мне нравится, — объявил он, кажется, кружке, прежде чем поднести ее к губам и сделать маленький боязливый глоток, — Тепло. Сладко. Вкус лучше. Еще лучше, чем пахнет, и под языком щекотно! И как будто гладят по спине! У заботы такой вкус. Я не хочу, чтобы оно заканчивалось! Фалька улыбалась, наблюдая за юношей, счастливая, как ребенок, обхватив руками и ногами большую подушку, почему-то пахнущую базиликом и тмином. Коул повернулся к ней, радостный, с теплыми отражениями рыжих огоньков в голубых глазах, — Ты тоже чувствуешь такой, хоть и не пробовала сама! Ты умеешь чувствовать то, что другие, только не так, как я. Ты просто… хочешь понимать и хочешь разделять. Вот, держи, пожалуйста! — он вложил кружку, в которой еще осталось прилично какао, в ладони эльфийки. — Но ведь я для тебя приготовила, и ты только что не хотел, чтобы оно заканчивалось! Если я тоже буду его пить – закончится вдвое быстрее! — Хочу, чтобы мое впечатление было таким, — для того, кто в общем-то мало общался с людьми, дух сострадания слишком хорошо умел ловить ее на слове, — Вместе, пополам! Так теплее, так ведь всегда было теплее? — Коул подвинулся ближе, и Фалька наконец кивнула, принимая кружку и отпивая маленький глоточек. Как и всегда, вкус шоколада и молока приятно прокатился по языку, согревая горло и разливая уют в груди. Эльфийка обняла прильнувшего к ней Коула одной рукой, попутно набросив на его плечи свое теплое лоскутное одеяло. Он все еще заглядывал ей в глаза, прекрасно чувствуя каждую ее мимолетную эмоцию. Вот только каждую ли понимал? — Я рада, что тебе понравилось. Ты выглядишь счастливым, — она положила голову юноше на плечо, позволив себе найти в нем опору: расслабленное теплом и горячим напитком тело давало знать о позднем часе после изнурительного дня. — Я счастлив. И ты тоже. И тепло. Нам тепло. Когда ты человек – холод острее, ранит, пугает… но и тепло другое, приятное и осязаемое, укутывает и обнимает. И на языке — оно же, мягкое, бархатное. И здесь тепло, — Коул приложил руку Фальки к своей груди, — и как будто что-то очень хорошее случилось, оно пушистое, мягкое, живое, прыгает и поет. Мне нравится тепло! — Мне тоже, Коул. Мне тоже нравится, — эльфийка кивнула, хоть и не разобрала в полудреме слов духа и уж точно не придала особого внимания их значению. Она глубоко вдохнула аромат какао, медленно закрывая глаза, сама не замечая, как засыпает на чердаке, на чужом остром плече вместо своей роскошной подушки. Не отдавая себе отчета, что впервые за столько времени засыпает счастливой. Сухие осенние листья царапали крышу чердака снаружи, покидая двор Скайхолда, навстречу едва заалевшей на горизонте полосе, обещавшей, что скоро, хоть может быть и не тотчас, настанет рассвет и на время разгонит ночной холод.