Бежать по льду

Каждый шаг сопряжён с трудностями: оступишься, чуть сменишь траекторию — тебе конец. Чуть не рассчитаешь силу — выбываешь. Здесь важно всё — от дыхания до отточенности движений. И вести себя нужно осторожно, просчитывая свои действия, а не бросаться наобум, думая, что и так сойдёт. Это не та стихия, что прощает подобные вольности, — за ошибки приходится платить, не всегда материально, но всегда ощутимо. Будь то моральный ущерб или серьёзная травма. Кобаякава Сена впервые ступил на это поприще не по своей воле, поэтому страх и неуверенность сковывали его действия. Ещё до этого выбора — по сути, полностью изменившего его жизнь, — он считал, что не представляет из себя ничего примечательного, выдающегося или же талантливого. Всего лишь ещё один из толпы обывателей, разве что немного более трусливый — страх постоянно гнал его вперёд. Вперёд — чтобы убежать. Вперёд — чтобы подстроиться. Вперёд — чтобы избежать неприятностей. Но никогда для достижения цели. Плыть по течению — это всё, что Сена раньше мог и умел. Ничего особенного, многие живут так же, не особо от этого страдая. Вот и он тоже так делал — жил, бежал, не представлял из себя ничего особенного. Ни-че-го. А ведь это сравнимо с пустым местом, если заострить внимание именно на этом слове. Хотя вряд ли он был именно таким, в противном случае его бы не заметил Хирума. То ли проклятие, то ли наваждение: по-своему справедливый, с жёстким характером, отдающий всего себя любимому делу, Хирума запал в самое сердце. Сначала как пример для подражания — конечно, лишь чуть-чуть, но Сена пытался быть на него похожим: не бояться, полностью погружаться в процесс, работать над собой со стопроцентной отдачей. Тренироваться как можно больше, чтобы ступать на поле уверенно, чтобы знать, что делать и как заполучить вожделенный результат. И чтобы удостоиться одобрительного… пинка? Страх пропал, появилась уверенность, а Хирума из недосягаемого небожителя стал почти человеком. Постепенно Сена научился видеть и его слабости, ведь нет же абсолютно непробиваемых людей. Усталость, боль, радость и доверие — хоть и выражаемые порою весьма странным образом — были ему доступны, делая ближе к команде, человечнее. И именно последний факт сыграл с Сеной злую шутку. Притягивая в своём сознании кого-то далёкого и недоступного в позицию почти равного себе, более понятного и, наверное, близкого, он не предполагал, что существует вероятность проявления чувств иного толка. Сначала Сена не обращал внимания, не придавал особого значения, ведь так, наверное, бывает со всеми. Просто слишком много времени проводят рядом, просто слишком близко друг к другу находятся, просто слишком хорошо стали понимать то, что другой имел в виду. Ему прочили место капитана после ухода Хирумы, а тот и не отрицал — лишь усиленнее тренировал, подкидывал мозголомные схемы, занимая всё больше и больше места в жизни Сены. Случайных взглядов во время тренировок стало не хватать, глаза словно сами находили Хируму в любое время. Сена старался не рассматривать его слишком бесцеремонно, но тот каким-то образом чувствовал направленное на него внимание — кожей, что ли? — и каждый раз оборачивался с любопытством. И каждый раз Сена предательски краснел, ловя вопросительный взгляд. Потом начался маленький — хотя с точки зрения Сены просто чудовищный — персональный ад. Прикосновения. Просто соприкоснуться руками при объяснении схемы было для него немыслимым и вызывало теперь такую бурю эмоций, что впору было убегать с максимальной скоростью и прятаться с надеждой, что в ближайшее время его никто не найдёт. Избегать подобных ситуаций было невозможно, не краснеть при этом — практически нереально. Не слышать понимающего хмыканья Хирумы — убийственно. Сена сравнил бы свою ситуацию с опасностями при попадании на поле боя, если бы огнестрельное оружие и взрывчатка не преследовали его и в реальной жизни. Нужно было непрестанно следить за собственными эмоциями, не краснея при каждом прикосновении, за словами — иногда речь превращалась в невнятное восхищённое бормотание, сопровождаемое неизменным румянцем, за движениями — рядом с Хирумой руки начинали дрожать, отчего Сена постоянно всё ронял. А ещё эти понимающие взгляды… Словно все вокруг были прекрасно осведомлены о душевном состоянии Сены, но никак на это не реагировали. Не было разговоров, подколок... да ничего не было! Кроме взглядов, которые через пару недель основательно начали выводить из себя — уж лучше бы осуждали. Что бы Сена ни делал: осторожничал, шифровался, пытался не обращать внимания — результат был одинаковым. Пристальное безмолвное наблюдение, в котором определённо чётко читалось: “Все знают”. Если лёд трескается под твоими ногами, то остаётся лишь бежать вперёд, не думая ни о чём, не вспоминая о возможности необратимых последствий, о том, что за свои ошибки приходится платить. Нужно лишь распахнуть дверь на полном ходу, влететь в клубную комнату, не снижая скорости, и, наплевав на все условности и находящихся внутри людей, крепко обнять его. — Хирума-сан, я должен вам сказать кое-что очень важное!