fairytales end good

Даня всегда верил в сказки. Так уж вышло, что мама воспитала его добрым, искренним мальчиком, читая на ночь книги. Его детство было наполнено приключениями с Иваном–царевичем, Гердой и Питером Пэном. Последнюю сказку он любил больше всего. Любил представлять, как однажды, в ясную, звездную ночь Питер прилетит за ним, и они с остальными Потерянными Мальчиками будут строить козни Капитану Крюку. Время шло. Питер Пэн не прилетал. Изо всех сил стараясь сохранить в себе детскую непосредственность и тягу к шалостям, Даня рос и мечтал. Мечты, как в детстве, были яркими и красочными. Самой заветной, конечно же, оставалось путешествие в Неверлэнд и проделки с Питером и компанией. Следующие пункты менялись из года в год: в 5 лет он хотел собаку, в 8 лет — хотел говорящего робота, в 12 — новый компьютер, а в 16 мечтал о татуировке. Но, закрывая глаза, он всегда видел живописные пейзажи Неверлэнда, корпус «Веселого Роджера» и ухмыляющегося Питера. К восемнадцати надежда начала угасать. Даня пытался удержать ее, потому что без этого он казался себе другим, не целым, бессмысленным, и даже все еще не закрывал на ночь окно, чтобы Питер однажды смог навестить его. Но шел день за днем и спустя пару недель последние песчинки испарились в никуда. Даня ощущал пустоту. Детская мечта так и осталась не сбывшейся, а в голове укоренилось: сказки не сбываются. В нашей реальности Иван–царевич так и останется Иваном–дураком, Кай останется со Снежной Королевой и будет раскладывать уже ее, а не кубики льда, а Питер Пэн не прилетит. Детство умирает. Это закон. Сидя за столом и смотря в стену, Даня думал о сказках. Ну, конечно, о чем еще думать после тяжелого дня в университете? Мысли закручивались спиралями и путались узлами. В суровой реальности от сказок только разочарование. — Детство умирает, говоришь? — со стороны окна послышался чей–то хриплый голос. Даня вздрогнул. Восьмой этаж, закрытое окно. Что происходит? Обернувшись, он увидел паренька. Тот сидел на подоконнике, опираясь на руки, отведенные за спину, и нагло ухмылялся. Одет он был в идеально скроенный темно–синий костюм, состоящий из брюк и рубашки. Сначала Даня подумал, что это Питер Пэн: тот же хитрый прищур, насмешливая улыбочка и тон общения. Но у Питера был зеленый костюм и русый цвет волос, а этот парень — брюнет. — Ты кто? — наконец спросил Даня. — Миша. — Миша? — удивился он. — Ну, в народе меня знают как Питера Пэна, но здесь я Миша. Даня хлопал глазами, глядя на Питера–Мишу. — Не пытайся разобраться в тонкостях, просто забей, — усмехнулся тот. — Итак, детство умирает. С чего ты взял? — Блин, я верил в тебя с самого своего детства, а ты не появлялся. И это логично, что я перестал верить, — Даня пожал плечами. Конечно, это логично. Сейчас он вообще сомневался в своей адекватности: мечты — это одно дело, но разграничивать реальность и сказки он все же умел. — Какие мы нежные, — съехидничал Миша. — Ты же все равно ждал меня. Я пришел. Где твоя радость? — Это не делается по щелчку пальцев. В нашем мире все не так просто. Миша слез с подоконника и подошел к Дане. Его пальцы зарылись в его волосы, ероша и без того пышную шевелюру. Даня сердито уставился на него. — В моем мире все просто, ты прав. Хочешь, я научу тебя? — Чему? — Подумай о самом хорошем в твоей жизни, — резко отойдя, попросил Миша. Даня зажмурился, вспоминая, как в 5 классе родители все–таки поддались на его уговоры и купили ему щенка. Он улыбнулся: тогда он был по–настоящему счастлив. А в следующий момент он ощутил, как ноги отрываются от пола, а руки касается что–то теплое. Чьи–то пальцы. Открыв глаза, Даня увидел, что Миша держит его за руку, и они снуют между высоток и летят над оживленным тротуаром. Душа ушла в пятки, и он судорожно сжал руку Миши. Тот ухмыльнулся. Он выглядел спокойно и расслабленно, ничуть не беспокоясь, что они летят — летят! — на высоте минимум метров пятьсот. — Странные у тебя способы демонстрации, — дрожащим голосом произнес Даня. Не то чтобы он боялся высоты, просто резко оказаться в воздухе — это пугает. — Просто расслабься и доверься мне. Даня хмыкнул. О да, из Мишиных уст это звучало достаточно просто, а на деле — это было за гранью вообразимого. Но он постарался расслабиться, и уже через пару мгновений поддался восторгу от чувства свободы. Где–то в груди, наконец, ожила вера в чудо. Она распустила свои лепестки, и в глазах Дани зажглись огоньки надежды на что–то светлое и теплое, по–детски наивное и по–взрослому серьезное. Сердце билось в горле, дыхание сбивалось. Воздух, бьющий в лицо от быстрого полета, выдувал из головы связные мысли. От высоты и легкости, разлившейся по телу, захватывало дух, и если бы Миша не вцепился в его руку, держа изо всех сил, он бы давно упал. В общем–то, он этого и ждал. Подсознательно. — Я тебя не брошу, — произнес Миша, и Даня вздрогнул. Его голос звучал совсем рядом, будто не было между ними расстояния и быстрых воздушных потоков. — Ты умеешь читать мысли? — У тебя все на лице написано, — улыбнулся. Даня подумал, что ему очень шла улыбка. Не насмешливая ухмылка предводителя Потерянных Мальчиков, а человеческая улыбка, полная тепла. Вот только в глазах у него была необъяснимая грусть, хоть и чертята водили там хороводы. Нет, этот Потерянный Мальчик не был счастлив вполне. — Почему ты грустишь? — спросил Даня. Улыбка мигом слетела с губ, уступив место ухмылке. Черт. Миша описал в воздухе дугу, отчего Даню немного затошнило. Они поднялись уже высоко над городом и летели все выше, не замедляясь. — Потерянные Мальчики не грустят. Нам не бывает скучно или одиноко, — выговорил Миша. А в следующий момент совсем рядом с ними что–то хлопнуло, и тонкие линии улиц перед глазами сменились ярко–зелеными лесами, насыщенно–синими озерами и морем, украшенным белоснежными барашками волн. Даня в изумлении открыл рот. Неверленд. Страна вечного детства и чудес, приключений и веселья. Его заветная мечта. Воздух опьянял, в груди рождалась шальная радость, губы сами собой расплывались в улыбке. Хотелось кричать, танцевать и петь, чтобы все, каждый живой человек, услышал его радость и проникся ею. — Нравится вид? — Даня только кивнул — от восторга слова застревали в горле. — Сейчас будет лучше. Они резко рванули вниз, пролетая над верхушками зеленых деревьев и касаясь их босыми ногами. Миша ловко лавировал между препятствиями, отчего у Дани каждый раз обрывалась душа, когда они в очередной раз чуть не врезались в скалу. Наконец, они добрались до какой–то горы. Даня честно пытался вспомнить ее название, но мысли были переполнены совсем другим. Они залетели на вершину, где камни были покрыты мягким на вид мхом. Едва почувствовав твердую почву под ногами, Даня бухнулся на колени. Ноги дрожали и отказывались его держать. Мир вокруг немного колыхался, и он закрыл глаза, ощутив приступ тошноты. — Обычно на колени передо мной становятся при других обстоятельствах, — усмехнулся Миша, расхаживая вокруг. Даня смерил его злым взглядом. — Мне, в общем–то, поровну. Куда ты меня привел? — Самая высокая точка Неверленда. Посмотри, какой отсюда вид. Даня оглянулся вокруг и, поднявшись на ноги, немного приблизился к краю. От высоты голова вновь закружилась, и он сел на покрытый мхом камень и поднял взгляд вверх. Прямо над ними были ватные, воздушные облака. Казалось, что до них можно дотянуться рукой и оторвать кусочек. Небо было ярким, как бывает только в сказках. Зеленая листва на деревьях внизу шепталась о чем–то своем, и ей вторили морские волны, ласкающие песчаный берег. Даня был счастлив. Именно сейчас, несмотря на все неприятные ощущения, он был счастлив как никогда прежде. Счастье переполняло его, глаза светились восторженным блеском, а радостная улыбка не уходила с губ. Все было так, как он хотел. — Нравится? — спросил Миша, садясь рядом. Время здесь тянулось, как нуга, но от этого было хорошо. — Здесь невероятно красиво. Как я себе и представлял, — эмоции переполняли Даню, поэтому говорить было трудно: слова подбирались с трудом и казались лишними. — Вон за тем лесом убежище Потерянных Мальчиков, — Пэн указал рукой на точку на горизонте. — А вон там мы сражались с Крюком. У нас тут весело. — Почему ты грустишь? — снова спросил Даня. — Я не грущу, я же сказал. Вечное детство — это прекрасно. Никаких взрослых, никакой школы, никакой ответственности. Даня ухмыльнулся. Пару лет назад он тоже так считал: его до паники пугал возраст 16+ и прочие неприятности, но это прошло, как только он научился видеть плюсы в каждом дне и событии. И он знал, почему взгляд Миши полон тоски — он устал. На постоянное веселье тоже нужны силы, и прежде всего моральные, а когда ты вечный Потерянный Мальчик — это немного... утомляет. — Знаешь, ты мог бы прилетать ко мне иногда. Мы бы гуляли по городу, я бы сводил тебя в кино и все такое, — мечтательно произнес Даня. — То есть, ты не останешься? — в голосе Миши мелькнуло разочарование. — Нет, конечно. У меня уже другая жизнь: вуз, друзья, в конце концов, собака. — А так тоже не останешься? Миша резко приблизился к непонимающему Дане и прижался к его губам. Невинно и по–детски, мягко и трепетно, но у Дани в голове поднялся вихрь эмоций и чувств, а в груди разлилась почти обжигающая нежность. Это не был его первый поцелуй, но первый такой — сладкий, трогательный и пьянящий. Не то чтобы он был влюблен, но он молод, очарован и, возможно, красив, значит, почему нет? Они целовались долго, переплетались губами и руками, но все равно не заходили за рамки: никто не углублял поцелуй, не придавал ему страсти. Только нежность и волшебство. Миша отпрянул так же резко, как все это начал. — Полетели, тебе пора возвращаться, — пробубнил он и взял Даню за руку. — Ну, по канону: думай о хорошем. Даня недоумевал от резкой перемены настроения и раз за разом прокручивал в голове поцелуй. Нежность в груди выходила из берегов, путала мысли и зажигала звездочки в глазах. Но Миша вел себя странно, и это немного сбивало радость от таких событий. На сей раз они быстро оказались у Дани дома. Миша не рисовался перед ним, выписывая в воздухе вензеля. — Ты больше не прилетишь ко мне? Как ты вообще нашел меня? — спросил Даня, когда они оказались в комнате. — Я давно за тобой наблюдал, — буркнул Пэн. Все детали сложились у Дани в голове, и исчез смущающий вопрос: с чего вдруг он поцеловал его. Кажется, все это имело гораздо более длинную историю, чем спонтанное знакомство из–за потери веры. — Забавно. Даня хмыкнул. Миша вел себя отстраненно, и это рождало некую неловкость между ними. — Ну, прощай? — Пэн встал на подоконник. — Я все равно буду тебя ждать, — возразил Даня. Он будет. Теперь точно будет. Миша ухмыльнулся и скрылся в шумном городе за окном. Даня помахал ему вслед. За время их приключения на город уже опустились сумерки, и сейчас в комнате было темно. Но он не спешил включать свет. В темноте гораздо приятнее холить свою нежность и представлять, как однажды в его окно снова постучится парень в синем костюме, схватит за руку и утащит целоваться на какую–нибудь гору. Даня совсем не это видел в своих мечтах, но такая альтернатива нравилась ему, наверное, даже больше. Переполненный эмоциями, он незаметно уснул, но даже во сне он видел образ брюнета. В эту ночь он выспался так, как никогда раньше. А утром обнаружил на столе листок, где корявым почерком было нацарапано: Встретимся через пару дней. Не закрывай окно. Даня усмехнулся и подумал, что даже в нашем мире некоторые сказки кончаются хорошо.