Ты нелюбовью болен, я - простудой...

Ты нелюбовью болен, я – простудой. Нас лихорадит от ненужных встреч. И каждый хочет нас предостеречь От нашей дружбы, как от лжи и блуда, Как от порока и опасных слов, Как от болезни и недобрых снов... «Я. Т. Л.», Катя Гордон

Усаги, улыбаясь, подышала на свои руки. На улице было не слишком холодно, однако ей с её теперешним состоянием всё казалось искаженным в худшую сторону. Свернув в сторону кустов, она осторожно прошла по бордюру, пошатываясь и силясь не визжать, обошла со спины Сейю и закрыла ему глаза ладонями. - Угадай, кто? – сдерживая кашель, поинтересовалась Усаги, наклоняясь к его уху. - Пончик, - уверенным тоном ответил Сейя, но осторожно убрать её ладони не успел, потому как Усаги сама сделала это, возмущенно сложив руки на груди и усаживаясь на скамейку рядом с ним. - Эй, так нечестно! – она возмутилась. – Почему именно пончик? Что за дурацкое прозвище? Вот ответь мне. И вообще, я тебе обещала, что если будешь и дальше так меня называть, я тоже придумаю тебе обидное прозвище. - Ну попробуй, - Сейя самоуверенно улыбнулся. - Мм... – Усаги приложила палец к подбородку, напряженно о чем-то думая. – Получай! Если я пончик, то ты – Бабник! - А чего сразу бабник-то?! – недовольно поинтересовался Сейя. - Ну что, приятно? – поинтересовалась Усаги. – Вокруг тебя вечно ж вьются любвеобильные девушки, которых нельзя не одарить вниманием. А пончиков я ем не так уж и много. - Всего лишь двадцать-двадцать пять в день. - Всего лишь тридцать-тридцать пять фанаток в час, - парировала Усаги. – Сдавайся, эту перепалку я точно выиграла. - Я никогда не сдаюсь, - заметил Сейя. - Я тоже. Они сели ровно, отвернувшись друг от друга, и Усаги закашлялась, прижимая холодную ладонь ко рту. - От, блин. И умудрилась же я простыть в такое время, - несерьезно посетовала она. - А я тебе говорил: не бегай на ветру в коротенькой юбочке. - На свои латексные шорты посмотри, - беззлобно ответила Усаги. – Почему я в юбке простыла, а ты в... в лифчике и шортах – нет? - У меня иммунитет. - Ага, - она хмыкнула. – Две недели на Земле – и уже иммунитет от наших болячек. Они снова замолчали. Сейя не придумал, что ответить на такой выпад, а Усаги раздвинула полы куртки и потрогала пальцами шею. Горло ужасно саднило, и снова хотелось кашлять. Порой ей казалось, что от этого ужасного сухого кашля её вывернет наизнанку. Что за напасть, эта простуда! Ну, и ей повезло. Раз болеть, то с температурой, лихорадкой и прочими «прелестями». Весьма сомнительными. - Знаешь, если мама заметит мое отсутствие, то я не выйду из дома не только до своего выздоровления, но и ещё год после него, - Усаги тихо засмеялась, обнимая себя руками. - Ты боишься только мамы? – повернув голову в её сторону, поинтересовался Сейя. - А кого ещё? Папа всю ночь спит крепко, а Шинго – и того крепче. Его мальчишки в школе начали бить. Драться учат. - А как же круглосуточный блюститель твоей чести от моего злобного ига в лице черной кошки? - Луна, конечно, строгая и злая, - протянула Усаги, - но не варвар. Да и если я захочу уйти, чем она сможет меня остановить? От когтей я давно научилась уворачиваться, а если она завопит на весь дом человеческим воплем, то подставит нашу общую тайну. - А ты захотела?.. – Сейя улыбнулся. - Без провокационных вопросов, пожалуйста, - Усаги засмеялась, растягивая губы в широкой улыбке. Из-за обветренных губ было немного больно, но она не могла и дальше проявлять свои эмоции не в полную меру. Сейя отвернулся, в задумчивости опустив голову. Усаги поступила также. Лицо пылало от температуры, и если она сейчас грохнется в обморок, то сначала разделаются с Сейей, а ей до вхождения на трон придется слушать нудные нотации о том, какая она безалаберная, глупая и порывистая... Ей казалось, что она засыпает. Было жарко, нос отказывался нормально дышать, а от холодного воздуха становилось только хуже... Но Усаги думала о том, что рядом с ней Сейя – и погружалась в невероятно уютное состояние, будто бы кто-то укачивал её в невидимой колыбели. Глаза сами собой закрывались, вроде бы она даже начала неосознанно покачиваться из стороны в сторону. Усаги никак не отреагировала, когда Сейя прижал её к себе, осторожно, будто боялся раздавить. Надо было что-то сказать, но губы не шевелились, и Усаги поглубже втянула в себя воздух, загоняя противные сопли обратно во все эти дыхательные – или какие на самом деле? – пути. Ей ужасно не хотелось, чтобы напоминанием об этой их встрече служил символ её простуды на его куртке. Она тихонько выдохнула, закашляв. Рядом с Сейей было так тепло, что ей будто становилось физически легче. Как будто по её телу проходили такие горячие, но не обжигающие, волны, и их потоки уносили в неизвестные дали её проблемы, её болезни, всё то плохое, что было в ней... Рядом с Сейей было хорошо. - Пончик, да у тебя жар. Усаги промычала в ответ что-то неразборчивое, утыкаясь носом в его куртку и лениво крутя головой, не желая покидать уютного и согревающего состояния. Однако внезапно до неё что-то будто дошло, и она подскочила, как ошпаренная, выпрямляясь и возмущенно глядя на Сейю: - Бабник! - Пончик! - Бабник! - Пончик! - Бабник! – Усаги повысила голос, сердито топнув ногой, и тут же закашлялась, пожалев, что дала эмоциям такой сильный выход: её горло всё ещё не было к этому готово. – Я просила не называть меня Пончиком. Я тебе не еда, - немного хрипло после приступа кашля возмутилась она. - Ну а как ещё тебя называть? – удивленно спросил Сейя, и Усаги уловила в его голосе нотки несерьезных нравоучений. - То Пончик, то Куколка... а что-нибудь нормальное нельзя? – буркнула Усаги. – По имени. - Нет, по имени мне не нравится, - Сейя покачал головой. – Усаги. Слишком просто. Давай Усако? - Так тоже нельзя! - А так-то почему? Всего лишь слог поменял! - Нельзя – и всё. Уса. Так разрешаю. - Уса, Уса, - повторил Сейя, прищуривая глаз и будто примеряясь. – Нет, Уса мне не нравится. И, раз нельзя Усако, будешь Куколкой. - Противный ты, - Усаги скрестила руки на груди, опуская голову. - Пусть буду противным, только признайся: у тебя ведь температура? - Не знаю, - пожала плечами Усаги. – Мама меня перед сном накачала таблетками. Была тридцать восемь. Хотела дать мне снотворное, но я скормила его Луне. - Бедная кошка. - Хоть полчаса побыть без её нравоучений... она сделала мне подарок. - Ты жестокая. - А ты противный! – Усаги показала ему язык. Сейя вздохнул и зачем-то полез в карман куртки. Разжав ладонь, он протянул ей таблетку. - Таблетка? Зачем? - От температуры. Ешь, а не то тебя, не дай Бог, ещё лихорадить начнет. Что мне тогда с тобой делать? - Мог бы сразу сказать, что я – обуза. Я бы и не приходила, - пробурчала Усаги, но таблетку взяла. - Ну ты как что скажешь, Куколка. Обуза. Тоже мне, удумала, - Сейя покачал головой, а Усаги скривилась, силясь не выплюнуть таблетку изо рта. - Тьфу! Она горькая. - А ты хотела сладкую? У вас на Земле таких нет, уж прости. Жуй. На крайний случай есть шоколадка. Сделав над собой усилие, Усаги всё-таки проглотила невероятно гадкую таблетку и повернулась к Сейе: - Где шоколадка? - Не знаю, - он пожал плечами. - Никогда тебе нельзя верить! Вечно ты обманешь! Это же Сейя Коу, мистер Крутой номер один. Ни слова правды. - А вот оскорблять не надо, - Сейя прищурил один глаз. – Ты же даже не дослушала. Шоколадки нет и не было. Зато есть вафли. С шоколадом и, кажется, со вкусом сливок. Типа ассорти. - На мое больное горло только вафель не хватало. - Ага. Шоколад – можно, а вафли – нет. Но и то, и то – сладости. - Только шоколад тает во рту, а вафли всё равно жесткие. - Эй, им не сто лет, чтобы ими гвозди забивать. Они свежие. - Тогда давай, - Усаги бесцеремонно вцепилась в пачку, которую Сейя только что достал. - И чай в термосе. - Да ты прямо волшебник, - она засмеялась. – Всё-то у тебя есть. И таблетки от температуры, и сладкие вафли, и горячий чай. - Не мог же я на встречу с больной гриппом девушкой припереться с мороженым. - У меня простуда, не грипп, - вяло возразила Усаги. - А какая разница? - Не знаю, но грипп хуже. Когда грипп, ложат в больницу и колют уколами... Это больно. А когда простуда – выписывают кучу таблеток. И они дико невкусные, - Усаги покрутила в руках вафлю. – Ты будешь? - Конечно, да. Я не такой жертвенный, чтобы дать тебе в одного стрескать пачку вафель, - бодро ответил Сейя, протягивая ей дымящийся колпачок от термоса. – Я злой и коварный, и противный. Ты сама говорила. - Спасибо, - Усаги улыбнулась, и её снова пробило на кашель. Руки предательски мерзли. - Только не обожгись. - Да ну ладно. Усаги тихо-тихо выдохнула. Чай давно был выпит, а вафли съедены. Сейя оказался жадным. Горячий чай без сахара пихал ей, а вафли таскал сам. За последнюю они даже повздорили, правда, не всерьез. Кажется, её температура спала, даже стало как-то теплее. Не исключено, что у неё был приступ несильной лихорадки, просто из-за того, что тело давно было натренировано сражениями с демонами, она почти этого не почувствовала: некоторая дрожь стала её верной подругой за последние дни, которая была с ней круглосуточно и не уставала. Сейчас Сейя обнимал её, прижимая к себе, чтобы окончательно согреть, а Усаги в его руках предательски дремала, не думая ни о чем. Это было такое волшебное состояние спокойствия и... гармонии. В таком бы только спать, и чтобы не думать ни о чем неприятном. Усаги втянула носом воздух: ну что за неуемный, невыносимый насморк! Она думала о Сейе. Тяжело вздыхала, а тот принимал это за проявление её простуды, и сжимала глаза от странной боли в сердце. У него ведь гораздо более серьезная болезнь. От такой не лечат уколами, нельзя выписать таблетки, и, сколько ни лежи в больнице, она не пройдет. По сравнению с его заболеванием у неё так, мелочь. Ну, температура, ну, лихорадит, и сопли из носа текут двадцать четыре часа в сутки. Горло саднит, и кашель выворачивает наизнанку. Вроде такая куча ужасных симптомов... но на самом деле она здорова, а Сейю... Сейю не вылечишь. Друг... такое приятное, мягкое и дарующее надежду слово. Любимый... вот что хотел бы Сейя от неё услышать. Но Усаги ему дать этого не могла. Ужасная, отвратительная болезнь. Нелюбовь называется. В аптеках не продают таблеток от нелюбви. Её даже не признают за болезнь, а стоило бы. И на каждом шагу писать, напоминать. Может, даже клинику открыть, где от нелюбви бы лечили. Это ведь такая страшная болезнь. Конечно, вряд ли хуже рака, но... и не слабее его. Рак уносит жизни, нелюбовь – души. Нелюбовь... как болезненный яд или инъекция без шприцов. Каждодневная капельница с катетерами в центральную вену. И неважно, что отделение пока не реанимационное: однажды и до него дойдет, ибо нелюбовь тянет вниз, а не вверх. Сначала общее отделение, потом сердечно-сосудистое, потом приступ – и всё. Дальше самое страшное. Морг. Так почему эту ужасную болезнь не признают, не классифицируют?! Усаги не знала. Осознавала лишь, что, если кто-то сейчас бы услышал её мысли, – рассмеялся ей в лицо, сказав: «Боже, ну какая дурочка. Нелюбовь она приравнивает к онкологии, хлеще – к реанимационному отделению». Ну да, всем им не понять. А ей так не хотелось терять друга, в объятиях которого было так тепло и хорошо. Когда рядом был Сейя, Усаги казалось, что всё в порядке и нет ничего негативного... Но она не любила его. Только дорожила так же, как Мамору. Однако, как другом, ибо Сейя сумел стать ей ближе всех девочек, которых она знала так давно... Что же ей со всем этим делать? - Куколка, - раздался тихий шепот Сейи над ухом. – Ты спишь? - Неа, - лениво промычала Усаги. – Не сплю. Так... в полудреме. Чуть-чуть. Капельку... - Значит, спишь, - Сейя тихо засмеялся. - Ну... мне тепло и хорошо... не мешай. - Ага. Новые горизонты. Теперь я грелка, - Сейя усмехнулся, проведя ладонью по волосам Усаги, осторожно перебирая их. - Жалко, да? – сонная, с красным носом и потрескавшимися губами, с розовыми щеками и растрепавшейся челкой, Усаги села, недовольно на него глядя. - Уже и пошутить нельзя. - Дурацкие у тебя шутки, - буркнула она, еле шевеля губами. - Ложись обратно. - Не хочу! – Усаги отчаянно мотнула головой, ощутив такое ожидаемое головокружение. Вот, рядом с Сейей она теряет последние крохи – а их и так кот наплакал – самосохранения и прочих... этих... в общем, мыслей о своем благе и своем здоровье. - Ну и не ложись, - Сейя пожал плечами. Усаги повернулась, расставила ноги, устроила на них локти, сцепила пальцы в замок и положила на них голову. После сна было лень даже кашлять, и порывы, желающие сделать её внутренние органы внешними, толпились в горле, но наружу не выходили. - А вот представь, если бы здесь минуту назад оказалась Рей... или Мако... – рассуждала Усаги о чем-то параллельном. - Или Харука... или Сецуна, - усмехнувшись, добавил Сейя. - Ага, - Усаги кивнула. – И был бы скандал. Я каждый день хоть от кого-то, но выслушиваю, что я безалаберная, что я глупая и... это... как его... короче, о себе совсем не думаю. Что у меня простуда, а я ночами где-то бегаю... - А про меня что говорят? - А про тебя... – Усаги помолчала, словно запнувшись о последнее слово. – О, тебе лучше не знать. Рей ещё ничего. Макото раз через два. А вот Мичиру... Я спать хочу. - Что говорит Мичиру? - Я беспокоюсь за твою самооценку. - Да ладно? - Нет, серьезно, - Усаги резко оживилась. – Её послушать, так ты вообще черти знает кто. Ставлю сто к одному, это она говорит мне устами Харуки, потому что сама Харука молчит. Видимо, боится слишком резко начать о тебе выражаться, меня расстроить... - А ты расстраиваешься? - Конечно. Ты мне очень дорог, Сейя. Повисло молчание. Не неловкое, а просто... молчание. Усаги хотела спать, подумывая о том, что, наверное, одну таблетку снотворного всё же выпила. А может действительно на неё так действует присутствие Сейи... О чем думал сам Сейя, она не знала, но он не выглядел озабоченным или грустным, или у неё были галлюцинации. - Скажи, Сейя, а Галаксия сильная? – внезапно спросила Усаги, внимательно посмотрев на друга, в полутьме пытаясь уловить движение каждой мышцы на его лице, чтобы Сейя даже не вздумал её обманывать. - Галаксия... – Сейя задумался. – Да как сказать. Вроде как на нас с принцессой, на четверых, значит, и не слабая, но с вами-то нас уже целых... раз, два, три... двенадцать. То есть сила как бы пропорционально увеличилась в три раза. Вот и прикинь сама, во сколько раз нам будет легче её победить. - А ты уверен, что мы справимся? - Да должны, - Сейя пожал плечами. – У любого завоевателя, даже самого сильного и обладающего невероятными способностями, должна быть цель, о которую он и споткнется. А споткнувшись, растеряет все накопленные богатства и либо ударится в бегство, либо на богатствах и погибнет. - Ну, отчасти ты прав. - Почему отчасти? Что я не так сказал? - Не знаю. Сейя хотел было в своей любимой манере ответить что-то типа: «Вот не знаешь, а говоришь, Куколка», - но не стал. Внезапно стало безумно лень шутить и вообще что-то говорить. Казалось, что всё и так понятно, а тогда зачем слова? Он и сам удивился своему состоянию, но бороться с ним было совершенно неохота. - Сейя? - А? - Что с тобой? - Засыпаю. Тебе можно, а мне нельзя? - Ну вот... я так и знала, что ты от меня заразишься! – раздосадовано сказала Усаги и закашляла, прикрывая рот. – Надо было всё предусмотреть! Вечно я тебя слушаю, последние остатки здравомыслия теряю, а потом и себя жалко, и тебя. Всё по моей глупости! - Со здравомыслием скучно, - тоном эксперта заявил ей Сейя. - А мне всю жизнь доказывали обратное, - тихо протянула Усаги. «Не нужны тебе все эти встречи! – доказывала ей Мичиру. – Сколько можно, Усаги?! Ты же принцесса! Ты должна быть ответственной! К тому же у тебя температура!» На все эти выпады Усаги очень хотелось ответить, что она никому ничего не должна, и Сейя вовсе не опасен, но ей было настолько плохо днем, что губы не шевелились. А рядом с Сейей – хорошо, и даже немного бодро. И уже совсем было плевать на холод, на то, что так она сводит на нет усилия таблеток и дневной постельный режим. Для неё эти встречи были лучшим лекарством. Ей казалось, что Сейя лечил её, и иногда Усаги боялась, что лучший друг забирает её болезнь себе. Вот у него и сонливость разыгралась. Первый признак! «Глупая ты, Мичиру, - лениво подумала Усаги, глядя на звездное небо. – Сейя вовсе не плохой... Мне хорошо с ним. Ни одна из вас, ни все вместе... Вы не можете дать мне того, что я ощущаю рядом с ним. Он такой хороший... Если бы хоть раз ты подумала обо мне, как человеке, и о чем-то, кроме долга и Харуки... ты бы поняла меня, наверное. Или никогда, потому что тебе просто не дано. Не знаю...» Они ещё немного посидели. С полчаса, не больше. Почти всё это время прошло в молчании. Усаги снова начинала мерзнуть, а Сейя согревал её. Было хорошо. Потом, приобнимая, Сейя повел её домой, а Усаги лениво шла, закрыв глаза и положив голову на его плечо: рядом с Сейей она ощущала себя достаточно безопасно, чтобы не смотреть под ноги. Он ведь самый лучший друг, который так о ней заботится... ему можно доверять. Сейя довел её до дома, прямо до веревки из покрывала, простыни и пододеяльника. Усаги, нехотя открыв глаза, вцепилась в неё, не до конца осознавая, куда ей лезть и вообще зачем всё это. Напоследок Сейя лишь прикоснулся к её лбу, проверяя температуру. - Вроде нормальная, - шепнул он сам себе под нос. - Завтра ночью там же? – спросила Усаги, улыбаясь. - Куколка, может не нужно?.. – но Сейя не успел даже договорить, потому что Усаги, сердито топнув ногой, перебила его. - Не смей называть эти встречи ненужными, слышишь?! Я уже наслушалась этого от Мичиру и остальных. Коря себя за приступ неконтролируемого гнева, Усаги извинилась за повышенные тона, и её снова стало выворачивать наизнанку от ужасного кашля. Может быть, Сейя прав, и всего этого действительно не нужно, потому что он надеется и испытывает боль. Он ведь болен нелюбовью, а не дурацкой простудой, которая рано или поздно пройдет сама, и ей не стоит об этом забывать. Но Усаги так не хотелось отменять желанную встречу с другом, которая из-за Галаксии могла стать последней. Кашляя, Усаги забралась на балкон и посмотрела на Сейю, стоящего внизу. Нелюбовь... Наверное, ей действительно стоит послушать Мичиру и прекратить эти встречи. Она ведь не хочет потерять друга, хотя нужно будет всё решать и однажды, если они выживут, – всё объяснить. А сейчас ей просто хотелось кашлять и греться в его объятиях, где было теплее, чем под толстым одеялом. И жевать горькие таблетки, которые помогали лучше, чем те, что давала мама...