Ты её любишь?

Как-то Такенага спросил у него: - Скажи, Кёхей, ты ведь любишь Сунако-чан? – голос «принца» звучал серьёзно, в глазах читалась нешуточная заинтересованность, будто он действительно всей душой желал услышать ответ. Кёхей тогда не знал, что троица его друзей, вечно неугомонных и сующих нос не в своё дело, почему-то была свято уверена в том, что они с Накахарой по уши друг в друга влюблены, но из-за присущего обоим упрямства никак не желают признать очевидное. Парни всегда были мастаки сочинять всякие небылицы. Вопрос застал Кёхея врасплох – он не сразу сообразил, что на него ответить, а потому реакция его было стандартной: покраснев, Такано сообщил другу всё, что о нём думает, сделав это грубо и зло. А потом всерьёз озадачился. Любит ли он Накахару Сунако? Надо быть полным идиотом, чтобы спрашивать подобные глупости! Как, скажите, как можно любить это безумно хихикающее над особо кровавыми сценами в фильме нечто?! А её лучшие друзья?! А бесконечные попытки его убить?! А совершеннейшая неспособность выносить его лицо ближе чем на расстоянии вытянутой руки от её физиономии дольше десяти секунд (Кёхей засекал)?! А эта аура, притягивающая к себе призраков, вампиров и прочие создания, о существовании которых Такано всегда отзывался: «Чё? Да это бабушкины сказки!» У него был целый легион чокнутых фанаток, которые отравляли ему жизнь. И Накахара с её странностями была в его глазах ничем не лучше их. Правда, когда она становилась нормальной из-за очередного помутнения в её крошечном мозгу, это было ещё хуже, чем все её причуды вместе взятые. Разве что она никогда не пыталась его изнасиловать... Хотя… в их безумной совместной жизни случалось и не такое. С другой стороны, из всех его знакомых никто не готовил лучше Накахары. Можете говорить, что угодно, про то, что поговорка о пути, лежащем к мужскому сердцу через желудок, изжила себя, но для Кёхея главной целью в жизни всегда было вкусно поесть. В этом плане Сунако его вполне устраивала. Он готов был сносить любые её странные замашки, лишь бы стол всегда был накрыт (разумеется, только не морковным изобилием, которым она когда-то пыталась его поддразнить). Ещё она была своя в доску. С ней можно было напиться пива, а потом пойти и подраться с первой попавшейся подозрительной компанией. Или устроить соревнования за последний лакомый кусочек, оставшийся от праздничного обеда. Или поспорить, кто лучший рыбак, спортсмен, грибник... Да что там говорить, для того, чтобы посчитать количество соревнований, в которых они принимали участие, Кёхею не хватит не только пальцев на руках и ногах, но и волос на голове. Они с Накахарой были вечными соперниками. И это – готовность принять вызов – одна из немногих вещей, которые ему в ней нравились. Но говорить о любви? Такенага вообще в своём уме? То, что Кёхей всегда вынужден вытаскивать эту придурочную из разных передряг и что он всегда это делает, ещё не означает, что здесь замешаны какие-то чувства. Шкурный интерес, не более того. Кёхей почесал в затылке и тихо выругался сквозь зубы. Он напоминал себе человека, которому приказали не думать о белой обезьяне – до этого никогда даже в голову не приходило ничего подобного, а теперь вдруг никак не получалось избавиться от навязчивых мыслей. Накахара Сунако и чувства к ней стали его личной белой обезьяной. И это раздражало. Вот уже неделю Такано Кёхей был одержим своей сожительницей. Он задумчиво изучал её, пристально, преувеличено внимательно, точно биолог редкую букашку, и никак не мог себя заставить прекратить столь бессмысленное занятие. Не получалось. Он всегда ненавидел девиц, которые не признавали, что у их кумира должно быть личное пространство, но за минувшие семь дней сам превратился в такую фанатку. Сунако делала вид, что ничего не замечает, но невооружённым глазом было заметно, что с каждым днём подобное пристальное внимание к её особе нравится ей всё меньше и меньше. Нет, Кёхей не приставал к ней, не зажимал в углу, как делал это, когда хотел её подразнить, не вынуждал Сунако падать в обмороки или зажимать сочащийся кровью нос руками. Нет, подобное было слишком напряжно и местами опасно, а отсутствием инстинкта самосохранения Такано никогда не страдал. Он просто следил за ней, словно гадкий сталкер, но остановиться не мог. Попробовав себя один раз в роли извращенца в поезде, уже не остановишься – безнаказанность пьянит, заставляет вообразить себя едва ли не всемогущим. Вот и сейчас, пока Накахара терпела, а Кёхей изо всех сил, но безуспешно пытался разобраться в себе, нажать на тормоз и дать задний ход не было никакой возможности. Сунако, скрипя зубами, орудовала щёткой для пыли, сжимая и разжимая древко. Ещё пара минут, и у девушки появится две щётки. Кёхей же пристально буравил её спину взглядом и совершенно не замечал её взвинченного состояния – у Накахары разве что пар из ушей не валил от злости. Клавиши стоящего в гостиной рояля жалобно заныли, когда Сунако с силой прошлась по ним. У Кёхея не было музыкального слуха, но даже он поморщился. - Накахара, не ломай инструмент, – ворчливо заявил он. Она неопределённо дёрнула плечами и прошлась по клавишам ещё раз. Это очередная попытка поиздеваться над сияющим созданием? - Чёрт тебя подери, Накахара! – прорычал Кёхей, подскакивая к ней почти вплотную и сверля пылающими от гнева глазами. Их взгляды встретились, и парень увидел точно такое же, как у него, пламя в фиалковой глубине глаз стоящей напротив девушки. Древко щётки под побелевшими от напряжения пальцами треснуло и сложилось пополам. - Не нравится, как я убираюсь, вперёд, занимайся этим сам! – грубо ответила Сунако и попыталась отвернуться. – Мой личный сталкер должен был уже выучить, как я это делаю, и теперь может без проблем всё повторить. Не в бровь, а в глаз. Вот дерьмо, Накахара, почему ты всегда знаешь, куда бить?! Кёхей почувствовал, что краснеет. Стыд жёг щёки, вынуждая опустить лицо и отойти в сторону, чтобы потом позорно сбежать. Но Такано остался. Он не доставит Сунако такого счастья, как очередная победа над ним. Ни за что. - Эй, не смей обзываться! Хватит уже и того, что ты зовёшь меня «сияющим созданием»! - Тогда почему ты всю неделю преследуешь меня? «Потому что пытаюсь понять, испытываю ли я к тебе хоть что-нибудь. Надо же хотя бы самому себе ответить на вопрос Такенаги», – если он это скажет, Накахара его засмеёт. - По-моему, кто-то слишком мнителен, тебе не кажется? – ехидно произнёс молодой человек. Лицо Сунако исказилось от злости. В такие моменты в том, что она пугающая, жуткая, ужасающая девочка из кошмаров, было невозможно сомневаться. - По-моему, кто-то нагло врёт! – парировала Сунако. – Что тебе от меня нужно, сияющее создание?! Зачем ты преследуешь меня? - Я же сказал, что это не так! – начиная заводиться, отозвался парень. - Да? Тогда почему ты сидишь и смотришь, как я убираюсь? – Накахара подозрительно сощурилась. От неё ощутимо повеяло опасностью, и Кёхей отступил на шаг назад. - Я? Смотрю на тебя? – притворно возмутился он, энергично размахивая руками. – Да на кой ляд ты мне нужна?! Я вообще-то телевизор смотрел! - Он выключен, – на всякий случай напомнила она. - Ну, собирался посмотреть. А до этого сидел и изучал программу. И вообще, не придирайся к словам, Накахара. Раздражаешь. Округлив глаза, она потрясённо и слабо взмахнула останками щётки. Кёхей, успевший наловчиться за месяцы тренировок, машинально увернулся от удара, но Сунако не собиралась нападать. Во всяком случае, пока что. - Раздражаю?! Я?! Да ты... да я... – невразумительно бормотала девушка. Иногда, участвуя в очередном споре с сожительницей, Кёхей точно так же бессмысленно шевелил губами, вслух издавая нечленораздельные звуки, а мысленно костеря Накахару последними словами. Сейчас, наблюдая за её реакцией, он почувствовал себя почти отомщенным. - Что, сказать нечего? – хихикнув, спросил Кёхей. Он ощущал себя мальчиком, который носком ботинка дразнит мирно дремлющую кобру: опасно, но от этого не менее волнующе и увлекательно. В такие минуты, когда её глаза начинали опасно темнеть от гнева, а сама девушка готова была вот-вот броситься в атаку, Кёхей мог с уверенностью заявить, что по уши влюблён. Мысль эта была неожиданной, как выстрел, и парень едва не сел на пол от удивления. Отчасти именно поэтому, когда окончательно вышедшая из себя кобра открыла капюшон и напала, обнажая тоненькие клыки для укуса, он среагировал недостаточно оперативно. Когда у одного из них заканчивались аргументы, хорошая потасовка всегда позволяла поставить точку в споре. Кёхей никогда не был джентльменом или просто воспитанным парнем, поэтому не видел ничего зазорного в том, чтобы ударить девушку. Тем более если эта девушка так долго его раздражала. Он любил с ней сражаться. Это были те немногие минуты, когда Сунако, забыв обо всём, бесстрашно находилась совсем близко. Глаза горят демоническим огнём, волосы растрёпаны, руки, сжатые в кулачки, мелькают так быстро, что без должной сноровки и не заметишь. Она была слишком возбуждена, чтобы видеть его свечение, он – наслаждался её светом, мрачным тёмным сиянием, не менее привлекательным, чем его – белое и ослепляющее. Но, чёрт возьми, Накахара никогда не сражалась по правилам! И за это он с удовольствием свернул бы ей шею. - Чокнутая стерва! – прорычал Кёхей, зажимая ноющую коленку, мысленно благодаря небеса, что Сунако не стала бить его ниже пояса. – Как, как такая идиотка может нравиться?! Это же бред! – продолжал он. От боли по щекам текли слёзы. – Если Такенага ещё раз спросит, так ему и скажу. Что ты ни фига мне не нравишься! Ясно? Чуть хромая, Кёхей направился в сторону лестницы. Сунако стояла посреди гостиной, всё ещё сжимая в пальцах щётку. Недоумённо пожав плечами, она развернулась и пошла в кладовку – за новым инвентарём. «Чёрт, чёрт, чёрт!» - мысленно ругался Кёхей, цепляясь за перила и медленно опускаясь на ступеньки – подняться наверх казалось почти невыполнимой задачей. Он снова сверлил взглядом спину Накахары и медленно потирал грудь в области сердца. Последнее колотилось, словно поставило перед собой цель во что бы то ни стало вырваться на волю. Накахара Сунако ему не нравилась. В ней было слишком много того, что бесило его до невозможности и что с лихвой перевешивало все её положительные качества. Это было примерно так же, как на одну чашу весов положить стальную гирю, а на другую – три соломинки. Нет, он был совершенно честен, когда сказал, что она ему не нравится. А то, что его слова её не впечатлили, его совсем не волнует. Сунако, всегда твердившая о том, что такому сияющему созданию, как он, никогда не понравится такая мрачная девушка, как она, поняла это почти сразу. И её догадка оказалась верна. Теперь Кёхей знал, что ответил бы на вопрос Такенаги. Она ему не нравилась. И не понравится никогда. Так что Кёхей совсем не был влюблён в Накахару Сунако. Он её любил.