Не более, чем выдумка.

      Из мыслей не выходят лишь те зловещие часы. Томный стук их стрелок по нарастающей разрядом бьет в голову, лишая разум порядка. Словно напоминание о необратимости той ночи, когда Грэм прибыл в больницу. Первый звук, который сменил бесконечную дробь дождя и гвалт человеческих голосов - это истомлявшее тиканье, словно отмеряющее время, прошедшее с момента последний встречи Грэма и Лектера.       Просьбы профессора убрать тревожащий его механизм, остаются неуслышанными. И тот еще долго будет жечь воспаленное сознание профессора, пока он, рискуя собственным здоровьем, не решиться выполнить свою просьбу сам. Уилл до сих пор не понимает, что все это – часть его личного мира. Очередная галлюцинация, непреднамеренно порожденная Лектером. Стрелки лишь усиливают эту терзающую дробь, когда опираясь на больничный кафель Уилл ориентируется на их звук. Все вокруг пронзает слепящий, не дающий теней, свет люминесцентных ламп. Сверкающая сталь и, отливающий голубоватым цветом, кафель, бесконечной очередью тянутся по всей длине узкого коридора. Больница насквозь пропахла холодом, сыростью и хлором, но еще больше - отчаянием; запахом, который не дает покоя ни пациентам, ни их лечащим врачам. Уилл сам впитал эту вонь и уже вряд ли сможет вывести её.       Звук шарканья гулким эхом разносится по всему помещению, отражается от стен, множится, тревожа покой местных обитателей. Уилла не беспокоит то, как далеко заведет его этот звук, а главное, как болезненно ощущать стягивающую резь рвущихся на ране швов: Уилл уже давно перешел тот предел, за которым не страшна никакая боль. Двери палат похожи одна на другую, и лишь их номера помогают понять, что он продолжает свой путь. Стук...он ведет Уилла на лестницу, туда, где темно, пахнет сырость и прохладой. Профессор рад наконец оказаться там, где нет этих жужжащих электрических ламп. Уилл не боится оступится в беспросветной тьме, он просто не думает об этом, потому что все, что сейчас действительно имеет значение - часы. Здесь, в подвале ему предстоит преодолеть еще один длинный коридор, не такой, как прежде: атмосфера безнадеги не добралась до этой части здания.       Звук ведет его к одной из дверей, такой же, как и все, ничем не выделяющейся из ряда остальных. Профессор осторожно нажимает на ручку и та открывается... Мир мгновенно наполняет бесконечный звуком, который продолжает тянуться на самой низкой ноте. Звук Большого взрыва, гул, который породил отсчет времени, всплеск противоречия и в то же время гармонии. Он наполняет помещение вакуумом, пустотой и холодом. Содержимым этой больничной "палаты" служат сотни хирургических столов, которые тянутся куда-то вдаль, следуя за зеленым светом, в конце сливающимся в единый белый. И лишь в середине, над одним из них, высится расплывчатая человеческая фигура. Вскоре в ослепленных от света глазах Грэма, она перестает деформироваться и приобретает отчетливые очертания. Он смотрит на этот силуэт и видит свое отражение, которое столько времени пряталось под его бледной кожей, оставляя уродливые следы на костях.       - Здравствуй, Уилл. - слова, которые оборвали гул, оставляя после не менее обостренную тишину. И все вокруг теперь было поглощена тьмой, не стало искажений света. Раздался новый бой, тот, ради которого профессор готов расчертить новые границы, преодолевшей прежние пределы, лжи, нарисовать слепую веру в угасающую истину. Возможно, Уилл Грэм никогда не признается, насколько он скучал по Ганнибалу Лектеру.