Когда Илья болеет

Илья очень любил сидеть прямо, но недавно приобрёл привычку наклонять голову чуть вперёд и в бок, так, что взгляд оказывается выглядывающий из-под бровей. Наполеон прекрасно знал, как поймать такой взгляд: устрашающий, леденящий. - Большевик, ты, может, заболел? – Соло удивлённо осмотрел лицо напарника. Подо лбом этот самый взгляд, но подёрнутый мутной пеленой. Илья молчал: ему не хотелось показывать слабость перед треклятой жарой ни ковбою, ни кому-либо ещё; он держал руки в замке на кухонном столе, ладони всё такие же холодные. - Я серьёзно, - американец положил руку на плечо Курякина и оттянул назад, чтобы лучше рассмотреть чужое лицо. – Большевик? Лицо всё такое же светлое, но щёки и скулы покрылись красными пятнами, и ещё эта – сексуальная в другой ситуации – капелька пота на виске. Он провёл пальцами по кромке волос и затылку – влажные. Соло слегка впал в панику: не мог даже подумать, что забытая кепка в - повезло – последний, самый жаркий день миссии, могла вылиться в такие последствия. Илья же прекрасно понимал, что малинового варенья здесь, в этой несчастной жаре, не достать. Пока Наполеон таращился на него - захворавшего, Курякин потягивал крепкий, чёрный чай … без малинового варенья… Грустно. Русский широко растянул губы – заливистая улыбка расцвела на лице, даже челюсть свело бы, но не сейчас. Жар очень забавно влиял на него: расслаблял, хотя немного знобило, и срывал все двери. Илья поймал пальцами кисть ковбоя и поднялся. - Большевик! Большевик!! Илья!!! – замельтешил американец, но руку было не вырвать - железный захват. Он ещё что-то говорил, окликал его, дёргался, но Илья, как Т-34, прямым курсом пёр в гостиную, усадил ковбоя на диван – тот неграциозно плюхнулся, широко раскрыв глаза и раскинув ноги. Мужчина, мягко говоря, был в недоумении из-за действий напарника: вот что-что, а вальяжное и нахальное поведение – это его конёк. - Просто помолчи, - Илья уселся между коленей и уложил ладони сверху на середину бёдер американца, холодные. Большим пальцем он с нажимом нарисовал полукруг. Наполеон возбудился. Ему было жарко в этом отглаженном костюме, он понурил плечи и обескураженно приоткрыл губы. Хотелось так много сказать, сделать, но тяжёлый, распалённый взгляд из-под тех же светлых бровей не позволил даже сделать очередной рваный вдох. Курякин рукой потянулся к его шее, огладил её тыльной стороной пальцев и потянул узел галстука. - Представляешь, что будет, если я сейчас вырублюсь? – Илья пьяно хихикнул. В груди Наполеона задрожал комочек чего-то очень тёплого, но, уловив смысл сказанного, его лицо застыло в ужасе и страхе. - Только попробуй, большевик, - зашипел он. – Изнасилую спящего. У Ильи уши стали пунцовыми, пальцы лениво прочертили дорожки к ширинке. Наполеону одновременно хотелось закинуть голову назад и сфотографировать глазами непередаваемую картину, чтобы потом показывать выздоровевшему русскому и посмеиваться над его реакцией, но такой возможностью он не располагал. А вид действительно был бесценным: красный и развязный Илья, растягивающий ширинку дорогущих брюк и, миновав резинку трусов, достающий его возбуждённую плоть. Когда тёплое дыхание коснулось головки, Наполеон протяжно застонал. - Как же я, бля-ядь, тебя хочу, - низко прорычал Илья. - Делай уже что-нибудь, мудак. Курякин хмыкнул, касаясь губами тонкой кожи. Его сознание плыло, чуть-чуть знобило, он сжал пальцами мышцы бедра. Наполеон дёрнулся, сгибаясь пополам, когда Илья, наконец – оказалось сложнее, чем казалось - заглотил, ровный подбородок американца коснулся затылка любовника. Расслабляя горло, Курякин почти не чувствовал рвотных рефлексов из-за жара. Он легко провёл зубами по стволу, чуть ощутимо, чтобы вызвать рваный всхлип. Наполеон почти умер: сам он порой баловал русского минетами, но не наоборот, поэтому чувства рвали мозг, как опиум, морфий или другие мощные наркотики, но Илья лучше. - Быстрее, - прорычал Соло. Русский пробурчал что-то возмущённое в ответ, а Наполеон задохнулся от удовольствие: вибрация мощной волной прошлась сверху вниз. Илья методично двигал головой, выгибая шею, заблаговременно пригвоздив руки американца своими к дивану, тот пытался ещё двигать бёдрами, но эта самодеятельность было перекрыта лёгким укусом и сжатым горлом. Соло недолго продержался, а Илье пришлось сглотнуть, потому что сил отстраниться не осталось – он так и заснул, отстранившись и прислонив голову к коленке. Заснул… - Матерь божья... – Наполеон всё-таки запрокинул голову и попытался отдышаться и прочистить горло после хриплых стонов. Мужчина даже мечтать не мог о чём-то таком – ни одной мысли, но это случилось, и нужно было что-то делать с посапывающим большевиком. Соло пришлось аккуратно перехватить его под руки и оттащить на кровать – тяжёлый же, чёрт. Мужчину пришлось раздевать до трусов, потому что одежда вся была мокрой, а в номере ужасно жарко, хотя, возможно, только для американца. Прикрыв русского лёгким одеяльцем, Наполеон разделся сам и, устроившись рядом, проурчал: - Что же ты скажешь мне с утра? Илья заворочался и сгрёб любовника в кольцо рук. Уткнувшись лицом в тёмную шевелюру, он пробурчал что-то насчёт глупых американских агентов и ненавистной жары. Наутро Наполеон нашёл Илью красным уже по другой причине и долго-долго смеялся, из-за чего был прижат к кровати и чуть не съеден в жадном поцелуе. А после фразы: - Это я от тебя развязностью заразился, - его не выпускали из спальни Н-ное количество часов по несколько пикантным причинам.