Жги!

Каждый день. Каждый день Чума убивает людей. Каждый день она распространяется по городу. Каждый день жертв становится больше. Я должен спасти людей! Излечить Поветрие! Я нашел пациента… он болен, определенно! От него несет Смертью за версту, но уже поздно. Я его вылечу. Языки пламени тянутся вверх, обгладывая его кожу. — Жги… жги еще! — кричит что-то в моей голове. Мужчина переворачивается на живот, собрав остатки сил, старается потушить огонь, пожирающий его лицо и руки, но нет… Ему не избавиться от моего лекарства! Я наступаю сапогом на спину больного, заставляя лежать смирно и принимать столь суровый метод излечения. Он уже не кричит, как сначала. Хрипит, вдыхая запах собственной горящей плоти, но все еще вырывается. Я заинтересованно наблюдаю, как огонь переходит на его бока, спину. Одежды загораются, вспыхивают. Запахи жженой ткани и плоти смешиваются в воздухе. Это грязный город. Грязный, зараженный. Здесь повсюду, везде Чума! Она прячется по бесчисленным углам и подворотням, по гнилым улицам и не менее гнилым домам. Черные, больные люди ходят по этой земле. Им всем нужно… лечение. Они и не видят, что сами стали паразитами, разносчиками Черной Смерти! Разносчиками зла и тьмы! Но ничего… Я их вылечу. Исцелю от зла город, опустившийся на дно… Оставив пациента догорать, я иду дальше. Он уже излечен. Дверь в дом открыта. Наверное, они ждут меня. Свое исцеление… Я медленно иду по скрипучим доскам коридора, покручивая скальпель в руке. Вижу Чуму за соседней дверью. Слышу ее хриплый смех. Слышу, как она сжимает очередную жертву в своих костлявых объятиях. Подойдя к заветной комнаты, я различаю всхлипы. О, вот и мой пациент! Перед моим взором сидит ребенок. Девочка, судорожно глотавшая воздух. Маленькие ручки вцепились в игрушечного медведя, глаза широко раскрыты. Да, она боится. Но ничего страшного, малышка, ведь докторов нельзя бояться! Я медленно подхожу к девочке, а она отползает назад. Так продолжалось, пока она не нащупала стену. Как мышка, загнанная в угол. В ее голубых глазах плещется страх. Тяжелый, гнетущий, безграничный. Девочка не может вымолвить ни слова, прижимая к себе игрушку, дрожит. Я улыбаюсь. Улыбаюсь, несмотря на то, что она не видит этой улыбки под маской с длинным клювом. Для меня это лицо, да… именно лицо. Неожиданно, ребенок захотел сбежать! Ну, нет уж. Я хватаю ее за воротник цветастого платьица. Маленькая, но уже такая черная, оскверненная. Ее визг прорывает ночную тишину, но я не отступлю. Она больна! Как грустно. Девчонка уже лежит на столе и стонет. Стонет от ужаса, стонет из-за того, что уже нет сил кричать. Наглая больная пыталась сбежать! Пришлось привязывать ее к столу. Я уже все подготовил: разложил на стуле пробирки с настойками, скальпель, нити и иглу. Она ворочается, как только я подношу инструмент к ее грудной клетке. Бедный, бедный больной ребенок. Провожу скальпелем по тонкой бледной коже. Прикосновение холодного металла заставляет девочку вздрогнуть. Тонкая красная дорожка темнеет, а в тусклом свете свечи и вовсе кажется черной. Я сильнее нажимаю на скальпель, делая порез более глубоким. Кровь хлынула из раны, стекая вниз, по худому бледному телу. Больше не слышу ее всхлипов. Наверное, болевой шок. Обморок. Я продолжил свое занятие. Лишь спустя какое-то время, смог вскрыть грудную клетку ребенка. Осталось раздвинуть ребра и добраться до сердца. Отложив скальпель, осторожно прикасаюсь к костям. Такая маленькая девочка, что страшно случайно сломать. Но я справляюсь. Вижу ее слабо бьющееся сердце. Не теряя ни минуты, беру баночку с припаркой и выливаю прямо внутрь ее груди. К клюву маски поднимается еле заметная дымка. Завороженный смотрю на то, как ее кровь темнеет сильнее, перенося эту черноту внутрь, по всему организму. Под бледной, почти белой кожей я вижу эти чернеющие полосы сосудов и капилляров. Хватит пялиться! Я ведь еще не закончил… Аккуратный шов, пересекающий грудь. Вытираю мокрыми бинтами кровь, любуясь на свою работу. Но Чума. Она здесь… Я чувствую. Нужно избавиться! Излечить! В воздухе пахнет керосином. Даже сквозь клюв и смеси лекарственных трав внутри него, уксуса и прочих добавок я чувствую это. Слышу, как пациентка просыпается. Шорох разрезанного скальпелем платья, тихий стук ее туфелек по полу. Оглянувшись, вижу ее пустой взгляд, устремленный в никуда. Ранее голубые ясные глаза затуманились, а белое фарфоровое лицо покрыто темными линиями, где проходят вены. Девочка медленно идет к упавшему медведю, хлюпая ногами по разлитой жидкости на полу. Уже не следя за действиями, иду к выходу. — Жги! Сделай это! — снова этот голос… Я зажигаю факел и медленно опускаю его вниз, стоя у дверного проема. Мгновенно деревяшки воспламеняются, окутывая помещение алыми лентами огня. Они, словно цепные псы, рвутся дальше, вглубь дома, заполоняя собой все пространство. Выйдя из этого хаоса, я оборачиваюсь и удивленно смотрю вперед: кругом стоят люди с закрытыми шлемами, на меня наставлены оружия. Раскалённый воздух расплавился, пронизанный столбами густого дыма. Жаром выбило оконные стекла. Сотни, тысячи мельчайших осколков оросили улицу, словно дождем. От резкого звука я оборачиваюсь назад, но эти люди дают мне знак, что лучше стоять ровно. Повинуюсь, замерев на месте. Взгляд скользнул по каменным зданиям. Свет в окнах непривычный глазу: синий, или же светло-желтый. Грязный город. Больной город. Вой сирен утихает. Люди завязывают руки, цепляют на меня какой-то стальной ошейник. Схватили, будто злодея… Что я вижу теперь? Ежедневно, постоянно вижу прозрачные стены. Камеры. Охрана. Когда меня ведут на очередной допрос, я спокоен. Абсолютно спокоен. — Что это за место? — однажды, будто невзначай спрашиваю я, когда меня вновь ведут по длинному белому коридору. — Что? Это лабор… — человек оборачивается ко мне и от неожиданности роняет какую-то коробочку. — Лаборатория? Просто великолепно, — протягиваю я. — Теперь я не нахожу удивительным то, что видел здесь столь мало жертв недуга. — Д-да… — выдыхает молодой человек, подобрав коробок и пялясь на него, словно боясь теперь смотреть на меня. — Видите ли, я думал, вы не способны говорить. Я несколько испуган тем, что вы… хм… можете. — О, ну конечно, уважаемый сэр. Просто предпочитаю молчать. Большинство жертв недуга слишком подавлены и не в состоянии вести беседу. Я видел вас несколько раз и не определил в вас болезни, поэтому полагаю, что вы тоже доктор? — Да, в общем. Зовите меня П… — О, боюсь, я прослушиваю его имя. — Но о каком «недуге» вы говорите? — Конечно же, милый доктор, о Великом поветрии. О чем же еще? Удивлен. Он не знает, чем нынче заражен мир? — Великое пове… А, чума. Этого следовало ожидать. Но здесь никто не заражён, могу вас уверить. Он отворачивается обратно и продолжает путь, махнув мне, чтобы я следовал за ним. — О, милый доктор, я могу уверить вас, Поветрие здесь, и я его чую! — Кивнув, шагаю за доктором. — Мое призвание — избавить мир от него. Мое лечение самое эффективное. — Ваше лечение? Ваше лечение стоило сотен жизней! — Вижу, как молодой человек сжал руки в кулаки. — Ваше лечение — это ошибка! — Милый доктор, мое лечение самое эффективное, — отрезаю я, продолжая изучать затылок этого нахала. Да как он смеет осуждать мои методы?! Но тут я замираю на месте. Знакомый запах… Запах Смерти. Чумы! — Жги, — вновь кричит голос, — жги их всех!