Рука, поднявшаяся на меня, не опустится вовеки

Красный — не поймешь от крови ли или просто от синдарской краски — острый ноготь скользнул по грязной, чуть впалой щеке, надавливая на скулу, без усилий, словно бы резал бумагу, рассек кожу. Теперь уж точно алый именно от крови коготь отдернулся к чужим, послушно разомкнувшимся губам, исчезая между ними. Майтимо успел заметить темный змеиный язык, обернувшийся вокруг пальца, как дракон вокруг своих еще нерождённых детенышей. Высунулся следом наружу, заставляя феаноринга затрястись от омерзения, слизнул тонким кончиком оставшуюся на губах эльфийскую кровь. Некуда деть взгляд. Внизу, под его ногами, лужа свежей, еще не остывшей крови. Может, даже эльфийской. Выше смотреть ему не хватает смелости: Саурон притащился к нему в подвал в одной лишь полупрозрачной, будто бы украденной у какой-нибудь аманской девы тряпке, едва держащейся на бедрах и весьма недвусмысленно оттопыренной мощным мужским достоинством майа. Руссандол вскинул голову, упрямо смотря прямо в светящиеся волчьи глаза. Жестокий ухмыльнулся, растягивая яркие губы. — Может, именно сегодня ты передумаешь… — ледяные пальцы впились в подбородок, подтащили к лицу врага, — а, Нэльо? Эльф упрямо, но несколько устало вырвался из стальной хватки и закрыл глаза, погружаясь в мир грёз. Надо беречь силы. Хотелось, конечно, плюнуть в эту нагло улыбающуюся рожу, но с тех пор, как у него это в первый раз получилось, воды ему больше не приносили. Рот уже начало печь, а горло — скрести. День, а может, два назад — в этой яме он потерял счет времени — Майтимо понял, что у него отнялся голос. Он вырывался из пересохшего горла лишь жуткими хрипами, не могущими принадлежать не то что квенди — даже кэлвар. Верно, именно так становятся орками… — Ну же, сладкий, ты же знаешь, тебе стоит только попросить, — Саурон явно угадал его мысли, лениво щекоча незаостренными боковинками ногтей изогнутую шею, отбрасывая давно уже превратившиеся в паклю непонятного цвета волосы. Руссандол знал, слышал, что Гортхаур в обход всех правил Цитадели запретил состригать ему волосы, все еще не оставляя надежд получить положительный ответ на свои притязания. Попросить… А потом платить за глоток воды собственным телом. Странно, но Жестокий не скрывал своих желаний. Впрочем, как и расценок: хочешь жить — будь любезен добровольно раздвигать ноги. — Пей, меня твой труп не удовлетворит, — к уже давно пересохшим губам прижалось металлическое горлышко фляги. Вода тонкой струйкой потекла по подбородку. Майтимо осторожно приоткрыл рот, стараясь, чтобы потрескавшиеся уголки губ не порвались. В рот хлынула влага, одним своим присутствием отгоняя муку и смерть от бессильно повисшего в цепях нолдо. Эльф поднял на врага словно бы каменные, с трудом ворочавшиеся в своих вместилищах глаза. — Я ничего не… — прохрипел он и зашелся дерущим горло кашлем, его грудная клетка подергивалась в приступах накатывающего удушья, — не буду тебе делать… морготова шавка! — с трудом выплюнул Руссандол, судорожно втягивал воздух носом, пытаясь еще сильнее не растревожить многострадальное горло. — Почему ты мне отказываешь? — Саурон, бережно откидывая с потного лица феаноринга занавесившие тому глаза волосы, говорил почти заботливо. Почти. Это отродье Тьмы не способно на заботу. — Я недостаточно красив? — он, конечно же, не сомневался в собственной привлекательности. Зачем только спрашивал? — Или просто не в твоем вкусе? Твое сердце лежит к твоим темноволосым сородичам? Среброокие величественные красавцы?… или что не так? Я не понимаю… Лишь мысль о мужских объятиях — и объятиях далеко не приятельских и не родственных — или о поцелуях, не говоря уже о чем-то большем, чему место исключительно на супружеском ложе, вызывала дурноту. — Неужто в благостном Амане не принято, чтобы мужчины любили друг друга? — задумчиво протянул майа, потирая подбородок. — Ну да, эти валинорские ханжи только и ждут… Все о пользе, да о пользе, нет чтобы о себе побеспокоиться… Вас, эльфов, видно, только возможность настрогать детей влечет на любовное ложе. А там и звездочек-цветочков хватит… Скучные какие… — бормотал себе под нос Жестокий, бессмысленным взглядом уставясь себе под ноги. — Хочешь себе женщину — будет тебе женщина. Майтимо опомнился, только когда за Жестоким захлопнулась дверь.

***

…с противным скрипом отворилась давно не открывавшаяся дверь. Руссандол достаточно бодро вскинул голову, готовый разразиться порцией тщательно продуманных гадостей. Распахнувшийся было рот тут же захлопнулся. Саурон вовсе не привел с собой деву. Не доверил его кому-то еще. Сам облекся в женскую плоть. В этот раз он оделся более пристойно, вот только тонкий бордовый с золотом халат как и раньше демонстративно обрисовывал претерпевшую изменения фигуру: эльф, хотя и не желал смотреть, все равно видел крепкую грудь с напряженными сосками, натянувшую ткань. Судя по всему, Саурон почёл за лучшее избавиться от мужского достоинства, заменив его более подходящими органами. Он чуть сузил себе талию, расширил бедра, пламенные волосы, вроде бы, стали подлиннее… Но обдурить его обличье могло разве что запуганных авари, Гортхаура в любом теле выдавал хищный огненный взгляд. — Тебе не по нраву такая женщина, король? — голос он разве что не тронул, все те же вкрадчивые, колдовские интонации. — Больше нравятся тощие эльфийки? И приличия соблюдены, и на мальчишку похожа такая доска, а? Нэльо промолчал, отвернувшись к стене. Лучше слышать проклятья и угрозы, чем такое… бесстыдство, которому находились слова даже на квенья. — Что же, я опять недостаточно хорош для сына Феанора? — майа настойчиво пытался заглянуть в постоянно отводимые глаза, пылко прижимаясь полуобнаженным телом к Майтимо, внезапно оказавшись так близко. — Что во мне не так?… Отчего ты меня не желаешь? — тонкая, странно горячая рука оторвалась от его груди и скользнула вниз, обхватывая мягкий член, с усилием проводя по стволу, сжимая пальцы. Не отрывая от лица эльфа горящего неприкрытой похотью взгляда. И только естество дрогнуло, приветствуя невиданные прежде ласки, и поднялось, словно обретя собственную жизнь, Жестокий с победной ухмылкой гибко опустился на колени и быстро обхватил полными губами член Майтимо. Эльф в ужасе задергался в цепях, пытаясь уйти от этих омерзительно приятных прикосновений. Он изо всех сил пытался вернуть чувство отвращения, отчаянно желая, чтобы так некстати измученное недавними пытками тело не принимало эти отвратительные ласки, извращенные подобия любовных объятий... И не мог. Не хватало сил. Да и кандалы, и вцепившийся в его бедра Саурон явно не собирались отпускать его так просто. Майа старательно сосал отвердевший ствол с набухшими жилками, сладострастно постанывая, будто не он пылко овладевал чужим телом — а им, иногда выпускал изо рта влажный от слюны орган, тут же принимаясь щекотать шершавым языком нежнейшую перемычку кожи под навершием. Окрыленный видимым возбуждением объекта своей страсти — хоть так, хоть в женском теле, хоть этими унизительными ласками, но добившись своего — Саурон пропускал член почти что в горло, усиленно пытаясь не подавиться. А потом и вовсе чуть отодвигался, ублажая Майтимо рукой, и жарко заглядывал в самые глаза, словно проверяя силу воздействия своих ласк, и вновь притягивал за бедра к себе. Очевидно, вынужденный ответ тела эльфа на его ласки окончательно вскружил Тху голову: он, плотоядно улыбаясь и все еще подрачивая чужой член, начал снимать кандалы с правой руки Руссандола. Которая, едва освободившись, тотчас вцепилась ему горло, сдавливая до потемнения в огненных глазах. Инстинктивно Гортхаур попытался оторвать от себя удушающие пальцы, попятился назад, наступил на собственный подол — и рухнул навзничь, утягивая за собой эльфа. Тот едва не вывернул себе левую руку, но крепление не выдержало, вырвалось из стены, оцарапав острыми краями бедро, а, мотнувшись вслед за впившейся в горло Жестокого рукой, оцарапало ему грудь и надорвало платье. Нэльяфинвэ сильнее сжал руки, с каким-то странным удовольствием глядя на стремительно синеющие губы майа, на его закатывающиеся глаза, на слабеющие руки. Увлекся. Пропустил тот момент, когда уже на его горле сомкнулись скрюченные судорогой узловатые пальцы. Скорее от неожиданности, чем от боли Майтимо ослабил хватку. Позволил Гортхауру выкатиться из-под себя. — Ты сдохнешь! Сдохнешь! — надсадно сипел, держась за пострадавшее горло, Саурон, отползая от Маэдроса, волоча за собой полуоторванный подол, на ходу возвращая себе мужское тело. — Ты пожалеешь, что пренебрег мною, феаноров ублюдок! Будь ты проклят, тварь! Будь ты проклят… — Я и без тебя проклят, женовидный, — эльф криво ухмыльнулся, облокачиваясь о стену. — Я не удивлюсь, если узнаю, что орков ты рожаешь от Моринготто. — Смейся, пока можешь, — зашипел Гортхаур, в бессильной ярости резко, до треска ткани запахивая халат. — Скоро ты почтешь за честь рожать детей от моего господина! И вылетел из камеры, звучно шлепая босыми ногами по каменному полу. Где-то завизжал орк, попавшийся разъяренному майа. На следующее утро Маэдрос проснулся от боли в правой руке. Подвешенный за нее на скале.