Чему бы жизнь нас ни учила, Но сердце верит в чудеса...
Ф.И. Тютчев
— Сэр, а можно спросить? — решился Гарри, до этого честно левитировавший мелкие обломки камней и мебели в указанный профессором Локхартом угол. Надо сказать, что отбывать отработки именно с тем, кто их и назначил, оказалось не так уж плохо. Из-за того, что мистер Филч умер, отрабатывать наказания теперь приходилось с дежурным преподавателем, и каждый наказывал учеников по-своему. Макгонагалл заставляла писать строчки, профессор Спраут надо было помогать в теплицах, Флитвик так и вовсе в качестве наказания доводил с ними до ума заданные на каникулы сочинения, зато у профессора Снейпа пришлось отмывать весь кабинет зелий перед началом следующего семестра. Гарри был уверен, что зельевар это нарочно подстроил: попросил никого там не убираться, чтобы троим гриффиндорцам задать побольше работы. А вот профессор ЗОТИ в качестве отработки взял их с собой в заброшенное северное крыло замка, и теперь они должны были отсортировать хлам, из которого потом Локхарт сделает новую полосу препятствий для старшекурсников. Крупные предметы двигал сам профессор, ну а Гарри, Рону и Гермионе досталась мелкая работа. Не сказать, чтобы это было так уж легко, но сколько же всего тут было интересного! Здесь были расколотые и целые статуи каких-то забытых магов, на стенах висели полуистлевшие вымпелы с гербами, много где каменные стены были выщерблены или и вовсе оплавлены, точно в них попадали боевые заклинания! Рыцарские доспехи сжимали в руках древнее оружие, а каменные горгульи щерились самыми настоящими костяными клыками — и от всего этого веяло какими-то старыми тайнами. Ну и пылью, конечно, тоже. Рон, запнувшийся о сорванный со стены гобелен, несколько раз звучно чихнул в подтверждение этого факта. Локхарт, который в этот момент вдумчиво приделывал к статуе какой-то волшебницы явно мужскую руку в латной перчатке, отступил на шаг назад, любуясь своей работой. Львиную голову с раскрытой в беззвучном рыке пастью к этому же телу он приделал пятью минутами раньше. — Чудовищно! — удовлетворенно констатировал он наконец и, хлопнув получившееся существо по плечу, добавил. — Я назову тебя «Освальд», будешь промежуточной контрольной точкой. Спрашивайте, Поттер, не тушуйтесь. — Почему Освальд? — вырвалось у Гарри прежде, чем он успел схватить себя за язык. — А почему, собственно, нет? — вопросом на вопрос ответил профессор. — Дубль два, Поттер. — Я хотел спросить, что здесь случилось, сэр? — Гарри обвел рукой разгромленный зал, за сорванными с петель дверями которого был виден еще один точно такой же. — Я имею в виду… почему здесь все сломано? — И почему никто не восстановил все это? — негромко добавила Гермиона, заклинанием отчищая свою мантию от пятен пыли. — Что, уже устали? — профессор окинул всех троих насмешливым взглядом, и Гарри хватило совести слегка покраснеть, равно как и Рону с Гермионой. Они действительно выдохлись за эти полтора часа. Оказалось, что напрягать магию было так же непросто, как и собственные мышцы. — Ладно, согласен, перерыв не повредит. Ну, давайте по порядку. Что здесь произошло, я понятия не имею, поскольку давно это было, я тогда даже не родился еще, да и мои дедушка с бабушкой, пожалуй, тоже. Так что участия в погроме ни я, ни, надеюсь, мои далекие предки не принимали. Судя по всему, здесь была какая-то битва — дело обычное. — А разве Хогвартс когда-нибудь захватывали? — удивился Гарри. Он-то был уверен, что школа это самое неприступное место на свете и ни один враг не сумеет сюда пробраться. Что уж говорить о целой армии! — В истории Хогвартса об этом ничего не написано, — нахмурившись, пробормотала Гермиона. К удивлению Гарри, Рону тоже нашлось что сказать. — Билл, мой брат, рассказывал когда-то, что сюда вторгались, — заметил он. — Не помню только, как их звали. Что-то похожее на «скунсы». — Саксы, — со смешком поправил его профессор Локхарт. — Точнее, англо-саксы, и это было очень и очень давно, веке в тринадцатом, что ли. Но, по сути, верно. Ваш брат увлекался историей, мистер Уизли? — Биллу всегда нравились всякие древности, — Рон пожал плечами. — Так что когда ему приходилось со мной сидеть, он мне рассказывал истории про старые времена. — Похвально, — одобрил профессор. — Однако и позже войны случались. Замок захватывали раз пять или шесть, я точно не помню. Но знаю, что в последний раз это случилось в первой половине девятнадцатого века. Хогвартс во все времена считался стратегически важным объектом — кто его займет, тот музыку и заказывает. — И каждый раз светлые маги отвоевывали его обратно? — поинтересовался Рон. Со стороны Локхарта донеслось только неопределенное хмыканье. — Добро, Уизли, всегда побеждает зло, — заметил он и, почесав бровь, добавил: — Поскольку кто победил, тот и добрый. Хогвартс изначально не был сосредоточием светлой магии, так что это еще вопрос, кто какую сторону защищал. — Но… — Гермиона даже на цыпочки привстала, и Гарри почудилось, что подруга вот-вот поднимет руку, словно на уроке. — Мисс Грейнджер, я не полезу в эти полемические дебри, — не дав ей продолжить, профессор отрицательно покачал головой. — И вам не советую. Маги веками спорят о природе и необходимости разделения магии на темную и светлую, а заодно и о присвоении им титулов «добра» и «зла», и до сих пор не договорились. Так что и у нас с вами шансов маловато. Пока вам достаточно того, что полноправные защитники замка так или иначе восстанавливали свой статус, причем порой весьма загадочными способами. Например, в пятнадцатом веке Хогвартс заняло на четверть состоящее из магов войско Ричарда Третьего, провозгласив замок новым фортом. Но радовались победители недолго, потому что не продержались в Хогвартсе и четырех дней. — А что с ними случилось, сэр? — с любопытством спросил Гарри, интуиция которого подсказывала, что здесь не обошлось без какой-то загадки. — В том-то и дело, что никто до сих пор не в курсе, — не обманул его ожиданий Локхарт. — Спустя четыре дня хозяева просто вернулись обратно, как ни в чем не бывало, а захватчиков, судя по всему, похоронили за счет заведения. — Сэр, вы думаете, Хогвартс сам с ними… покончил? — Рон скривился, раздумывая, не чихнуть ли, но в конце концов только решительно шмыгнул носом, вопросительно глядя на преподавателя. Гарри, который думал примерно в том же направлении, зябко поежился. Ему нравилась школа, но идея о том, что все они находятся внутри разумного древнего существа, была немного жутковатой. Заброшенные залы внезапно показались Поттеру не такими уж уютными, а глухая тишина под сводами наводила на мысли, что Хогвартс внимательно прислушивается к их разговору. — Нет, конечно, — а вот профессора Локхарта, кажется, предположения детей нисколько не смутили. — Хогвартс думать не умеет, так что науськать кирпичи повываливаться из стен на головы захватчиков не получится даже у директора. — Он неизвестно чему усмехнулся и добавил: — По крайней мере, в истории о таких случаях не упоминается. Но без какой-нибудь заковыристой магии дело точно не обошлось. И, как видите, некоторые битвы все-таки оставили свой отпечаток на этих стенах. — Сэр, вы так и не сказали, почему никто не стал тут все восстанавливать заново, — напомнила все это время о чем-то сосредоточенно размышлявшая Гермиона. — А смысл? — профессор только пожал плечами и бесцеремонно облокотился на статую. — Все ценное отсюда давно уже вынесли, а заниматься восстановлением ненужных помещений не стали, вот и все. Ну что, родник ваших вопросов пересох, наконец? Тогда вас ждет еще вон та гора хлама, а я, пожалуй, займусь созданием Саймона. Чтобы Освальд не скучал. Вопросов у Гарри после этого короткого разговора, пожалуй, только прибавилось и, судя по тому, как тоскливо вздохнула рядом Гермиона, не у него одного. Уже наставляя волшебную палочку на вылинявший флаг, триумфально венчавший ближайшую груду обломков, Поттер подумал, что нужно обязательно попытаться проникнуть сюда ночью. Просто, чтобы убедиться, что ощущение чужого внимательного взгляда в спину, появившееся после рассказа профессора — всего лишь плод его воображения. Или наоборот. Гарри и сам толком не знал, какой вариант для него лучше, но чувствовал, что просто обязан прикоснуться к тайне древнего замка, вполне возможно способного самостоятельно выбирать себе друзей и назначать врагов. Может быть, именно здесь он поймет, наконец, где искать наследника Слизерина, личность которого, несмотря на все предупреждения и увещевания профессора Локхарта, не давала ему покоя. Он чувствовал, что разгадка где-то рядом. * * * На пороге Больничного Крыла я буквально нос к носу сталкиваюсь с профессором Снейпом, который в ответ на мое жизнерадостное приветствие цедит сквозь зубы нечто невнятное: не то «добрый день», не то «чтоб ты сдох, урод». Лично я поставил бы на второй вариант: уж слишком взгляд у зельевара недобрый. Кажется, я ухитрился заделаться стабильным источником его разочарований, а Снейп, в свою очередь, пополнил собой длинную вереницу людей, на чьи ожидания я клал. Причем, в данном случае — с неизъяснимым удовольствием. Вот уж вправду говорят: нечистая совесть расшатывает нервную систему почище любых стрессов. Стоило мне пообщаться с «мамой», как эта паршивка вскинулась, завывая, что явки провалены, пароли стали достоянием гласности, а на конспиративной квартире, прикидываясь мебелью, залег взвод Авроров. Ближе к концу ночи и третьего стакана бренди совесть угомонилась и, нетвердой рукой взяв под локоток набравшуюся в дрова панику, удалилась, оставив мне в наследство приятный звон в голове и размеренные, тягучие мысли. Да, я был пьян, но это, как обычно, нисколько не мешало мне рассуждать трезво. — А какого, собственно, хрена? — задумчиво спросил я у миссис Норрис и не дрогнувшей рукой почесал ее за ухом. Изумленная такой наглостью кошка даже не нашлась, что ответить, смерив меня ошарашенным взглядом. Вопрос, что называется, стукнул гвоздь точно по шляпке. Кровь несет в себе отпечаток магии носителя, а заодно и родовую привязку, но условия ее использования, особенно кем-то кроме владельца, весьма суровы. В ритуалистике кровь — жертва, проводник силы, вливаемой в обряд, в генеалогии — идентификатор личности. А в зельеварении — весьма специфический усилитель для группы лекарств, ориентированных на конкретного пациента. Ну, теоретически, можно еще сварить яд «узкой специализации». Однако, что в Алхимии, что в Ритуалистике кровь требуется исключительно «живая», изъятая непосредственно перед применением: будучи самым мощным проводником силы, она еще и чертовски нестабильна. Магическая компонента в ней рассеивается через пару минут после изъятия образца — поэтому я, собственно, и встрял с ритуалом, и по этой же причине, кстати, капризный ингредиент редко используют в зельях. Даже для нелегальной оборотки чаще берут волосы и ногти: уж больно шумно и накладно получается выжимать донора непосредственно над стаканом. Диане, впрочем, такие тонкости вряд ли известны, так что снейпову легенду она проглотила, не поморщившись, а вот надумай зельевар явиться с такой историей к кому-нибудь из своих коллег — тут же был бы поднят на смех и всячески охаян. Снейп — мужик неглупый, не мог не понимать, что раньше или позже локхартовская мамаша поделится новостями с «сыном», хотя бы для того, чтобы выяснить, насколько действенным оказалось лечение драгоценного отпрыска. Но если он рассчитывал, что я после этих новостей с вытаращенными глазами побегу каяться Дамблдору, жечь «компромат» в Запретном лесу и делать еще что-нибудь столь же бессмысленное, но явно свидетельствующее о длине пуха на моем рыле, то зря он это. В конце концов, я — человек честный, учу студентов, живу на зарплату. По крайней мере, по официальной версии. Вот и получается, что мы с многоуважаемым Северусом к середине января вернулись на исходную. К игре, кто кого пересидит, то есть. Он явно что-то знает, по лицу вижу, но, раз еще не обвинил меня напрямую, значит, доказательная база у него хромает и без дополнительных аргументов не прокатит. Ну а я, в свою очередь, старательно делаю вид, будто не понимаю, о чем речь, категорически отказываясь становиться поставщиком этих самых аргументов. Напряжение в ожидании момента, когда один из нас все же сломается, возрастает по экспоненте, и это, кажется, заметно не только мне: коллеги за общим столом обращаются к нам обоим с аккуратностью саперов, угодивших в центр минного поля, и ни моя беззаботная улыбка, ни Снейповское арктическое спокойствие обмануть их не способны. А с недавнего времени в присутствии зельевара меня греет не только мой защитный амулет, но и осознание хорошо сделанной гадости. К началу января Поттер с компанией вручили мне плату за краденные рог со шкурой, и я, выполняя свою часть сделки, на выходных смотался к известному мне еще по прошлой жизни неболтливому дядьке, торгующему редкими ингредиентами — тут-то и пригодилось сваренное Грейнджер оборотное, пару флаконов с которым я сохранил на всякий случай. А всучить адресату анонимную посылку проще простого: я этот вид пакостничества освоил лет в шестнадцать, от души практикуясь на приятелях, а потом и на коллегах, неоднократно получавших какую-нибудь шуточную ерунду от «лица, пожелавшего остаться неизвестным». Точно таким же способом я отправлял отчиму анонимные жалобы на руководство концерна «Алиен и Алиен». То есть, на самого папашу Джона. Во-первых, из вредности, а во-вторых, чтобы вечером полюбоваться его кислой миной: разумеется, он прекрасно знал, кого благодарить за эти развесистые кляузы, но припереть меня к стене ему так ни разу и не удалось. Главное, как следует затереть магические «крючки», служащие опорными точками для идентификационных заклинаний и пользоваться Лондонской Совиной Почтой. Пикантный штрих моему щедрому жесту придавало то, что у многоуважаемого зельевара день рождения выпал как раз на начало января, так что я приурочил посылку аккурат к празднику. Однако Северус Снейп не был бы Северусом Снейпом, если бы, получив столь ценный подарок возрадовался и жил бы дальше безмятежно. Так что теперь, он, похоже, ломает голову, кто и с какой радости его так осчастливил. Особенно настораживает моего коллегу то, что никакого подвоха в посылке он так и не нашел: ни тебе проклятья, ни яда, ни одностороннего портключа в Антарктиду. В общем, ничего, что с его шпионской точки зрения стоило потраченных денег и усилий. Эх, Фелицию бы сюда! После Снейпа обзывать меня параноиком она бы точно постеснялась, да и мизантропом, пожалуй, тоже. Как бы там ни было, я свою часть уговора выполнил, а то, что Снейп — неблагодарная скотина, проблемы не мои. — Здравствуйте, мадам Помфри, — получив милостивое разрешение войти, я прикрываю за собой дверь кабинета школьной целительницы. — А, Гил, — она тепло кивает, но ее улыбка тут же сменяется выражением озабоченности. — Что случилось? Беспокойство мадам Помфри можно понять: за прошедший семестр я успел стать для нее надежным поставщиком пациентов. ЗОТИ сложно назвать самым безобидным предметом школьной программы, так что активно постигающим прелести борьбы за свою жизнь с «силами зла» ученикам нередко приходится залечивать синяки, царапины, растяжения и последствия неумело наложенных заклинаний товарищей. С открытием же дуэльного клуба приток страждущих студентов к дверям Больничного крыла только усилился. — А может быть я просто пришел поболтать? — слегка обиженно интересуюсь я, после чего добавляю: — Ну и противоожоговая мазь пришлась бы очень кстати. Скептическим хмыканьем выразив свое отношение к самой мысли о том, что я мог бы прийти просто так, мадам Помфри указывает мне на свободный стул: — Показывайте, молодой человек. В ответ я покорно предъявляю целительнице руку, которой полчаса назад весьма чувствительно приложился к боку кипящего котла. — Да уж, «кстати», это еще мягко сказано, — констатирует мадам Помфри, всесторонне изучив предложенную ей конечность. Она уверенным шагом направляется к аптечному стеллажу, на ходу бросив: — Где вы ухитрились так обжечься? — Мазь от синяков готовил, — в ответ на мое заявление целительница негромко смеется, и я тоже невольно усмехаюсь. Впрочем, параллельно с мазью от синяков я пытался работать еще и с зельем Омоложения, но это уже частности. Данное зелье — одна из немногих разработок, появившихся в двадцать первом веке. Беда в том, что эффект от него держится в среднем минуты четыре, так что специалисты «Алиен и Алиен» в моем времени остервенело бьются над закреплением этого самого эффекта, справедливо полагая, что тот, кому удастся растянуть действие зелья хотя бы до часа, не говоря уже о большем — озолотится. Ну а я пытаюсь решить эту задачку больше из пресловутой любви к искусству, хотя против обогащения в случае успеха тоже ничего не имею, разумеется. Правда пока я понял только одно — болотный аир стабилизирует компоненты, но жаждущим омоложения придется пожертвовать пищеводом: стоит температуре зелья упасть ниже температуры кипения, и весь состав пытается подло самоуничтожиться путем взрыва. — Лучше бы сразу у меня попросили, — с оттенком неодобрения в голосе замечает мадам Помфри, быстрыми и уверенными движениями нанося мазь на место ожога. — Если бы я у вас каждый раз одалживался, меня не вы, так Снейп уже на ноль помножил, — пожимаю плечами я. — Потому что кроме этой мази вы бы ничего больше и не готовили. Несмотря на то, что в Хогвартсе есть целых две официально признанных лаборатории: большая, в подземельях, и малая при Больничном крыле — варить несложные зелья для себя, не нагружая и так занятых специалистов, нам разрешают. Точнее сказать, не запрещают, глядя на подобное так же, как на распитие высокоградусного спиртного во внеучебное время: в принципе нельзя, но если за закрытыми дверями своих апартаментов и без фанатизма, то вроде как и можно. Пользуются этим негласным правом, разумеется, не все, но, например, у Треллони все ее бесчисленные шали насквозь провоняли самопальным «Оракулумом», который она не то паршиво варит, не то сочетая его с кулинарным хересом, невольно сводит на нет весь эффект. Да и у Макгонагал в кабинете я пару раз обращал внимание на тонкий, витающий в воздухе запах зелья от аллергии, в употреблении которого мадам заместительница директора сознаваться категорически не желает. — Как там поживает мандрагоровое зелье? — развивать тему моей гражданской сознательности мне совершенно не хочется, так что я решаю переключить внимание мадам Помфри на что-нибудь другое. — Скоро мы этот сад камней вернем Хаффлпаффу? — Не будьте таким циником, молодой человек, — целительница укоризненно поджимает губы. — Не забывайте, что вы говорите о детях. — Медику ли рассуждать о цинизме, мадам, — подначиваю я и тут же добавляю. — Впрочем, может, вы и правы, конечно, но так значительно проще. — Через две недели все будет полностью готово, — немного смягчившись, извещает меня мадам Помфри. — Думаю, к началу февраля мистер Финч-Флетчли и мистер Колуэл смогут вернуться к занятиям. Я удовлетворенно киваю. Ох, не завидую я пацанам: мало того, что какая-то тварь в камень превратила, так еще и наверстывать пропущенные темы в экстренном порядке придется. Особенно Колуэлу. Впрочем, это все равно лучше, чем лежать тут до весны в ожидании местных, любовно взращенных Спраут мандрагор. Благо схему оперативного решения проблем с окаменением организма мы еще на миссис Норрис обкатали, контакт с поставщиком в Чили налажен, а десять сиклей с носа — не такая уж грандиозная сумма, чтобы кто-то из нас испытал финансовые затруднения. И потом, Дамблдор пообещал в конце года выдать нам премиальные. Не иначе как за щедрость и молчание в тряпочку относительно творящегося вокруг хаоса. Чем дольше в больничном крыле хранятся студентоподобные скульптурные композиции, тем выше у нас у всех шанс нарваться-таки на какую-нибудь проверку со стороны попечительского совета, инициированную взволнованными родителями. Честно говоря, я очень удивлен, что до сих пор родители обоих мальчишек не выносят двери в директорский кабинет, требуя ответа на сакраментальный вопрос «какого черта?». Финч-Флетчли еще ладно, они магглы и, скорее всего, понятия не имеют, куда идти, к кому обращаться и на какой адрес слать гневную почту. Но Колуэлы-то где? Впрочем, не моего ума дела, какие у Патрика отношения с родней. — Меня вот что интересует, — говорю я, когда целительница взмахом палочки накладывает плотную повязку на мою многострадальную руку. — С сэром Николасом-то что делать будем? Он у нас материальной формы не имеет, так что и зельем его опрыскивать без толку. Как вообще лечить того, кто уже умер? — Опрыскивать его нет нужды, — мадам Помфри немного снисходительно улыбается. — Все, что ему нужно, это время. Мы отправили его в нижние подземелья, поближе к магическому источнику: там он постепенно восстановит силы и снова примет прежний вид. Призракам не нужно ничего, кроме магии, а время для них не имеет значения, так что не стоит применять к ним те же правила, что и к живым. — Вы, я вижу, неплохо изучили их природу, — замечаю я, в ответ натыкаясь на нехарактерно мрачный и печальный взгляд целительницы. — Если ваш близкий человек после смерти станет приведением, Гил, вы, должно быть, тоже неплохо научитесь разбираться в таких вещах. Хотя, надеюсь, вам никогда через такое проходить не придется, — негромко замечает мадам Помфри и, очевидно, заметив удивление на моем лице, коротко поясняет. — Мой муж. — Прошу прощения, мадам, — как можно мягче говорю я. Похоже, я невольно попал в чертовски больную для нее тему. — Ничего страшного, — целительница взмахивает рукой, как бы отпуская мне все грехи. — Откуда вам было знать? Он долго и тяжело болел, и даже целители ничем не смогли ему помочь… Всегда трудно смотреть, как любимый день за днем медленно и мучительно умирает, зная, что шансов на улучшение не будет, верно? Но, поверьте, куда проще поплакать над могилой и жить дальше, чем изо дня в день видеть человека, который значил для тебя так много, бесплотной тенью, не имея возможности коснуться и зная, что его душа так и не обрела покой. И все потому что, даже умерев, он так и не смог оставить тебя одного. Впрочем, все это уже дела прошлых лет. — А… где он теперь? — конечно, тему лучше не развивать, но проклятое любопытство так и подмывает докопаться до деталей. — Я его отпустила, — спокойно отвечает мадам Помфри, и я понимаю, что мне пора уходить. Неловко пробормотав слова прощания и благодарности за спасенную руку, я забираю со стола баночку с мазью и оставляю целительницу наедине со своими мыслями. От ее всепонимающего взгляда, если честно, на душе становится еще паршивей. Я знаю только два действенных способ «отпустить» призрака — провести обряд экзорцизма или уничтожить якорь, который привязывал умершего человека к миру живых, и в данном случае речь шла явно о первом варианте, раз уж сама мадам Помфри жива. Вся тонкость экзорцизма заключается в том, что развоплотить привидение может только тот, кто, собственно говоря, и стал причиной его появления. «Всегда трудно смотреть, как любимый человек день за днем медленно и мучительно умирает, зная, что шансов на улучшение не будет, верно?» И зачем только я спрашивал, черт побери? В больничном крыле тихо: новые пациенты пока не поступили, а те, что уже есть, шуметь не могут. По техническим, так сказать, причинам. Однако, выйдя из кабинета, я практически сразу натыкаюсь на двух тихонько перешептывающихся между собой девчонок, в которых, присмотревшись, я без труда опознаю первокурсниц Гриффиндора и Хаффлпаффа. — Мисс Миллтон, мисс Уизли, — я киваю обеим сразу, получая в ответ смущенное «здрастесэр». — У вас что-то случилось? По виду, если честно, не похоже: то ли Макгонагалл все-таки провела задушевную беседу, то ли братья очухались, но Джиневра, по сравнению с осенью, стала выглядеть более спокойной, хотя зеленоватая бледность лица ее все равно не красит. Ну а с Даны Миллтон и вовсе можно демонстрационный плакат писать, под названием «Абсолютно здоровый ребенок». — Нет, сэр, — бросив косой взгляд на явно оробевшую подружку, негромко отзывается Уизли. — Мы просто хотели спросить у мадам Помфри, не можем ли мы навестить Джастина. Они с Даной были друзьями, а я просто пришла за компанию. — Что ж, думаю, мадам Помфри вам не откажет, — я пожимаю плечами, про себя отметив, что кто бы девчонкой наконец ни занялся, он провел очень хорошую работу. Раньше Джиневра и пары слов от смущения связать не могла. По крайней мере на моих уроках. Впрочем, уезжая так далеко от дома, почти все дети поначалу мнутся — со временем проходит: дело привычки. Уже повернувшись, чтобы, наконец, уйти восвояси, я слышу, как эти двое яростно спорят между собой, кто именно будет стучать в дверь кабинета. Все-таки дети — чертовски забавные существа. Особенно девчонки. * * * — Не нравится мне твоя идея, — в очередной раз посетовал Рон прямо Гарри в ухо. — Ну, ты мог бы и не ходить, — точно так же в очередной раз напомнил Поттер. — Спал бы сейчас себе и все. — Спал бы я, как же, — Уизли негромко вздохнул. — Думаешь, я вот так запросто мог бы тебя отпустить неизвестно куда одного? Нет уж, я лучше с тобой, чем гадать, не попался ли ты профессорам. И это хорошо еще, если профессорам, а не Наследнику. — Говоришь прямо как Гермиона, — подначил Поттер друга. На самом деле он был действительно рад, что Рон составил ему компанию в ночном путешествии в заброшенное северное крыло. Чем больше Гарри думал о том, что узнал на отработке от профессора Локхарта, тем сильнее в нем крепла уверенность в том, что Хогвартс действительно обладает разумом. И бережно хранит свою тайну и тайну наследника одного из своих основателей. Может быть, если как следует попросить… Впрочем, как именно он будет просить что-то у замка, Гарри пока не знал, но считал, что они с Роном как-нибудь разберутся. — Да ну тебя, — оскорбился Рон, как будто Поттер только что обозвал его неприличным словом. — Просто ты не жил в волшебном мире, Гарри, и у тебя не было старшего брата разрушителя проклятий. Тебе-то, наверное, никто не рассказывал, какая она, древняя магия, и что она может делать. Билл говорит, гробницы тоже бывают разумными и это… вообще не здорово. А тут еще и чудовище… Кстати, если б Гермиона знала, что мы делаем, она б нас убила! Конечно, Рон был прав и именно поэтому ни он, ни сам Гарри решили подругу в подробности своих планов на ночь не посвящать. Риск, конечно, был, но с приходом зимы нападения прекратились, так что Поттер, как и многие другие, считал, что разводить лишнюю панику все-таки не стоит. — Если Хогвартс и правда живой, Рон, лучше об этом знать, правда? — Гарри хотел, было, пожать плечами, но больно стукнулся локтем о руку Уизли и сдавленно ойкнул. — И потом, понимаешь, мне кажется, что ответы где-то близко, и мы все это время искали не там. Если проход в Тайную комнату где-то в замке, то логично ведь, что он там, где никто не ходит! Иначе его давно уже нашли бы. Может, Локхарт и прав, ни при чем тут Малфой… — Ха! А как по мне, если кто-то в этом и замешан, так это он, — непримиримо прошептал Рон. — Строит из себя... а на самом деле, только отвернись! С последним утверждением друга Гарри был абсолютно согласен: Малфой нередко перед преподавателями корчил из себя примерного ученика, предпочитая гадить исподтишка. Разве что на уроках Снейпа он ни в чем себе не отказывал. Благо, зельевар смотрел на его выходки сквозь пальцы и замечаний ему никогда не делал. Двери, ведущие в северное крыло, оказались накрепко заперты и на заклятие Alohomora реагировать решительно отказались, чем всерьез Гарри расстроили, поскольку никаких других заклинаний ни он, ни Рон не знали. — Ну вот, — жарким шепотом просвистел ему в ухо Уизли. — Зря только шли. Вообще странно это, а? Ну, я в том смысле, что проход к философскому камню в том году они так не заперли, а тут всего и дел, что комнаты с кучами хлама всякого. Гарри в ответ только кивнул. Он тоже был уверен, что после прошлогодних событий с камнем поход в заброшенное крыло окажется легкой прогулкой. Потянуло холодом и через дверь, на которую они с Роном пристально пялились, неторопливо проплыл Кровавый Барон, заставив обоих мальчишек невольно вздрогнуть и затаить дыхание. Они ожидали, что привидение отправится по своим делам, однако Барон вместо этого завис в воздухе и, чуть повернув полупрозрачную голову, посмотрел прямо на них. Гарри только плотнее стиснул зубы, сдерживаясь, чтобы не поежиться: ему казалось, что привидение смотрит ему прямо в глаза и взгляд этот был тяжелым, холодным, как будто оценивающим. А затем барон также молча отвернулся и неторопливо пролетел сквозь противоположную стену коридора. — Пошли отсюда, — Уизли потянул приятеля за локоть. — Он нас, похоже, почувствовал, сейчас преподавателей позовет! — Подожди секунду — Гарри пришло в голову, что, если и проверять свою теорию о разумности замка, то сейчас. Осмотревшись по сторонам, Поттер выбрался из-под мантии и аккуратно приложил ладонь к шершавой створке массивной двери, отчаянно думая о том, что ему очень нужно попасть внутрь. Он даже глаза прикрыл, стараясь как следует сосредоточиться, и какой-то частью своей души искренне веря, что замок ему ответит. И замок ответил. Правда совершенно не так, как Поттер рассчитывал: стоящие возле запертой двери металлические доспехи издали протяжный скрип и тяжелый металлический шлем рухнул прямо на замершего в предвкушении чуда Гарри, в плече которого от удара что-то противно хрустнуло. Правая рука взорвалась острой болью, и Поттер со всего размаху припечатался коленями о холодный каменный пол коридора, под аккомпанемент ужасающего металлического грохота, который наверняка был слышен даже на Астрономической башне.