Кому нужна её любовь?

      Кому нужна её любовь? Да, никому. Отцу, возможно, милой Ханси, что вечно в детях и мыслях. Которая никогда не отказывается от порции нежности. Дружеской, такой воздушной, которая как кислородный коктейль: всё тянется и пахнет сахаром с клубникой, а на языке тает, как тёплое мороженое. Нанаба, что не сильно её знает, наверно не откажется, если Петра поделится этой нежностью. И это будет уже зефирка тоже воздушная, сладкая на вкус, но слишком маленькая для большой Наны. Рене, что так освещает своим светом, не отказалась бы от частички нежности. Для неё она бы была, как кусочек приторного кондитерского шоколада, что пригорает, если его постараться растопить, покрывается белой пеленой, но не менее нежная, ласковая, обволакивающая горло, так сладко, так крепко. Майк бы тоже не посмел отказать. Возможно, из вежливости, возможно, из жалости, возможно, они и правда подружились. И для него это был бы запах фиалок, которые только-только расцвели после дождливой ночи, раскрыли свои тёмные бутончики, источая шелковистый и тёплый запах, вызывая образ родного человека в голове. Даже Эрвин. Даже он бы не посмел вернуть кусочек нежности Петры, который стал для него старым пергаментом с чьими-то размышлениями, над которыми можно просидеть годами, даже веками, думая и размышляя, но, так и не отвечая однозначно на все вопросы.       А как делает тот, кого любит она? Всё топчется с оставшимся кусочком в руках, размышляет и думает — отдавать или нет. К кому она пришла со своей любовью? Нужна ли она этому человеку? Кажется — нет. На что она надеется? На то, что человек, который любил максимум дважды в жизни, обратит на своё холодное внимание на неё и внезапно полюбит? Это не сказка хоть здесь есть принцы, но так и не осталось принцесс и драконов. Здесь всё было слишком тихо, чтобы думать о случайных знакомых, которых с тобой дважды свела случайность. Бог любит троицу, но ей было легче уйти, отказаться и уйти. Не надеясь на что-то третье. Зачем? Чтобы потом узнать, насколько она ему неинтересна? Она не увлекается научными книгами, не умна как Эрвин, не забавна, как Ханси, не сильна, как Нана, не по-детски обаятельна, как Рене. Так какого чёрта она вообще пришла в его пространство со своим жалким желанием любить?       Это лишь её жалкое желание, её крохотный кусочек, что она так наивно пытается отдать тому, кому это совершенно не нужно. Ведь стоит оставить эту идею. Зачем доверять своё сердце тому, кто его просто... оставит на полке, в лучшем случае. Заставит изливаться кровью от одиночества, заливать ей пол, что был так чисто по-педантски вымыт, получить пару раз по плоти за грязь. А потом лежать иссушенным и гнить, ждать, пока тебя изъедят мухи, а потом быть выкинутым на помойку за ужасную мёртвую вонь, что так не терпел этот человек. Быть выброшенным, так безжалостно, так жестоко.       Ошибалась ли она? Нет, не ошибалась. У человека есть душа. Но она настолько скрыта за своими амбициями, что её не видно. Совсем не видно. Зачем она ей сдалась, эта душа. Зачем ей любовь? Если любить будет только она. В уговорах, намёках, нелепых словах топить ледяную стену, зачем? Если есть что-то проще, легче, светлее, желанней? А ведь этот человек явно не из тех, кто любит детей. А она любила. Хотела большую семью. А теперь что? Что она будет делать рядом с ним? Без детей, рядом с холодным педантичным, пунктуальным и доставучим стариком, который пропахнет лекарствами и чистящими средствами.       А ведь она надеялась. Надеялась на ту теплоту и ту нежность, что видела в нём, это точно было. Но это настолько было глубоко, что это, наверное, было под силу вытащить только суперидеалу девушки этого человека. Она не была идеалом. И знала это, но всё же надеялась, что может стать... лучше, чем этот идеал?       Ах, нет. Глупая девушка, ты пытаешься пробить лёд, за которым — холодный океан, где у тебя два пути: утонуть или замёрзнуть. Ты слишком слаба, мала и холодна, для того чтобы вскипятить своим теплом этот океан безразличности и холодности. Ты слишком слаба. Он просто поглотит тебя со всей твоей любовью и даже не заметит. Ты слишком незаметна для его взора, что вряд ли видит дальше своего носа, но видит хоть что-то. Он видит только тех, кто находятся близко, которые почти залезали руками в душу, прямо смотрели в глаза, твёрдо говорили, но с тем не были слишком дерзки, чтобы на них не накинулись или не развернулись и просто ушли недослушав.       Она ведь была просто маленькой девушкой, с большими янтарными глазами, светлыми непонятного цвета, волосами, молочно-персиковой кожей и странными привычками, слишком светлым для этого города мышлением и слишком безрассудными поступками, которые не влекли за собой смысла. Вспыльчивостью; сердитостью; бывало, раздражением. Она так пыталась выразить свою сторону, отнюдь не хорошую, но которая просыпается, когда обижают ту маленькую Петру, которую зачастую любит Ханси, говоря «Петруша». И только тогда, и то не всем, становится понятно, что эта девушка не способна терпеть всё безоговорочно, как кажется на первый взгляд. За доброй душой, что вступиться за незнакомца, скрывается зверюшка, которая мала, но имеет острые зубы и когти, которая не даст содрать с себя шкурку.       Рвать зубами и руками. Но тут даже её зверь был обессилен. Она, как самая большая эгоистка, нуждалась, катастрофически нуждалась в том, кто её обнимет, закроет глаза на бессильные слёзы, обнимет и подарит тепло объятий. Крепко зажав руками, погладит по голове, может, потом приготовит какао с маршмеллоу и расскажет тёплую историю. Её сердце нуждалось в тепле, сокращаясь и омываясь кровью, что была холодна, как мировые океаны. Она хотела тепла, кого-то близкого, кроме отца, который всегда так сделает. Ей хотелось, чтобы её полюбили, к ней стремились, но за этим «хочу» ощущала лишь собственный эгоизм и боль с холодом. Много боли. Чуть больше холода.       Нет, это бесполезно. Она ему не нужна со своей любовью. И скрепя сердце и душу, она запрет эту любовь в сундуке. На ключ, который отдаст кому-то, кто понимает и не отдаст его обратно, как бы она не плакала и как не просила. А сам сундук в море. Холодное, как сам объект обожания. Так будет правильней. Ведь к ней не стремятся. Тогда зачем терзать себя.

«Прощай, прощай, моя любовь. Я буду помнить каждый вздох и каждый стук твоего прекрасного существования».