Ложный бог

      Когда они родились – весь Олимп содрогнулся. Боги-близнецы стали огромной угрозой для Пантеона, но никто не посмел ослушаться слова Зевса. Так из Дня и Забытья родились Луна и Солнце.       Аполлон устроился на краю скалы, восседая над шумящим водопадом. Его тонкие длинные пальцы перебирали струны золотой лиры, создавая прекраснейшую смертоносную мелодию. Золотые узорчатые браслеты на тонких запястьях звенели в такт чарующей музыке, переливаясь с тонкими нотами. На миловидном женоподобном лице играла умиротворённая эгоистическая улыбка, а глаза цвета жидкого золота были томно прикрыты. Ветер играл его с длинными кровавыми волосами, разметая их по голубому небу и окрашивая то в алый цвет. День близился к концу, но цветы, столь прекрасные, что росли только в саду Олимпа, вплетённые в волосы Аполлона, до сих пор радостно цвели, восхищённые его красотой. Он весь сиял золотым светом, подобно Солнцу, воплощая его в каждой своей черте и движении, затмевая даже само Небо. Вокруг бога то и дело мелькали девять прекрасных девушек, не отходивших от него ни на шаг. Музы, подобно многим богам и созданиям, полюбили Аполлона с первого взгляда, слепо следуя за ним и исполняя его волю, совершенно не видя его настоящую страшную и коварную натуру.       Небо заливалось кровавым закатом под аккомпанемент околдовывающей лиры, разжигающей на берегу озера настоящую резню. Толпа людей орала, спорила, брызгала слюной друг на друга, что-то ожесточённо доказывала, переходя в гулкие крики и мордобой. Слышались отчаянные мужские вопли и звуки непрекращающихся ударов. Кровь смертных заливала небольшую поляну, заставляя Муз бледнеть от отвращения и причитать своему богу-покровителю о том, что нужно бы поскорее покинуть это смрадное место.       Однако Аполлон будто бы не слышал заливистые девичьи голоса, продолжая так же умиротворённо перебирать струны и улыбаться. Эта картина его откровенно забавляла. Люди были так глупы и так легко подвластны божественному влиянию. Ему стоило лишь исполнить первую ноту, как они зашлись в бесконечном потоке брани. Аполлон любил людей, но лишь тех, кто боготворил и возносил его одного. Восхвалял больше, чем самого Зевса, отрекаясь от Громовержца и преподнося свои смертные души ему, Ложному богу. Таких детей земли он одаривал щедро, делясь своими силами и губя ещё больше. Но эти смертные, посмевшие прийти в их священное место, таковыми не были и получили, как считал Аполлон, по заслугам.       Уставшие от безразличия Музы вскоре скрылись на Олимп, оставив Бога Солнца в одиночестве наблюдать над разгорающимся смертоубийством. Аполлон закончил свою чарующую мелодию и отложил лиру в сторону, с интересом наблюдая за развернувшимися событиями. Мужчины поднимали сырые от воды береговые камни, занося их над своими друзьями, забивая до смерти и ликуя от содеянного. Кто-то более сообразительный принялся полосовать первых попавшихся охотничьим ножом, разбрызгивая алую жидкость по серым камням, омываемым водами водопада. Аполлон довольно улыбнулся, когда в живых остался только один смертный. Бог подумал даже отпустить его, когда тот протяжно завыл и издох на ровном месте.       Только тогда Аполлон поднял взгляд на небо и заметил то, чего ждал столько времени: на синем небосводе, украшенном сияющими звёздами, ярче всех блистала она. Единственная, кто был важен ему в этом мире — Луна.       Хмыкнув, Аполлон опустил свой взгляд на водную гладь, встретившись с такими желанными и родными очами. Артемида. Он спешно поднялся и спрыгнул на зеркало озера, погружаясь по пояс в воду и подходя к своей прекрасной старшей сестре. Его встретил холодный и безразличный медовый взгляд, быстро сменившийся приветливым и тёплым. Артемида коротко улыбнулась, сделав шаг вперёд и тесно обняв брата-близнеца за талию.       Они были похожи как две капли воды, вместе создавая единое целое, которое никому не дано было разрушить. Женственный и утончённый юноша в изобилии золотых украшений и маленькая, но мужественная девушка, одетая лишь в простую шёлковую тунику да серебряную диадему. Её светлые кудрявые волосы напоминали колосья пшеницы, а хрупкое тело было изворотливо как у лани. Она была столь же хитра и коварна, как и её брат, однако во многом ему уступала. Артемида ненавидела мужчин и не смела подпускать к себе этих полигамных животных. Она являлась символом слепого повиновения, подчиняясь лишь своему брату и одновременно не подчиняясь никому.       Боги-близнецы стояли в обнимку довольно долго, словно сливаясь друг с другом как в утробе матери, пока тонкую шею Артемиды не обожгло горячим несдержанным поцелуем. Аполлон любил её. Любил свою сестру страстно и эгоистично, как своё собственное отражение, не имевшее право достаться кому-то другому, нежели не ему. Он не любил никого, отдавая все свои чувства лишь этой Луне, также как она не любила никого, отдаваясь лишь величественному Солнцу. Они были друг для друга некой отдушиной в этом пустом скучном мирке, созданным Хаосом.       Аполлон с не присущей для своего прекрасного вида грубостью сжимал Артемиду в объятьях, прослеживая дорожку из поцелуев к маленькому ушку. Остервенело, властно, греховно и оттого ещё более эгоистично. Богиня Луны невольно улыбнулась. Её брат всегда был неумолим и ненасытен, как в своих требованиях и желаниях, так и в любви к ней.       — Я смотрю, ты неплохо провёл время, пока ждал меня, — бесстрастно бросила Луна, больше утверждая, чем спрашивая.       Бог Солнца на секунду остановился, встречаясь с такими же, как у него, медовыми в ночи глазами. Опоённый порывом страсти, он провалился в забытье, совершенно не понимая о чём она. Но переведя взгляд за её спину и завидев окровавленные тела, усмехнулся.       — А не ты ли тоже приложила к этому свои ручки?       Словно в доказательство своих слов, Аполлон перехватил тонкие запястья и завёл их себе за шею, заставив Артемиду обнять его более откровенно.       — Возможно, — безвинно улыбалась девушка, явно дразня своего брата.       Вместе они выглядели как напакостившие дети, не осознающие и не желающие осознавать свою вину. Артемида пленила Аполлона. Своими тихими речами, своим кротким и покорным поведением, своей красотой, столь схожей с его собственной. Своим пониманием, какого не было даже у их кровной матери, что уж говорить о ненавистном отце. Луна была для Солнца не просто сестрой, не просто любовницей и способом утешения, а девушкой, которую он возжелал наперекор всем существующим запретам.       Аполлон нежно провёл тонкими пальцами по мягкой щеке, убирая светлые пряди за ушко и позволяя Артемиде прижаться к горячей ладони, словно котёнку. Она была грозной охотницей и покровительницей лесов, сильной, волевой и не в меру мстительной. Но в его руках она превращалась в тихую и послушную, заставляя его горло иссыхать от необъяснимого желания.       Аполлон медленно приподнял милое личико своей сестры двумя пальцами, вглядываясь в неё горящими глазами и вызывая волнующий румянец на божественных щёчках. Он не помнил, когда это всё началось: сто или тысячу лет назад, может и больше. Боги давно потеряли счёт времени. Но в один момент он понял, что любит свою сестру слишком сильно. Слишком ревностно её опекает, что даже не поскупился на договор с Зевсом, запрещающий Артемиде сходить с Олимпа днём. Богиня Луны могла с тех пор спускаться на землю только ночью и только в сопровождении своего брата. Согреваемая его лучами, она дарила смертным свет, спасающий их и губящий. Она могла быть только его — это было непоколебимое решение Аполлона.       Близнецы, смотря друг другу в глаза, медленно столкнулись лбами, сокращая расстояние между своими душами до минимума. Они любили сочетать любовные утехи с долгим и трепетным единением, получая извращённое удовольствие от запрета собственных отношений. У них была целая ночь впереди, чтобы быть вместе, не отрываясь друг от друга и не отходя ни на шаг. Поглощённые собой, они забывали обо всём, помня только о бесконечных ласках.       Бог Солнца не выдержал этой сладостной пытки первым. Медленно он скользнул губами по губам сестры, увлекая её в лёгкий, но быстро срывающийся на несдержанно-рваный, поцелуй. Артемида сдавленно улыбнулась. Её брат проявлял взрывной непостоянный характер даже в своей любви. Если это действительно можно было назвать любовью. Маленькие ловкие ручки лунной богини путались в алых волосах, нежно перебирая шёлковые локоны и прижимая брата ещё ближе. Она патологически в нём нуждалась. Аполлон был её воздухом, манной, источником сил, имея над ней власть даже большую, чем просто полную. Луна не смогла бы сбежать от своего Солнца даже при огромном желании.       Артемида сдавленно выдохнула с полустоном, когда Аполлон сместил свои поцелуи на тонкую шею, стягивая пальцами верх полупрозрачной туники и оголяя плечи. Ночной холод заставлял тела богов покрываться мурашками, создавая приятную прохладу в их тропическом дуэте. Им было жарко чуть больше, чем полностью. Аполлон уже не сдерживал свои порывы чуть больше, чем совсем. Это была ирония мироздания, что его страстное желание обладать и подчинять больше всего затронуло его собственную сестру. Непринятый и непонятый остальными богами Ложный бог — Аполлон ─ мог только соблазнять и лукавить, играть на чувствах и предпочтениях, заставляя других боготворить и желать себя. Это было искусственно и фальшиво, поэтому он не мог позволить единственному искреннему чувству к себе угаснуть. Аполлон ревностно и жестоко защищал его, в порывах собственничества совершая всё более греховные и кровопролитные поступки. Разрушая все мнимые стены между Солнцем и подвластной ему Луной. Артемида была его стимулом, его доказательством самому себе, что он может достичь чего угодно, своеобразным непостижимым, но постигнутым трофеем.       Аполлон жадно изучал стройное тело сестры, наслаждаясь его тонкими и ровными изгибами, так ясно прослеживающимися сквозь мокрую ткань. Бесстыдные руки тесно прошлись по аппетитным бёдрам, задирая короткую тунику и резко приподнимая её обладательницу. Артемида с удивлённым вздохом обвила мужскую женственную талию стройными ножками. Аполлон усмехнулся. Он впился томным поцелуем в ложбинку её грудей, вызывая сладкие стоны удовольствия.       Она была Его. По праву принадлежала Ему с рождения, хоть и пыталась сбежать из их укромного утробного логова. Аполлон наслаждался каждым её откликом, каждым откликом её тела, ублажая свой ненасытный эгоизм. Никто не мог быть для него ближе, чем она. Никто просто не смел занимать место рядом с ним, кроме его сестры. Аполлон хотел и раствориться в ней, и поглотить её одновременно.       Это был неоспоримый факт: только Луна могла занимать место рядом с Солнцем. Это был особый небесный цикл единения дня и ночи, повторяющийся раз за разом каждый день, ублажая эго и гордыню палящего Солнца. Его вездесущие жадные лучи, желающие заполучить всё вокруг, медленно выползали из-под горизонта, уводя в тень фигуры двух обнажённых прекрасных богов под раскидистым деревом. Артемида тесно прижималась к Аполлону, обвивая его руку и блаженно прижимаясь к тонкому плечу.       Было ли начало у этого мира? К тому моменту, как Аполлон заметил, они уже существовали в нём. С ним всегда рядом была его прекрасная старшая сестра. Во всём мире только она одна была для него важна. Остальное не имело значения.