Гроб из вишнёвого дерева

Утро выдалось холодным и ясным. Ледяная роса ковром покрывала сад: траву, цветы, кусты и деревья. Даже ненавистные Ренджи камелии сверкали прозрачными капельками на восковых лепестках. Противные. Нежно-розовые крупные цветы, красивым кустом разросшиеся за пределы клумбы. И не живые как будто. Гладкие, словно искусственные, лепестки. И запаха тоже нет. Холодные цветы. И он такой же: красивый внешне, но до глубины души не настоящий. У Ренджи пальцы дрожат и все внутри переворачивается от вида этой ледышки. И хочется подойти и просто так, ни за что, ударить наотмашь. Чтоб перестал быть таким, чтоб не строил из себя чёрти-что. Вот только не поможет. Ренджи точно знает. С кем угодно прокатит, но только не с ним. Абараи косится в сторону капитана. Вот сейчас загрузит по самое не балуй, еще и люлей пропишет за не вовремя сданный отчет. Хорошо ему, выходной, как-никак. — И еще, Ренджи… — замолкает на полуслове, чуть прикрыв глаза. — Зайдешь вечером? А вот это уже не приказ, это просьба. И до сих пор так непривычно слышать эти интонации в вечно холодном официальном тоне. Улыбка так и рвется на губы. Но нельзя — может передумать. — Да, конечно, — Ренджи все-таки улыбается. — До вечера, тайчо. И уходя, замечает, как осыпаются лепестки с камелий. » — И вообще, — думает Ренджи, — уж лучше эта распроклятая сакура. Она хоть пахнет приятно и ощущение искусной подделки не вызывает. Ну и что, что во время цветения особо слабонервные в обморок падают, а у него, у Ренджи, нервный тик начинается, стоит только реяцу капитана ощутить поблизости. Попьет валерьяночки, а там, глядишь, и капитан в гости позовет…» Ренджи зевает и тоскливо смотрит на соседний стол. Одному в кабинете почему-то совсем неудобно. Пусто. И холодно по-прежнему, словно утром. А капитан сейчас дома, в тепле. » — Чай пьет, наверное, — тихо вздыхает Ренджи и тут же широко распахивает глаза, — забыл! Опять забыл, дурная башка! Только же утром с ним виделся. Вот черт.» Ренджи морщится и откладывает кисть. У тайчо день рождения скоро, а что дарить, Абараи не знает и которую неделю забывает спросить. — Ну ладно, вечером точно не забуду, — твердо обещает себе Ренджи, вслух, для большей уверенности. Но опять опрометчиво забывает обо всем. Да и где тут вспомнишь, когда сильные руки ласкают плечи, скользят по груди и ниже, когда эти, обычно светлые, серые глаза темнеют, словно небо перед грозой. Когда так горячо и так близко, что чужое дыхание ощущается как свое, а губы уже саднят от жадных поцелуев. Когда хочется прижать сильнее и самому прижаться, выпрашивая ласку как котенок, и дарить её самому, отчаянно выгибаясь навстречу… Когда удовольствие стирает границы, а после можно просто лежать рядом, уткнувшись носом в шею, и ни о чем не думать. Когда тихий голос шепчет твое имя, а пальцы касаются лица мимолетной лаской. — Ренджи… И что он хочет сказать, обрывая себя на полуслове, Абараи не понимает. Но что-то такое странное в его невесомой горькой улыбке, что сердце сжимается и ком застревает в горле. И хочется прижаться ближе, спрятать лицо, чтоб не видеть эту непонятную, причиняющую боль улыбку. Ренджи так и делает, совсем по-детски убегая от проблем. Но тревога уже закралась в сердце. Сегодня — особенно сильно. И даже тихое дыхание рядом не приносит ожидаемого покоя. Ренджи чувствует себя зверем в клетке, и от чувства собственного бессилия перед чем-то, уже давно решенным, хочется метаться из угла в угол, бросаться на прутья и выть, выть… И Бьякуя, чувствуя это, только подливает масла в огонь: — Запомни мою улыбку… «Я больше никому не буду так улыбаться», — читает Ренджи между строк.

***

Тревога не покидает его весь день. И все просто валится из рук. Тянет на так непривычные для Ренджи размышления о любви в целом и об их отношениях в частности. Капитан только качает головой, когда Ренджи в очередной раз, смутившись, выныривает из своих мыслей и спешно хватается за кисть. Не ругает даже. Будто знает что-то, пока не известное самому Абараи. И вечер этот отличается от всех предыдущих. Они так и остались сидеть в полутемной комнате, молча, рядом. Капитан перебирает его волосы, а Ренджи не знает как сделать еще один вдох. На дворе давно глубокая ночь: ни звезд, ни луны. А они здесь, словно ждут чего-то или…- Абараи не хватает духу сразу произнести это слово даже в мыслях — прощаются? Ренджи решительно разворачивается лицом к капитану. И оглушительный рев сирены с треском ломает тишину. Абараи вздрагивает и поднимается, ожидая реакции капитана. Бьякуя спокоен, только темные ресницы скрывают взгляд. — Я хочу гроб из вишнёвого дерева, — тихо шепчет Бьякуя в ответ на так и не заданный вопрос. И Ренджи вздрагивает, до крови закусывая губы.