Горе Атума

Грибоедов: Итак, я задумал написать пьесу, которая обличит моих современников, изобразит их смешные причуды и всяческие ужасные недостатки. Для этого мне необходимы: интрига, сатира и абсурд нынешнего общества. Кюхельбекер: Почему именно эти три пункта? Грибоедов: Я не знаю, но Ушаков про меня так напишет. Кто будет олицетворением пороков общества? Пушкин: Давайте это будет какой-нибудь молодой повеса, транжира, лентяй и вообще лишённый моральных ориентиров человек… Кюхельбекер: А давайте это будет баба? Грибоедов: А давайте. Софья! Софья: Я не могу быть олицетворением пороков. Я девушка своего времени, у которой не было нравственных ориентиров. У меня умерла мать, мой отец — безнравственный человек, а я сама — жертва возрастного гормонального всплеска. Кюхельбекер: Получается, в том, что Софья прониклась симпатией к человеку недостойному, отчасти виноват бросивший её на три года Чацкий… Грибоедов: Но-но-но. Это классицизм, чёрт возьми. Положительный герой есть положительный герой, и не трогайте мне его. Фамусов: Я двуличен, не терплю вольнодумных рассуждений, чту родственные связи и собираюсь выдать дочку за богатого жениха. Грибоедов: Отлично. Фамусов: И ещё предлагаю сжечь все книги в мире. Рэй Брэдбери: М-м-м. (записывает что-то в блокнот и убегает) Фамусов: И ещё я пристаю к девкам. Грибоедов: (ставит на пьесу значок «18+») Просто потрясающе. Молчалин: Я вообще не при чём, я никому не мешаю, никому не грублю, подношу бумаги и являюсь образцом вежливости. И ещё я ошибся дверью. Грибоедов: Оправдываешься перед Фамусовым? Молчалин: Нет, просто меня на самом деле зовут Манилов, и я вообще к Гоголю шёл. Грибоедов: До Манилова ты ещё не эволюционировал, вернись на место. Молчалин: Но я упал с лошади, мне плохо, я хочу домой. Грибоедов: Цыц. Теперь о положительных героях. Чацкий: Я чёрт знает где путешествовал три года, затем появился в доме Фамусова и ругаю общество за косность мышления, льстивость и ограниченность. Пушкин: Михаил Юрьевич? Чацкий: Нет, я стихи не пишу. Но зато распространяю идеи свободы и равенства. Декабристы: Мы будем его любить. Грибоедов: Руки прочь. Лизанька: Кстати о «руки прочь». Я — единственный персонаж пьесы, не имеющий психосексуальных девиаций и постоянно ощущающий на себе суровое давление чиновничьего патриархального общества. Молчалин: Она мне нравится. Грибоедов: Вот и будешь на самом деле влюблён в неё. Софья: Ну блин. Кюхельбекер: Тогда у нас какой-то бред с единством действия получается. Слишком много сюжетных линий. Грибоедов: К чёрту единство действия. Кюхельбекер: Так классицизм же. Грибоедов: К чёрту классицизм, будем нарушать каноны. Тугоуховский: О, а может тогда к чёрту говорящие фамилии? Грибоедов: Нет. Ты глухой. Тугоуховский: Ну блин. Пушкин: Половина фразочек разойдётся на цитаты, точно вам говорю. Но я таки вижу здесь зачатки романтизма. Грибоедов: Первое правило романтизма — никто не говорит о романтизме. Чак Паланик: М-м-м. (записывает что-то в блокнот и убегает) Все: Ну блин.