Никогда

— Брось меня… ты так не сможешь… — Ты меня удивляешь, чувак. Причем регулярно. Ты самый умный парень из всех, с кем мне приходилось иметь дело, но в самый критичный момент ты начинаешь нести полную околесицу. Серьезно. Прекращай. — Мы разворошили вражеское гнездо. Футы повсюду, понимаешь? Ты не сможешь спастись, если будешь тащить меня на себе. Оставь меня. — Дон, не тупи. Какой смысл мне спасаться в одиночку? — Просто оставь меня здесь. Позови на помощь. — Похоже, тебя все-таки серьезно треснули по голове. Ты хочешь, чтобы я тебя бросила на растерзание футов, а сама спокойнехонько пошла попивать чаек с долькой лимона? Да черта-с-два, понял? — Не упрямься. Ты не справишься… Их слишком много. — Ну и пессимист же ты, Донни. Фух… А еще тяжелый. А вроде такой худенький… — Нас убьют, это до тебя не доходит? — Мы все умреееем… Что же нам делать? Оооо… — Ну, пожалуйста, побудь серьезной хотя бы на этот раз! Я ранен. А ты никак не можешь понять, что единственный способ остаться в живых — это оставить меня здесь. — Знаешь что, мой милый Донни? Иди-ка ты в панцирь, лады? И тебе хорошо, и мне прекрасно. Не будь такой унылой какашкой! Никто. Из нас. Сегодня. Не умрет. Мы живыми и ПОЧТИ здоровыми доберемся до дома вместе со всеми твоими братьями, там тебя подлатаем, и ты снова будешь читать свои умные книжки, химичить в своей лаборатории, пытать свой компьютер и повсюду вставлять свои научные комментарии, которые все равно никто, кроме тебя, не понимает. Вот увидишь, скоро мы все будем смеяться, вспоминая эту неприятную историю! Я могу даже сейчас над ней посмеяться. Ха-ха-ха! Вот видишь? Попробуй сам, это несложно! О, бедный Донни… Если бы он только знал, что тебе было совсем не до смеха. Еще с такой отчаянной безысходностью ты не сталкивалась никогда. Дон был серьезно ранен, а ты совершенно не знала, что делать. Остальные черепахи оставили вас одних с целью отвлечь на себя футов, но, видимо, задумка провалилась — вас продолжали преследовать. И самое ужасное — ты не знала, где Лео, Раф и Майки сейчас. Ты нуждалась в них, как еще никогда ни в ком не нуждалась. Все бы не было настолько паршиво, если бы ты не оказалась ответственной за жизнь Донателло. Ты отвечала и за его жизнь тоже. И тебе было страшно, что ты не справишься. Тебе было ОЧЕНЬ страшно. Ты была просто готова биться головой об стену, разбив себе весь лоб в кровь. Тебе просто хотелось плюнуть на все, упасть на колени и разрыдаться, словно маленькое напуганное дитя, что оставили совсем одного без присмотра и защиты. Но ты продолжала держаться. Ради Донни. Ты должна быть сильной для него. Ты должна подпитывать в нем надежду, не давать искре угаснуть. Ведь надежда — это все, что у вас есть. — Я так устал… Ты чувствуешь, что Дон начинает переносить на тебя свой вес, и ты невольно сгибаешься от внезапной тяжести. — О, нет! Не-не-не-не-не! Донни! Прошу тебя, пожалуйста, нет! Я не смогу удержать тебя, если ты не будешь стоять сам! — Я не могу больше идти… Перед глазами все плывет… — Донни! — Твои ребра, сильно ударенные древком оружия в недавнем бою, начинают болеть еще сильней, чем было, и ты понимаешь, что это просто выше твоих сил. Ты крепче вцепляешься в руку гения, что была перекинута через тебя; твои ноги дрожат от напряжения, из груди вырываются хрипы. — Потерпи чуток, Донателло! Солнышко, умоляю, нам нельзя сдаваться! — Прости… Голова парня безжизненно опускается, ноги подгибаются, и черепаха просто виснет на тебе целиком. — Черт! — хрипло, борясь со слезами, ругаешься ты, а затем с огромным трудом делаешь шаги в сторону и аккуратно опускаешь юношу на пол, прислонив панцирем к коробкам огромного склада, на котором вы и находились. Ты осторожно освобождаешься от его руки и садишься рядом. Ребра невыносимо ноют, заставляя тебя обхватить их обеими руками, прижав к груди колени, и сжаться в комочек. Дон тяжело дышит, и тебе совсем не нравится его дыхание. Ты поднимаешь голову, что положила на колени, и кладешь ладонь на его лоб. — Донни, у тебя жар. Ты осторожно, почти невесомо касаешься подушечками пальцев его кровоточащей раны на голове, полученной тупым железным оружием. Закрытые веки Дона вздрагивают, он дергает головой в сторону, и ты поспешно испуганно извиняешься. — Просто… брось меня… пожалуйста. Черепаха жадно глотала воздух при каждом слове, и тебя взбесило, что он тратит свои силы на всякие глупости. — Иди на фиг, Дон. Просто заткнись. Ты не имеешь никакого права говорить мне такие слова. Существует три фразы, которыми можно меня выбесить. «Это не я, оно само», «Бестолочь, сама виновата, так тебе и надо» и «Я для тебя обуза, брось меня». Ты сейчас пытаешься меня вывести из душевного равновесия последней фразой. У тебя неплохо выходит. — Ты. Невыносимо. Упрямая. Как одна черепаха в красной повязке. — А то. С кем поведешься, от того и наберешься. — Это глупое упрямство ни к чему хорошему не приведет. — Возможно. Но тебя я все равно не оставлю. Никогда. Что бы ни случилось. Даже не мечтай. Мы вместе ввязались в эту проблемную ситуацию. Вместе и будем из нее выбираться. Я… не хочу тебя потерять. И я сделаю все, чтобы этого никогда не случилось. Слышишь меня, Донни? Я буду сражаться до последнего вздоха. Пока бьется мое сердце. Потому что оно бьется за двоих. И если ты действительно думаешь, что я способна бросить тебя, значит ты очень плохо меня знаешь. И даже если я погибну, спасая тебе жизнь, знаешь, я умру счастливой. Последние слова прозвучали с надрывом. Ты сдерживаешь рвущиеся наружу рыдания и размазываешь слезы по лицу, судорожно вдыхая воздух. А затем на твое плечо мягко ложится Донова рука. — Если уж кто не допустит чьей-либо смерти ценой своей жизни, так это я. Потому что… я люблю тебя. Это была последняя капля. Внутри тебя что-то с громким треском ломается, ты громко слезно всхлипываешь, прижимаешься к ниндзя и, оказавшись в кольце его рук, позволяешь себе выплакать в его пластрон все, что в тебе накопилось. Ничуть не смущаясь, ты рыдаешь во весь голос, а Донни шепчет в твои волосы что-то утешительное, осыпая твою макушку бесчисленными поцелуями. Ты сжимаешь края его грудных пластин, так, что у тебя белеют костяшки пальцев и с силой прикусываешь нижнюю губу до боли. Так больно… И одновременно так хорошо и тепло в его руках. В любимых родных руках. Ты не можешь вспомнить, сколько времени вы так сидите, но вы оба так устали от всех этих эмоциональных переживаний, что вы просто засыпаете, прижавшись друг к дружке и греясь общим теплом. О, прекрасное состояние - сон! Это такое состояние, в котором ты не чувствуешь боли, не замечаешь времени, не думаешь ни о чем, что могло бы тебя встревожить или напугать. Во сне чувствуешь себя счастливым. Жаль, что все это длится так недолго. Ничтожно мало… — Фут-боты! — раздается неожиданный громкий голос. — Прочесать склад! Они не могли уйти далеко! Ты крупно вздрагиваешь всем телом, широко распахнув глаза, что затянулись пленкой из высохших слез. Сердце пропускает удар. Не медля ни секунды ты выбираешься из Доновых объятий, с трудом поднимаешься на ноги, но юноша хватает тебя за запястье. Несмотря на слабость, его хватка по-прежнему крепкая. Его лицо было все в холодном поту, грудь тяжело вздымалась, а рука была очень горячей. Он был не в силах не то чтобы поднять голову, но даже открыть глаза. — Беги… — Его голос сухой и хриплый, словно у девяностолетнего старика. Такой чужой, не похожий на обычный мягкий голос кареглазого всеми любимого юноши в фиолетовой повязке. Ты наклоняешься к нему и нежно, почти невесомо целуешь в трепещущие закрытые веки, в его горячий покрытый испариной лоб, в его сухие потрескавшиеся, но такие сладкие губы. Затем освобождаешься от его хватки и сжимаешь пальцы, словно стараясь запомнить эту тяжесть, эту слегка загрубевшую от постоянного контакта с оружием кожу, и, улыбнувшись, с неохотой отпускаешь его руки и шепчешь: — Никогда. Затем ты быстро тянешься за его спину и ловко вытаскиваешь его бо из специального крепления на панцире. Свое оружие ты бросила на месте сражения, когда тебе пришлось взвалить раненного Донни на плечи, помогая ему устоять на ногах. Топот ног и металлический скрежет становится все отчетливей. Ты понимаешь, что все это они делают специально. Они знают, что бежать отсюда некуда, и специально шумят с целью напугать и заставить бежать в противоположную сторону, где как раз и поджидают остальные футы с распростертыми объятиями. Но ты умнее. Ты делаешь наоборот. И, выставив вперед бо с выпущенным лезвием бежишь на шум, в самую гущу. Ты используешь их же методику и специально шумишь, привлекая на себя все внимание. Тебе не нужно, чтобы они добрались до Дона. Иначе защищать его будет большой проблемой. Большой неразрешимой проблемой. — Эй, банки консервные! Кого-то потеряли? Ну, так, вот она - я!

***

Больно. Как же больно. И тяжело дышать. Руки не слушаются. И вообще ничего не слушается. Но ты лишь сильнее вцепляешься обеими руками в древко оружия, отбивая бесконечно сыплющиеся удары и нанося ответные. Нереальная боль в ребрах просто сводит тебя с ума. Тебе кажется, что внутри у тебя кучи битого стекла. Из твоего горла вместе с тяжелыми вдохами и выдохами вырываются хрипы и свисты, как из плохого чайника, и ты чувствуешь, что вот-вот зайдешься в долгом удушающем кашле и начнешь плеваться кровью. Твои ноги дрожат и шатаются, и ты боишься, что они подведут тебя в любую секунду и эта ошибка будет стоить тебе жизни. Внезапно сильная невыносимая боль пронзает твое плечо, и ты можешь поклясться, что слышала оглушающий звук рвущейся плоти. Твоя голова пустая и набитая воздухом, в точь-точь как резиновый мяч, гудит, и все звуки отдаются в троекратном эхо. Боль продолжает вспыхивать ярким фейерверком, перед глазами все плывет, ты видишь лишь темный размытый силуэт врага. Не растерявшись, ты наносишь ответный удар, с остервенением вонзая лезвие в грудь робота. Раздается отвратительный скрежет, что еще долго стоит в твоих ушах, и фут-бот, окруженный крохотными электрическими разрядами, с грохотом падает на пол. Адреналин в крови, вспыхнувший пожаром, угасает, и предметы вокруг обретают ясные очертания. Очнувшись от внезапно накатившего гнева, ты быстро хватаешься за свое плечо, пытаясь зажать рану, но это плохо помогает, и твоя ладонь вся оказывается в алой горячей крови. А вот это все как-то не по плану. Ты так хотела обойтись сегодня без ранений, но, увы, сегодня явно не твой день. По крайней мере, все кончилось. Ненадолго, но кончилось. Ты выиграла время. И прежде чем явятся новые футклановцы, вы с Доном наконец сумеете свалить с этого места. И получить помощь. Черепашки наверняка уже с ума все посходили, разыскивая вас. Нужно лишь дать им знак, что вы здесь. И вы живы. Поразительно, но живы. Рвано хрипло выдохнув, ты осторожно обходишь груды железа, что валялись вокруг. Некоторые из них шевелились, тщетно пытаясь подняться. Но ты уже не обращала на них внимания. Держась за рану (Господи, как шею-то не задело?), ты спешишь к Донателло, как вдруг ты слышишь глухой стук, висок разрывается болью, и ты грузно падаешь, выронив оружие из рук. Перед глазами становится темно. Ты даже не успеваешь как следует испугаться — ты не понимаешь, что творится вокруг, тщетно пытаясь унять боль и головокружение. Твои губы быстро шепчут что-то непонятное никому, кроме тебя, и чернота перед твоими глазами довольно быстро проходит (Спасибо мастеру Сплинтеру, благодаря которому ты научилась более менее справляться с сильной болью, произнося выученные наизусть строчки из мантры). Изображение перед глазами приобретает очертания, и ты видишь черный силуэт, что заносит на тобой длинное острое оружие, видимо, нагинату, и успеваешь перекатиться в сторону, прежде чем оно вонзается в пол. Ты продолжаешь отползать назад, тщетно пытаясь отыскать глазами выроненный бо, пока не упираешься спиной в какие-то большие коробки. Кровь течет у тебя из носа, но ты продолжаешь вжиматься спиной в стенки коробок, глядя на врага глазами, полными ужаса. Ниндзя продолжает наступление, сжимая в руках рукоятку оружия, как вдруг раздается резкий ушераздирающий скрежет, и фут-бота просто-напросто перерубает пополам. Ты испуганно часто-часто хлопаешь глазами, борясь с головокружением и подступившей тошнотой, а затем вымученно улыбаешься и тянешь вперед окровавленную ладонь. — Донни… — Никогда, слышишь? Я никогда не дам тебя в обиду. К горлу подступили слезы. Они текли по щекам, смешиваясь с кровью, и капали на твою одежду и руки. Но тебе было плевать. Ведь твой рыцарь рядом. И во что бы то ни стало он будет оберегать тебя. И он тебя не оставит. Никогда. Ты плачешь. И улыбаешься. Родные любимые губы снова целуют твое лицо, сцеловывая слезинки. Сцеловывая боль. И ты чувствуешь себя самой счастливой. А где-то неподалеку уже слышатся встревоженные голоса братьев-ниндзя в пестрых повязках…