Cher ami

Он шёл за ним по пятам, выслеживал, как дикого зверя. Кутаясь в зимнюю шинель, свой старый шарф, отогреваясь у костров своих солдат. По лесам, среди остывающих пепелищ, по следам французского обоза. - Эй, пострел! Были в вашей деревне французы? - Шаромыжники-то? Были, дядя! Один, высокий такой. Мне даже фуражку свою подарил. А я ему взамен свою старую шапку. Больно уж жалкий у них был вид. Отец велел им хлеба дать по христианскому обычаю. Я отнёс. - А не было ли среди них такого с длинными золотистыми волосами, голубыми глазами и с розой в петлице? - Был один. Хе-хе... Роза его совсем зачахла и почернела, а он не выбрасывает... Чудак. - Куда же они пошли? - Брагинский легко потрепал мальчика по волосам, стряхивая с них снег. - Во-он туда! - махнул он рукой и получил за помощь кусок сахара. Иван шагал размашистыми шагами через сугробы, вскоре он заметил занесённые снегом следы, которые уводили всё дальше и дальше через лес. Холод пробирался под шинель, но Брагинский упрямо шёл вперёд, согреваясь движением. - Пожалуйста, помилуй меня, батюшка Мороз... - шептал он, смахивая леденеющую влагу с ресниц. Внезапно он остановился. Тишину нарушили несколько торопливых хлопков. Брагинский узнал французские и русские мушкеты. Не теряя ни секунды, он бросился на звук и скоро оказался на небольшой поляне, посреди которой тлели угли, оставшиеся от костра, а вокруг валялись тела убитых французов. В полумраке он не видел цвета их мундиров, да за тряпьём, которым они все пытались спастись от холода, их и днем было бы не рассмотреть. Русский растерянно опустил руки, оглядывая небольшое поле боя. Вдруг он увидел, как один из французов пошевелился. Тот единственный не был замотан в бабьи платки и не примерил овчинного тулупа, отобранного у кого-то из крестьян. - Франциск... - Иван подошёл к нему и заглянул в почти остекленевшие от боли, но очень знакомые глаза. Конечно, больно, когда твоё сердце пронзает сталь. Из груди Франции торчала рукоять сабли, а он изо всех сил пытался вытащить её. В том, что ему это удастся, Брагинский не сомневался и ждал. Зная, что ему опасно помогать, ведь лезвие может сместиться, и тогда новая рана будет уже не от простого человека, а от страны, и станет гораздо серьёзнее. А Франциск словно не видел его. Он тяжело дышал и тихо скулил, сдвигая саблю по миллиметру. Смотреть на это Брагинскому было невыносимо, даже из мести. Иван прижал ладонь к груди, слушая биение своего обожжённого сердца, прислушиваясь к тишине в темнеющем лесу. - Что? - наконец, простонал тот, раня ладони, сжимая лезвие сабли, но уже почти закончив этот неприятный для обоих процесс. А потом снова застонал сквозь сжатые зубы. В этот момент Брагинский не выдержал и одним резким движением вытащил саблю из его груди. - Бастард! - выдохнул тот вместе с кровью, опрокинувшись на бок и орошая алыми каплями белый снег. - Пришёл помучить меня? Или хочешь убить? Посмотреть на мою смерть пришёл? - говорил он, захлёбываясь кровью. - Не говори так, Франциск, ты будешь жить, - Иван слегка улыбнулся и опустился на снег рядом с ним. - Мы с тобой ещё станцуем. Франция затих, а потом вдруг весело хмыкнул, и глаза его кокетливо улыбались, отвечая на взгляд Ивана. - Обещаешь мне вальс? - промурлыкал он, тяжело дыша, но стараясь казаться спокойнее и выносливее, чем был. - Конечно. Первый мой танец твой. Когда я войду в Париж, мы устроим бал в честь этого. Франция резко закашлялся и попытался встать. Но ничего не вышло. Брагинский крепко держал его за плечи. Да и рана была серьёзной, хотя и не смертельной. - Умеешь ты подбодрить, - скривил он губы и постучал зубами, прежде чем сжать их до скрежета. - Как можно жить в таком холоде? - Для лучшего друга всё, что угодно... - невесело ответил русский и прилёг рядом с ним прямо на снег, накрывая француза краем своего шарфа. - Не поднимайся, ранения ослабили тебя. - Зачем ты пришёл? Убить меня ты всё одно не сможешь. Моя земля далеко отсюда... Уходи, оставь меня одного. Он перевернулся на живот и пополз по снегу, отчаянно ругаясь и тяжело вздыхая после каждого рывка. - Ты устал... - Брагинский поднялся на колени и слегка дёрнул француза за ногу. - Передохни, и поползёшь дальше. - Мне бы только добраться до дома... Ты ещё попляшешь, - Франция бессильно опустил лицо в снег. - Обязательно, cher ami, - Иван тихо усмехнулся и поднялся, подходя к костру, начиная раздувать угли, подбрасывая в него хворосту, лежащего охапкой рядом. - Это хорошо, что у тебя есть цель. Один мой знакомый сказал: если у тебя есть цель, иди к ней. Не получается идти? Ползи к ней. Не можешь ползти? Ляг и лежи в направлении цели. Когда он обернулся, француз сидел на снегу, подобрав ноги, прижав колени к груди, и сверлил его злобным взглядом. - Ну что ж ты не лежишь? - Что ты делаешь? - настороженно спросил его Франциск на ломанном русском, покосившись на факел в его руке. - Что? А, это? Согреться хочу. Холод собачий, если ты не заметил, - он разжёг костёр, а потом стал оттаскивать тела убитых подальше, чтобы не натыкаться постоянно то на руки, то на ноги. Этот процесс немного согрел его. - В последний раз, когда ты хотел согреться, ты сжёг свою Москву. Упоминание о Москве заставило Брагинского оскалиться от злобы жутких воспоминаний и прижать руку к сердцу, но спокойствие быстро вернулось, хорошо, что француз в это время был занят своими обмороженными ступнями. Русский глубоко вздохнул и задал тот вопрос, который долгое время смущал его. - Скажи, почему ты решил пойти на Москву, а не сразу на Петербург? Франция вскинулся, звеня кончиками обледеневших волос. - Потому что сперва я хотел завоевать т-твоё сердце, и думал, что разум капитулирует сам. А т-ты и впрямь обезумел, - Франция передёрнул плечами и крепче обнял свои колени, растирая ноги. - Но совсем не т-так, как хотелось бы мне. Знаешь, Иван, если ты будешь так реагировать каждый раз, у тебя никогда никого не будет. - Сердце?! - Иван ссутулился, сидя у костра и глядя сквозь пламя на попытки Франции подняться. - Жалко, что мы встретились так. Это должна была быть схватка века. А я сейчас слишком голоден и замёрз, чтобы нападать... Брагинский вздохнул и достал из походного ранца немного хлеба с сушеным мясом. - Тогда иди сюда, cher ami. Согреешься и поешь. *** На улицах Парижа было шумно, многотысячный город был обречён на сдачу. Франциск не покинул его, как когда-то давно, будто в другой жизни, Брагинский остался в Москве. Он смотрел в окно на то, как снаружи собирается народ, встречая русские, английские и прусские войска. Он смотрел в окно и плакал, глотая кислое сухое вино. В парках и садах цвела магнолия, а в его доме играл, не смолкая, клавесин. Звук тяжёлых армейских шагов на мгновение отвлёк его. Брагинский с огромным букетом ароматных магнолий ворвался в его комнату, словно вихрем сметая со стола бутылку и разливая вино по дорогому паркету. Цветы осыпали комнату и ничего не понимающего Францию. - Иван? - Я здесь, чтобы исполнить своё обещание! - громогласно возвестил он, и только сейчас Франциск услышал, что в его доме играет вальс, тот самый, что он слышал на одном из приёмов в Санкт-Петербурге. Тяжело вздохнув, он поднялся, будто на казнь, отчётливо ощущая, как по его собственному сердцу маршируют вражеские войска. Лёгкая улыбка тронула губы. И он покачнулся от слабости, неожиданно попадая в руки Российской Империи. Иван прижал его к себе и начал легко вальсировать по комнате, увлекая стройного мужчину в одних военных рейтузах и свободной белоснежной рубашке за собой, Франциск положил руку ему на плечо. - Ах, Иван... - всхлипнул он, повиснув на плече бывшего друга, врага, кто он ему в самом деле, Бонфуа не мог понять, да и не хотел. - А помнишь, как я тебя чуть не заколол? А как чуть не вырвал сердце? - Ты самоубийца, напоминать мне об этом в такую минуту... Но я не хочу мстить, cher ami. Вальс всё ускорялся и, если сперва Франциск пытался поспевать за Иваном, то теперь просто повис на нём, тогда Ваня остановился, аккуратно опуская его на диван. - Я хотел тебя больше всего... Но теперь ты владеешь мной по праву, - Бонфуа потянулся к Брагинскому, не отпуская от себя, прижался, прильнул, скользнул пальцами по подбородку, соблазнительно закусывая губу, выгибаясь в спине и разводя ноги, словно опытная куртизанка. - Кроме вальса, cher ami, я ничего тебе не обещал... - сладко улыбнулся Брагинский, нависая над ним и насмешливо оглядывая предоставленную ему честь. - Но... Ты ведь покорил моё сердце. Оно теперь у твоих ног... - разочарованно прошептал француз и осторожно коснулся губ Ивана кончиками пальцев. Тот невесомо и словно в насмешку поцеловал их и отстранился, выпрямляясь во весь рост. - Я иначе представляю любовь, cher ami. - Je t’aime… - в драматическом отчаянии простонал Франция. - И я тебя... - с лёгкой улыбкой произнёс Российская Империя и вышел из комнаты, легко сбегая по лестнице, выбегая на улицу, вскакивая на коня, догоняя своих драгунов и запевая строевую.