***
— Вся проблема в том, что она не уверена в себе, — как-то вечером возмущенно делится с Укитаке Кайен, принеся тому бодрящий напиток из личных запасов клана Шиба, притащенный из дома во время последнего визита. — Не знаю, что Бьякуя с ней сделал, но что-то да должно быть, потому как, будучи столь застенчивой, она никак не смогла бы выжить в Руконгае. Точно не в той глуши, откуда она родом! Вы знали, что она из семьдесят восьмого? Семьдесят восьмой! — восхищенно качает он головой. — Тут надо иметь яйца. Укитаке слабо усмехается из-под кучи одеял, прикрывающих колени, щеки его после саке слегка покрыты румянцем. За две тысячи лет он научился пить, не пьянея, но Кайен считает себя обязанным чуть что проверить его стойкость на прочность. — Она оказалась в совершенно ином мире, — говорит он. — Тебе ли не знать, каковы требования у Кучики. — Да уж. И посмотрите, в кого они превратили Бьякую: в уважаемого капитана, взирающего на мир так, будто проглотил не то швабру, не то свой же собственный меч. — Кайен делает очередной глоток. — Я уверен, она старается оправдать их ожидания, но никто не может быть настолько идеальным. Это противоестественно. — Я пробовал по возможности достучаться до нее, — произносит Укитаке. — Ее сложно уговорить открыться. Ты проводишь с ней больше времени, чем я. Возможно, тебе улыбнется удача. — Надеюсь. Хочу начать с ней тренировки один на один. Может, она раскрепостится в более узком кругу. — Я не против. Если веришь, что добьешься успеха, делай то, что посчитаешь нужным. Я доверяю тебе.***
Хокутан, третий район западного Руконгая, находится достаточно далеко от Сейрейтея, чтобы можно было провести тренировку без глазеющих на новенькую из благородного дома остальных членов отряда, но не достаточно для того, чтобы Кучики отбросила свою скованность. С кидо у нее дела идут довольно неплохо: самими техниками она овладела, осталось только научиться применять их в бою. В обращении c мечом также прослеживаются успехи: она наверстала все упущенное, достигнув того уровня, на котором и была бы изначально, не случись внезапного выпуска и всего последующего. Но Кайен уверен, что она сама же себе и мешает, слишком усердно концентрируясь на каждом движении клинка, не оставляя при этом природному таланту ни шанса проявить себя. Значит, настало время попробовать что-то новенькое. — Кучики, — произносит он по завершении их обеденного перерыва, — я хочу увидеть твой шикай. — Что? — Она кажется чересчур взволнованной столь обычной просьбой. — Э-э, это… ну, я… — Ее щеки заливает стыдливый румянец. Кайен бы хохотнул и сказал, как очаровательно она выглядит, не знай он, что этим только огорчит ее. — Я пока не очень хорошо контролирую его, Кайен-доно. — Что с того? Кто хорошо-то поначалу? — Он перебрасывает Недзибану из одной руки в другую. — Определенно не я. Ты знала, что казармы нашего отряда раньше были окружены сухой землей? Но потом появился я, и позволь мне открыть тебе один секрет, Кучики… Я, бывало, любил покрасоваться, пока не повзрослел. — Ясно, — говорит она, и если в голосе и звучит нотка скептицизма, то он предпочитает ее не заметить. — На один день я дал волю своему шикаю, после чего… Ну, ты видела озеро. Но капитану понравилось. Видишь? В конце концов все наладилось. И ты тоже справишься. — Верится с трудом, Кайен-доно. — Что все наладится? Конечно наладится! Даю тебе слово Шибы. — Я не это имела… — Она медлит, явно разрываясь между чем-то, но одновременно кажется и обнадеженной. — Хорошо. Она выставляет меч перед собой и сосредотачивает все внимание на лезвии. — Прошу, отойдите, Кайен-доно. Он повинуется, но далеко не уходит. От Укитаке ему известно о ее занпакто — ледяного типа, очень красивый, если верить на слово, — но лично видеть в высвобожденной форме его не приходилось. — Танцуй, — шепчет Кучики, — Соде но Шираюки. Она приседает и горизонтально взмахивает перед собой мечом. — Первый танец: Цукиширо! Раздается треск, и в небеса взмывает ледяной столб, высотой превосходя все окружающие поляну деревья. Он некоторое время вибрирует, как нечто живое и яростное, после чего раскалывается. Оросивший землю ледяной дождь похож на падающие с неба бриллианты. Одно из самых прекрасных зрелищ, что Кайену когда-либо приходилось наблюдать. — О да! — восклицает он, едва «дождь» прекращается, подлетает к Кучики и приподнимает ее в быстром и преисполненном гордости объятии. — Класс! Когда он отпускает ее, то щеки у нее вновь горят огнем, на этот раз от счастья. Так она выглядит еще милее. — Нужно много работать, — говорит она. — Это не очень быстрая атака… — Нечто подобное и не должно быть быстрым. — Он зачерпывает пригоршню льда. Пальцы обжигает холодом, даже под палящим солнцем они промерзают от одного только прикосновения. — Все у тебя будет так, как ты захочешь и когда захочешь, просто нужна практика. Кстати… Ты сказала, «первый танец». Это означает, что есть и другие? — Думаю, что да, — опускает она голову, и улыбка ее меркнет. — Но остальным она меня еще не научила. Боюсь, я для нее — сплошное разочарование. — Так, отставить. — Кайен хватает ее за подбородок и приподнимает голову так, чтобы она посмотрела прямо на него. — Никогда больше не говори ничего подобного, — строго произносит он. — Ты не разочарование. Ты не слабая. Ты просто новичок в этом деле, Кучики, и неопытность не продлится вечно. Никогда не стыдись того, кто ты есть. Поняла? Он, не моргая, смотрит ей в глаза. В это Кучики просто обязана поверить. — Поняла, — наконец отвечает она. — Хорошо, — говорит он и усмехается. — Ну а теперь попробуй еще разок.***
Мияко потешается над Кайеном, когда тот поздно возвращается с дополнительных тренировок с Кучики. Он и не возражает — даже наоборот, ему это нравится. Ему кажется, он всегда будет счастлив, покуда она будет его поддразнивать. — Ты слишком усердно работаешь, — с улыбкой говорит Мияко, когда он, застенчиво поглядывая, заявляется к ужину. — Где тот ленивый бездельник, за которого я вышла замуж? Красивый мужчина, слоняющийся без дела и находящийся в полном моем распоряжении, устраивает меня куда больше. — Ой, цыц. А кто ворчал на меня за отлынивание от служебных обязанностей? — Для того и нужны командиры подразделений, — отвечает она. — Откуда ж мне было знать, что ты перепрыгнешь меня по рангу только лишь для того, чтобы я больше не могла так поступать? — Верно, таков и был мой план, — иронично усмехается он и набивает рот рисом, чтобы заглушить урчание пустого желудка. — Серьезно, Мияко. Что ты думаешь насчет Кучики? — Насчет Рукии-сан? — Она сосредоточенно хмурится, и на красивом лбу вырисовывается морщинка. — Довольно способная синигами. Крайне исполнительна, не увиливает от поручений. Чересчур вежлива, но меньшего от Кучики я и не ждала. — В том-то и дело. Я ожидаю большего, — произносит Кайен. — Она делает все, что должна, но такое ощущение, словно боится показать себя настоящую или попросить о чем-то сверх положенного. Она старается быть идеальной, и это ее изнуряет. — Это влияние брата. Возможно, тебе стоит поговорить с ним. — Нет, Бьякуя никогда меня не послушает. Здравый совет друга детства ничего для него не значит, — качает он головой. — В противном случае не было бы всей этой чепухи касательно того, чтобы не говорить Рукии о том, что он был женат на ее сестре. Можно подумать, все остальные, кто когда-либо видел их обеих, не поймут, что они кровные родственники. Но ей я помочь могу. Она… она и правда замечательная, если узнать ее поближе, Мияко. Главное — забыть ей о своей скованности. Глаза Мияко полны любви, когда она наклоняется, чтобы поцеловать Кайена в щеку. — А ты замечательный, потому что таким образом присматриваешь за ней. Продолжай в том же духе. Единственное, не подбивай ее скидывать бумажную работу на других по примеру одного моего знакомого лейтенанта, — нежно шлепает она его по голове. — И не глотай как удав. Печально, что твой младший брат за столом ведет себя лучше, чем ты. — Ай, знаю-знаю, — отмахивается он. — Извини.***
— Давай, Кучики, это не шутки. БЕГИ! Не дожидаясь ответа, Кайен уходит в сюмпо, в один шаг пересекая огромное расстояние. Он не оглядывается, чтобы определить, следует она за ним или нет — раз приняла вызов, то должна довериться собственным силам. Не то чтобы у него был повод для беспокойства: он ощущает ее реяцу, а значит, она вовсю старается поддерживать темп и не отставать. Лишь достигнув цели, Кайден останавливается и оборачивается. — Я же говорил! — смеется он. — Я же говорил, что первым доберусь до раменной! Теперь вся лучшая лапша — моя. — Кайен-доно, нам правда стоит вернуться в казармы, — на выдохе произносит она, стоя позади. — Днем назначены собрания… — Разрешаю пропустить их, Кучики, — заявляет он. — Или ты хочешь поспорить со своим мудрым лейтенантом? Две порции, пожалуйста. — Последняя фраза предназначается торговцу, удивленно хлопающему глазами оттого, что перед его прилавком как снег на голову возникли двое синигами. Строго говоря, Кайен понимает, что она права: им действительно пора возвращаться, хотя Укитаке и не будет особенно зол, если они не явятся. В отличие от некоторых полоумных в Готэе-13 их капитан бережет гнев для тех случаев, которые того истинно заслуживают. Тем не менее Кайену редко выпадает возможность забрести в такую глубь Руконгая, так что он решает не упускать свой шанс. В Сейрейтее похожего рамена днем с огнем не сыскать — собственноручно приготовленного и с отменным вкусом. Да, в нем могут попасться одна-две соринки, но если именно они придают весь смак, то — пожалуйста, чем больше, тем лучше. Кроме того, благодаря оперативной работе — несомненно его хорошее влияние, — с тем рёка, о котором их послали позаботиться, они расправились раньше, чем рассчитывали. Можно воспользоваться этим и отдохнуть. Этот район, сорок третий в западном Руконгае, ему особенно нравится — довольно суматошный, но народ хороший. Кучики никогда прежде тут не бывала, так что, с хлюпаньем покончив со своим раменом и дождавшись, пока она аккуратно, как и положено чистокровным аристократам, доест свой, он ведет ее прогуляться по окрестностям. Сюда неплохо заглядывать на обед в перерывах между заданиями, а здесь можно купить недорогое юката в том случае, если какой-нибудь ублюдок сопрет твое, пока ты купаешься нагишом — не то чтобы он знал об этом из личного опыта, хе-хе. Он также периодически останавливается, чтобы переговорить с парочкой знакомых. И после одной такой беседы оборачивается и обнаруживает, что Кучики нигде нет. Нет причин для паники, она может за себя постоять. А если и нет, то ему всего-навсего следует закрыть глаза и сконцентрироваться на ее реяцу. Отыскивается Кучики в паре кварталов от него, склонившаяся и протягивающая конфеты нескольким уличным ребятишкам. Сильно нагибаться ей нет нужды, и, возможно, потому те и доверились ей, потому как стоило приблизиться Кайену — они разбежались, крепко зажав конфеты в ладошках. — Мило с твоей стороны, — говорит он. — Ребята были голодны? — Нет, — качает головой она. — Сомневаюсь, что хоть у кого-то из них есть духовная сила. Но я была одной из них, — она беспокойно поглядывает на него, словно бы все еще ждет, что ее осудят за такой грех, как рождение простолюдинкой, — и знаю, что не только голод имеет значение. Он кивает. — Верно. Так ты… припасла что-нибудь и для меня? У нее отвисает челюсть. — Кайен-доно! Еще пару секунд он сохраняет серьезное выражение лица, после чего взрывается от хохота, и в следующий миг она и сама к нему присоединяется. Им следует в срочном порядке возвращаться в Сейрейтей. Но день столь прекрасен, а у Кучики — прекрасная улыбка, так что в обратный путь Кайен двигается по длинной дороге. — Я выросла в похожих местах, — без предисловий произносит она. — На самом деле, там было намного хуже. Я попала туда еще младенцем. Совсем не помню, была ли вообще когда-нибудь в Мире Живых. Кайен и без того знает об этом, но она впервые открылась без каких-либо понуканий с его стороны, и прерывать ее он не собирается. — Звучит жестко. — Так и было. В нашем районе… было не особо много хороших людей. Но кто-то все же, должно быть, заботился обо мне, покуда я не подросла, чтобы воровать самой. Потом я уже жила сама по себе, пока не нашла семью. На этих словах его брови взлетают вверх, и он рад, что Кучики в этот момент не смотрит прямо на него. Хисана никогда… Но буквально мгновение спустя до него доходит, что не об этой семье она ведет речь. — Какими они были? — Дураками, — ее губы изгибаются в ласковой улыбке, — они были маленькими мальчишками. И, разумеется, они были глупцами. Но мы заботились друг о друге. Всего их было четверо. Соши, Рио, Масаши, Ренджи, — их имена она перечисляет будто нечто священное, — и я. Дети, притворяющиеся взрослыми — приходилось колотить их, чтобы они регулярно чистили зубы. — Ты была главарем банды, да? — Картинка на удивление легко возникает в голове. — Что-то вроде того, — говорит она. — Лишь двое из нас обладали духовной силой. Так было проще воровать: нам не нужна была еда на всех, только вода. Но мы брали все, что могли, потому что где-то внутри становилось легче, когда мы ели. Они были моими братьями. — Кучики закрывает глаза. — Они умерли. Кайен был готов к такому повороту. Показатель детской смертности в отдаленных районах Руконгая выше, чем того требуют приличия. — Мне жаль. Она кивком отвечает на его соболезнования. — Не все, — продолжает она. — Тот, у кого, как и у меня, была духовная сила, со мной за компанию поступил в Академию. Он был в продвинутом классе, но мы продолжали по возможности проводить время вместе… Непросто избавиться от старых привычек. И я им гордилась. — В ее голосе сквозит такая отчужденность, что Кайену кажется, дотронься он до нее сейчас — и рука пройдет прямо насквозь. — Впрочем, с тех самых пор как меня приняли в семью, я с ним не разговаривала. Думаю, он решил, что не хочет больше быть моим другом. Кайен чувствует, что если когда-либо встретит этого парня, то первым делом надерет ему зад за то, что по его вине на лице Кучики возникло это выражение. А после чего надерет еще раз, уже за то, что тот оказался таким говнюком и позволил ей уйти. — Он многое потерял. — Наверное, — тихо отвечает она. Ему на ум приходит идея. — Эй, — Кайен останавливается и хватает ее за руку, — идем. Сюда. — Куда мы? Он усмехается. — Увидишь. Дом клана Шиба располагается на возвышении, так что Кукаку замечает их приближение задолго до того, как они сами замечают ее. И тем не менее Кайен заранее знает, что она дома, поскольку первым делом видит фейерверки. Ничего грандиозного — в основном одни шутихи. Но и те у его младшей сестренки сверкают вовсю. — Брат! — кричит она, несясь навстречу, стоит им подойти ближе. — Ты пришел! — Сюрприз! — смеется он. — Спасибо за теплый прием, Ку. По лицу Кукаку проходит тень, едва она осознает, что ошиблась и приняла Кучики за другую. — Где Мияко? — расстроенно спрашивает она. — Эй, — дает он ей легкий подзатыльник, — следи за манерами. Она в Сейрейтее. Мы просто решили заглянуть, поскольку были неподалеку. Кукаку, хочу познакомить тебя с Рукией Кучики, она из моего отряда. Кучики, это моя несносная младшая сестра, Кукаку. — Приятно с вами познакомиться, — кланяется Кучики. — По вам видно, что вы сестра Кайена-доно. Прослеживается семейное сходство. Кукаку, похоже, не может сразу сообразить, комплимент это или оскорбление, после чего все-таки вытягивает правую руку: — Привет. Рукия моргает, улыбается и пожимает протянутую ладонь. — А где Гандзю? — спрашивает Кайен по пути к главному дому. — Разве я не заслужил немного любви и от младшего брата? — Ой, он-то? Снова в сарае у старика Анно, — отвечает Кукаку с максимальным презрением, на которое только способна девушка ее возраста. — У его драгоценной Анни-тян снова будут поросята, и он сказал Гандзю, что если их родится достаточно, то тот сможет взять одного. — О-о-о. Что ж, передай ему, что я заходил и пообещал в следующий раз принести подарок для его свинки. Пока они идут, Кучики практически все время молчит, но она улыбается, и эта улыбка кажется настоящей, так что ей наверняка не скучно. Оказавшись возле дома, Кайен настаивает на том, чтобы показать ей все вокруг и поведать истории из детства про младших брата и сестру. Те самые истории, которые Кукаку нарекает преувеличенными, что даже к лучшему, поскольку Кайен-то знает, что на самом деле в них нет ни слова лжи. Пару раз ему даже удается вызвать смех у Кучики. Хоть они только что пообедали, Кайен не может отказать Кукаку, когда та упорно уговаривает их перекусить с ней за компанию. В итоге он так объелся, что, когда Кучики извиняется и уходит в ванную, у него мелькает шальная мысль, а не собралась ли она прочистить желудок. Он не стал бы ее винить, будь оно и правда так. — Ну что, Ку, — говорит он, — как тебе моя подчиненная? Кукаку вскидывает бровь. — Шутишь, да? Зачем ты привел ее сюда? — Э? — Не совсем та реакция, на которую он рассчитывал. — Что, она тебе не понравилась? Хорошая девушка! — Знаю, что хорошая, — соглашается Кукаку, — и крайне терпеливая, раз примирилась с тем фактом, что ты ее командир. А еще она сохнет по тебе. — Что?! — Абсолютно не та реакция, на которую он рассчитывал. — Ты бредишь, Ку. Надышалась дымом от фейерверков. — Ну конечно ты ничего не замечаешь. Идиот. — Малявка, — на автомате огрызается он. — Пойми, мы друзья. У нее их не так много. Тебе просто показалось. Не ревнуй, я не подыскиваю тебе замену. — Знаю! Послушай, я чувствую, ясно? То, как она на тебя смотрит, и… Я просто чувствую. Это девчачье. — В ответ на его недоверчивый взгляд она принимает боевую стойку. — Да, я девушка, хоть и не люблю все эти цветастые хрени. — Ладно, ладно. Мир-дружба, Ку, — говорит он. — Ты так и не убедила меня, но… ладно. Я понял, к чему ты клонишь. — Я уверена, — фыркает она. — Плевать. Просто подумала, что тебе стоит знать. Дурак. Потом возвращается Кучики, и нелепый разговор обрывается. Вскоре после этого они двигаются в обратный путь — лейтенант или нет, но Кайен не может так яро игнорировать правила, и им и правда пора возвращаться. Кроме того, заявление Кукаку изрядно выбило его из колеи, пусть и было безосновательным. У детей ее возраста такая богатая фантазия. По дороге в Сейрейтей Кучики почти ничего не говорит, и пару раз у Кайена возникает паническая мысль, что она их подслушала, но когда он кидает на нее взгляд, то не замечает ровно никакого смущения. Она кажется расслабленной. Что даже хорошо, поскольку расслабиться ей удается не так часто. Этого ему вполне достаточно, чтобы успокоиться и самому. — Кайен-доно? — подает Кучики голос, когда они достигают границы между первым районом и Сейрейтеем. — Да, Кучики? — Он напрягается больше, чем следовало, и мысленно отчитывает сам себя: «Идиот. Не веди себя так, будто вот-вот услышишь признание в любви». — Спасибо, что показали мне свой дом, — говорит она. — Я хорошо провела время. — Всегда пожалуйста, Кучики. В доме клана Шибы всегда рады всем моим друзьям, — усмехается он. — Ну а теперь пошли давай, пока капитан не намылил мне голову. И они спешат в отряд.***
Отрядные групповые тренировки занимают большую часть следующей недели. Синигами, может, зачастую сражаются и в одиночку, но они должны при необходимости уметь биться и сообща. Особенно это касается тех, кто слабее остальных. Не то чтобы Кучики была слаба — Кайен рад бы видеть ее в рядах старших офицеров, как только она поднаберется опыта, невзирая на то, что Укитаке каждый раз странным образом увиливает от разговора, как только затрагивается эта тема, — но ей эти тренировки также на пользу. Кто знает, вдруг они помогут завести новых друзей. Кайен не может быть для нее всем. По правде сказать, его не столько беспокоит мысль о том, чтобы быть для нее «всем», сколько о том, чтобы быть для нее кем-то особенным. Он восхищается Кучики, и если бы они встретились в Академии, то наверняка пригласил бы ее на свидание, появись у него тогда возможность узнать ее так же хорошо, как сейчас. Но в определенной мере с тех пор прошла целая жизнь. У него есть Мияко, и он никогда не собирается ее бросать. Мияко сейчас как раз на тренировочных полигонах, работает с командой Кучики. Кайену нравится наблюдать за женой в такие моменты. Она чертовски хороша в своем деле. Приятно знать, что, если с ним когда-либо что случится и он не сможет больше выполнять свои обязанности, Мияко со всем управится. Она, похоже, довольно неплохо ладит с закрепленными за ней синигами — по крайней мере, так ему видится со своего места, на холме. Он замечает за собой, что наблюдает за Кучики, оценивает, как та реагирует на Мияко. Кажется, она в хорошем настроении. Так же ли она смотрит на Мияко, как смотрит и на него? Только ли наставнику, которого она уважает, другу, которого ищет, предназначается ее полуулыбка? Он вздыхает и срывает пучок травы, после чего в отчаянии отбрасывает его в сторону. Как же глупо — все еще думать об этом. Кукаку всегда умела влезть ему в печенки, но тем не менее. Кучики не сделала ничего дурного, не заигрывала с ним, так почему именно она должна расплачиваться, если это он чувствует себя странно и неловко. Стоит отбросить все задние мысли. Стоит перестать думать, что есть что-то неправильное в том, чтобы просто быть ей хорошим другом, в котором она нуждается. И уж воистину стоит пресечь приятное тепло, разливающееся внутри от одной лишь мысли о том, что Кучики питает к нему интерес… подобного рода. Будь оно все проклято. Он поднимается и отправляется на поиски капитана — узнать, не прочь ли тот поразмяться. Ему просто необходимо выбить из себя всю дурь.***
— Я не настолько пьяна! Скажите этой мартышке, Кайен-сама! — О нет, — сквозь смех выдавливает он, — я влезать не собираюсь. — Съела? Козявка! Ты не умеешь пить! — Сентаро звучит таким уверенным в себе, но эффект портят расширенные и слегка перекошенные зрачки. — У-у! Я покажу тебе, как я умею! — Не откладывая в долгий ящик, четвертая офицер хватает ближайшую чашечку — как выяснилось, чашечку Кайена, хоть тот и не думает препятствовать, — и залпом осушает содержимое, после чего шмякает ее об стол и сверкает глазами. С этими двумя всегда так. Завтра они будут страдать от последствий своего импровизированного состязания — которое случается с пугающей регулярностью, — но, имея каждый по шилу в одном месте, надолго из строя не выйдут. — Моя очередь идти за напитками, — говорит Кайен, удаляясь от парочки. — А вы веселитесь, ага? Дела в Тринадцатом отряде идут хорошо. Одна из рядовых новобранцев из последнего выпуска, Кана Мизава, на этой неделе достигла шикая, и все празднуют это событие. Кайен горд служить в отряде, в котором все таким образом поддерживают друг друга. В некоторых — никто бы и не заметил, в некоторых — Мизаву без шикая не принимали бы в расчет. Но девушка подавала надежды в других областях. Сейчас, похоже, эти самые надежды окупаются, так почему бы не подбодрить ее? Ладно, многие здесь лишь вечеринки ради, но это все равно считается. Мизава выглядит счастливой у себя в уголке, окруженная друзьями. Общий настрой приподнятый. Все присутствующие пьяны. Только не Кайен — по какой-то причине на этот раз он больше отсиживается на заднем плане и наблюдает, как все наслаждаются вечером, вместо того чтобы напиваться самому. В данный момент он просто слегка навеселе. По пути за выпивкой кто-то со спины хватает его за пояс униформы и вжимает в одно из зданий, окружающих внутренний двор. — Ты так плохо себя вел, — практически мурлычет его жена. — Да правда? — усмехается он, буквально ощущая проступивший холодный пот. Он с уверенностью может сказать, что Мияко пьянее его, хотя и не неприлично пьяна — до такого состояния никогда не доходило. А когда она напивается, то становится несколько зловещей. — И в чем же? — Ты игнорируешь нашего капитана! — упрекает она. — Посмотри, сидит совсем один! Он смотрит. — Мияко. Он с капитаном Кёраку. — Да, и я собираюсь спросить с капитана Кёраку бутылку саке из его личных запасов, которую по праву выиграла в последней карточной партии. Поскольку, только завидев меня, он тут же сделает ноги, ты просто обязан проследить, чтобы капитан Укитаке не остался без компании. — А чем займешься ты? — Получением своего саке, — ухмыляется она. — Он может сбежать. Но у него очень хорошее саке, на которое я планирую наложить руку. Кайен наклоняется и крадет у нее быстрый поцелуй прежде, чем она успевает возмутиться по поводу проявления нежности на глазах у подчиненных. — Без проблем. Кёраку даже не догадывается, что ждет его, как только ты до него доберешься. — Именно. И если ты будешь хорошим, любящим мужем, то, возможно, я разделю саке с тобой, — подмигивает она. — Или, скорее, если ты будешь по-настоящему плохим. В подтверждение ее слов несколько минут спустя Кёраку испаряется в неизвестном направлении, и сама Мияко также исчезает, вне всяких сомнений отправившись «по горячим следам». В подтверждение своих слов Кайен присаживается возле Укитаке на скамью, с которой тот следит за вечеринкой, подобно снисходительному отцу. — Наслаждаетесь, капитан? Укитаке кивает. — Приятно видеть, что всем выпал шанс расслабиться. Наша работа обязывает нас быть серьезными, но это не означает, что мы должны быть таковыми постоянно. — Вот, теперь вы разделяете мою точку зрения. — Твоя жена, похоже, отпугнула Шунсуя. — А, он вернется. Как только она получит желаемое. — Обнадеживающе, — смеется Укитаке. — Как твои дела, Кайен? Сожалею, что мой недавний приступ добавил тебе столько работы. Ты крайне занят и своими обычными обязанностями, плюс еще тренировка с Рукией. — Это всего-навсего значит, что мне какое-то время довелось побыть главным! — отмахивается Кайен. — Кстати говоря, как там Рукия? Мияко положительно о ней отзывалась. — Кучики замечательная, — на полном серьезе отвечает Кайен. Какая бы кратковременная странность между ними ни наблюдалась, все прошло. Она ведет себя вполне обычно, и он поступает так же. Все же прав он был насчет богатой фантазии Кукаку. — Она изучила вторую атаку в шикае. — Правда? — ослепительно сияет Укитаке. — Рад слышать! Занпакто широкого профиля довольно внушительны. Я знал, что она талантлива. Почему не сказала мне? — Вы же ее знаете. Не желает приписывать себе заслуги, вечно приписывает только вину. Но если услышите о том, что появились различные непредвиденные ледники, то лучше не упоминайте об этом в ее присутствии. Она все еще учится контролю. Укитаке только улыбается. — Я горжусь вами обоими. Ты в самом деле помог ей расцвести, Кайен. — Не я проделал всю самую сложную работу. Она просто находка. — Не смею спорить. — Укитаке отпивает из своей чашечки. В конечном счете капитан вновь идет поздравлять Мизаву с ее достижением, а Кайен — прогуливаться по периметру двора, раздумывая, построила ли Мияко Кёраку уже или еще нет. Ни одного из них не было видно, но он понимал, что это лишь вопрос времени. Никто не в состоянии выстоять против его жены, когда той нужно что-либо. Уж ему ли не знать. Он замечает одинокую фигурку, которая, пошатываясь и спотыкаясь на ходу, а один раз едва не упав лицом вниз, бредет по тропинке к выходу, и бежит в том направлении, чтобы убедиться, что этот неизвестный в порядке. А подойдя ближе и опознав неизвестного, хлопает глазами. — Кучики? Та косится на него непривычно сверкающим взглядом. — Кайен-доно? Язык у нее заплетается достаточно для того, чтобы Кайен понял, что она пьяна. Он усмехается. — Ого. Хорошо провела время? А я говорил, что тебе стоит больше отдыхать. — М-м-м. Нет. — Она трясет головой, словно бы пытаясь прояснить ее. — Я ничего не делала, но… Сентаро с Кионе принесли мне по напитку, который хотели опробовать, и… Мне нехорошо… — Ее в очередной раз заносит в сторону. — Эй-эй, — преграждает он ей путь. — Ты взяла выпивку у этих двоих? Кучики, стоило быть умнее! Они наверняка намешали туда половину из имеющегося в Сейрейтее алкоголя! — Она только лишь обессиленно улыбается, будто желая показать этим, что теперь-то ей это известно. — И не стоит идти домой в одиночку. Давай, пошли-ка вернемся в казармы и добудем тебе водички. — Нет, мне надо вернуться! — отталкивает она его с больше силой, чем от нее можно ожидать. Он хватает ее за плечо и получает в ответ пристальный взгляд. — Мне надо вернуться, — повторяет она. — Брат будет волноваться. — Кучики… — вздыхает он. Он не может стать тем, кто скажет ей, что брат наверняка и не заметит, придет она сегодня домой или нет. Оговорка, что Бьякуя хладнокровный сукин сын и ей не стоит принимать все близко к сердцу, не защитит ее чувства. Кроме того, быть может, он ошибается. Быть может, Бьякуя, изнывая от тревоги, ждет у порога, чтобы удостовериться, что его драгоценная младшая сестра вернется домой невредимой. Быть может, пустые на самом деле скрывают за своими масками пушистые кроличьи мордашки. — Ладно, — делает он шаг вслед за ней. — Но я пойду с тобой. Она хмурится, идя подле него, и он вовсю старается не улыбнуться. Кучики и в самом деле миленькая, когда раздражена, а также когда взволнована и смущена… По правде сказать, она всегда миленькая. — Мне не нужна нянька. — Не нужна, — соглашается он. — Но нужен тот, кто проследит, чтобы ты не врезалась в кусты. — Он хватает ее за плечи и возвращает на нужную дорожку. — В конце концов, это лишь обеспокоит Бьякую. Кучики могла бы выбрать и более длинный маршрут, нежели до поместья, но идти и без того довольно далеко, так что Кайен рад, что приметил ее. По пути она не особо разговорчива: слишком сильно сосредоточена на том, чтобы волочить ноги и удерживаться от падений, он более чем уверен. Кайен делает себе мысленную пометку: позже поговорить с этой парочкой идиотов. Он не может винить их за то, что они возложили на себя миссию проследить за тем, чтобы каждый член отряда, даже самый принципиальный, расслабился на вечеринке. Но в некотором отношении масса тела приобретает смысл, а Кучики… она крошечная. О том, насколько крошечная, ему приходится вспомнить, когда она в очередной раз спотыкается и накреняется в противоположную от него сторону. Он едва успевает обогнуть ее и поймать в свои объятия. — Осторожно! — Она пытается оттолкнуть его от себя и вновь встать на ноги, но Кайен ей этого не позволяет. — Ну все, ты постаралась на славу. Остальное предоставь мне. Он выпрямляется в полный рост, не отпуская ее, всю такую маленькую, и прижимая к своей груди. Пару мгновений она сопротивляется, но стоит ногам оторваться от земли — смиряется и обвивает руками его шею, головой уткнувшись ему в плечо. — Так-то лучше, — говорит он. Ее волосы щекочут ему подбородок. — Не волнуйся. Я тебя держу. — Простите, Кайен-доно, — шепчет она так, словно готова вот-вот разреветься. — Ну, Кучики. Помнишь, что я говорил тебе? — Он продолжает идти и чуть сжимает ее в объятиях. — Никогда не стыдись того, кто ты есть. Ты просто немного пьяна, нечего смущаться. Не ты первая. Держись за меня, и все. Я доставлю тебя домой целой и невредимой. Она вяло кивает и крепче цепляется за него, прижимаясь еще ближе. Ему совсем не сложно донести ее от отряда до поместья Кучики. Она легкая как перышко, а он довольно силен. Ей наверняка можно и не обвивать его так за шею, но он не возражает. Это вроде как успокаивает. Она с ним в полной безопасности, пригрелась у него на груди. Настолько близко, что он даже чувствует ее запах, и пахнет она очень приятно. Не парфюмом, а по-женски, исключительно… «У меня большие проблемы». За всю жизнь многие говорили Кайену, что он хороший парень. И в данный момент он понял, как же они были неправы. Хорошие парни не наслаждаются запахом своих подчиненных, которым всего-навсего нужен друг. Хорошие женатые парни не прижимают вышеназванных подчиненных ближе к себе, крепче не с целью защитить их, а просто потому что им так хочется. Они не ощущают характерное тепло, растекающееся от груди и ниже, и не думают о том, чтобы идти длинной дорогой просто потому, что не хотят расставаться с подчиненными. Остаток пути Кучики молчит. Он решил бы, что она уснула, если бы не крепкое объятие, которое ничуть не ослабло. Он рад. Это значит, что ему можно не говорить ничего в ответ, а как следствие, не выдать то, как же пересохло у него в горле. Отыскать в темноте земли Кучики не составляет труда, но он останавливается на некотором расстоянии от дома. Объяснять Бьякуе, почему он несет его сестру, ему не особо хочется, даже самую невинную версию этой истории. — Кучики, — шепчет он. — Кучики, мы пришли. Пора в постельку. Пару мгновений она не шевелится, и у него мелькает мысль, а не уснула ли она и в самом деле под конец. Но затем Кучики размыкает объятия и поднимает голову с его плеча. Без нее становится прохладно. Она достаточно приходит в себя, чтобы не покачнуться, когда он ставит ее на землю. Но и не оборачивается в тот же миг, а он окончательно и не отпускает ее. Держит ладони у нее на плечах — быть может, чтобы убедиться в том, что она сохраняет равновесие, а быть может, потому что не хочет отпускать. — Спасибо вам, — тихо говорит она, не поднимая взгляда. — Всегда пожалуйста, Кучики, — отвечает он. Он большим пальцем приподнимает ее подбородок и ровно секунду любуется тем, как она смотрит на него широко распахнутыми глазами, после чего наклоняется и целует в лоб. Кожа у нее сухая и нежная, и он задерживает губы в таком положении на мгновение дольше, прежде чем отстраниться и отпустить ее. — Спокойной ночи. Он стоит там достаточно долго, чтобы проследить, как она, спотыкаясь, заходит внутрь, где ей ничего не грозит. Реяцу Бьякуи в пределах непосредственной близости не ощущается — хоть об этом можно не беспокоиться. Через некоторое время он разворачивается и уходит. Несмотря на поздний час, вечеринка еще в самом разгаре. Он все-таки возвращается туда. Но идет длинной дорогой.***
— Видел бы ты его лицо, — хихикает ему в обнаженное плечо Мияко, когда они позже наконец-то доходят до дома и забираются в постель на остаток ночи. — По-моему, он и не подозревал, что ты можешь так использовать сюмпо. — А то, — у Кайена невольно вырывается улыбка. Какое бы ни было у него сейчас настроение, но никто не умеет рассказывать истории так, как Мияко. — Что ты сделала с саке? — Выпила, дурачок, — легонько ударяет его она. — Нет, я приберегла его для особого случая. — Она обнимает его одной рукой. — Как там Рукия-тян? — Что? — Не будь он таким вымотанным, то обязательно подпрыгнул бы от неожиданности. — Почему ты спрашиваешь? — Кионе сказала, что ты повел ее домой. С ней все в порядке? — А… Да, в порядке, — отвечает он и закрывает глаза. — Немного перебрала. Я проследил, чтобы она добралась до дома. — Мило. М-м… Кажется, я сейчас усну. Рукия-тян не единственная, кто сегодня как следует повеселился. — Я тоже, — говорит он, и это едва ли не первый раз за все время, когда он лжет жене. Он невероятно устал, но даже думать не может о сне. Он прижимает ее ближе к себе и вдыхает неповторимый аромат. — Я люблю тебя, Мияко. — Знаю. — Она целует его в грудь. — Я тоже тебя люблю. Это единственные правдивые слова, которые он может позволить себе произнести, поэтому просто продолжает держать ее в объятиях, пока она засыпает, в то время как небо на востоке начинает озаряться светом.***
Избегать неловких тем вместо того, чтобы поделиться проблемами, конечно, хорошо и прекрасно, но эти самые проблемы могут напомнить о себе в самый неподходящий момент, а при их работе малейшее отвлечение внимания рискует оказаться смертельным. Кайен заранее предчувствовал, что так оно и будет, поэтому в данный момент был сосредоточен на полную. — Кучики! — кричит он. — Ты неплохо справляешься. Чуть сбавь темп — и он твой! Она кивает, но взгляда от своего противника не отводит. Это хорошо. Значит, уровень концентрации у нее вырос с тех пор, когда даже пролетающая мимо птичка могла отвлечь ее. А здесь ей потребуется все внимание. Их послали позаботиться об этом пустом — крупнее обычного, но и не огромном. Кайен и сам бы довольно быстро с ним разделался, но Кучики нужен опыт… и уверенность в себе. Она справится, ей просто стоит поверить в себя. В данный момент пустому не позавидуешь. С самого начала у него было по меньшей мере пятнадцать щупальцев, теперь же куски где-то десяти из них разбросаны по земле вокруг. Скорость монстра довольно высока, чтобы заставить Кучики попотеть и не позволять ей как следует использовать шикай, но она хорошо держится. Пустой сокрушенно ревет, и она бросается на него, готовая вновь атаковать. Кайен видит, как Кучики напряглась. Отлично. Этот удар просто обязан быть решающим. Но нет. Из середины изогнутого туловища вырывается новое щупальце, и это уже усеяно лезвиями. Кучики готова вот-вот уйти с линии атаки, но пустой быстр, крайне быстр, и если Кайен никак не отреагирует — эти лезвия ее исполосуют, а то и еще что похуже. И он реагирует. Уйдя в сюмпо с зажатой в руке Недзибаной, отрубает еще одно щупальце. Взревев, пустой резко оборачивается — дьявол, вот это скорость, ничего удивительного, что Кучики едва не задело, — и без промедления отвечает усеянным лезвиями щупальцем. Отреагировать Кайен просто не успевает, и по груди растекается жгучая боль. Он не планировал зажмуриваться, ведь это никак его не спасет, но ничего не может с собой поделать… Вновь распахнуть глаза его вынуждает крик и последовавший за ним нечеловеческий, полный страданий рев. Взгляду предстает Кучики с опущенным вниз клинком и пустой с треснувшей пополам от ее удара маской. Тот бросается к ней, но его тело начинает растворяться в воздухе, и к тому моменту, как она спускается на землю, от него остаются только воспоминания. Она спешно засовывает Соде но Шираюки в ножны и, бледная как смерть, кидается к Кайену. — Кайен-доно! — Отличная работа, Кучики, — выдавливает он. Его не слишком сильно задело, но это жжение… — Тем не менее следует поработать над физической формой. Приземление было слишком неустойчивым. Ты должна быть готова вновь тут же подпрыгнуть, если потребуется. — Не время для шуток, Кайен-доно. В тот же миг она тянется к его ране, и они вместе убеждаются, что та обширна, кровоточит, но не особо глубокая. — Не стоит, Кучики, — отталкивает он ее ладони. Ему неприятно видеть на них свою кровь. — Ерунда. Думаешь, не было хуже? — Но ранены вы прямо сейчас, — в полном смятении говорит она. — Все со мной будет в порядке. — Он плотнее прижимает униформу к груди, и та мгновенно пропитывается кровью. — Давай возвращаться назад. Она ничуть не выглядит менее расстроенной, но кивает, и они вместе вызывают адских бабочек, что помогут добраться до дома. В Общество Душ они прибывают затемно, в отличие от Мира Живых там облачная ночь. Час был достаточно поздний, когда они получили уведомление о буйствующем пустом. Кучики находилась в казармах и практиковалась в ката, а сам он засел за сверхурочной бумажной работой, свалившейся на него после того, как капитан Укитаке слег с очередным приступом. Выслеживание монстра и последующее очищение заняли довольно много времени, так что вряд ли они на кого сейчас наткнутся. Как только Кайен сворачивает на дорожку, кратким путем ведущую к главному зданию отряда, Кучики хватает его за руку. — Кайен-доно, Четвертый отряд в том направлении! Вас должны вылечить! — Не все так плохо, Кучики. По ее виду можно смело сказать, что, если бы ей не надо было бежать, стараясь поспеть за его широким шагом, она бы топнула от досады. — У вас кровь, Кайен-доно! — Знаю. Ничего такого, о чем я бы сам не мог позаботиться… по крайней мере, поначалу. Думаешь, Унохана обрадуется, если я залью кровью ее белоснежно-чистый пол? — Не вы первый, — говорит она, но неохотно идет следом. Он не солгал, эта рана не худшая из тех, которыми его награждали пустые. Но лезвия на щупальце срезали столько кожи, что даже поверхностные повреждения горят огнем. К счастью, в кабинете у него припасены бинты и болеутоляющие мази. Лучше он первым делом сам о себе позаботится, чтобы сохранить хоть какое-то подобие достоинства, когда наконец сдастся и отправится в Четвертый отряд. Он не закоренелый псих вроде тех, что водятся в Одиннадцатом отряде, но и не желает проявить себя настоящим слабаком, который рыдает от одного только пореза. Все необходимое, как и ожидалось, отыскивается в боковом ящичке письменного стола. Он и не осознает, что Кучики все еще болтается поблизости, пока не замирает на месте, чтобы снять косодэ, и не пытается забрать у него бинты. — Кучики, иди домой. Я в порядке. Ты со всем справилась. Расслабься. Иди отпразднуй. — Я в ответе за произошедшее, — бормочет она, не глядя на него. — Я совершила ошибку. — Ну вот еще. Прекращай. — Он хочет отобрать назад у нее бинты, но не тут-то было. — Кучики, — повышает голос он. Ему наконец удается перехватить ее взгляд, и увиденное его совершенно не радует. — В этом нет твоей вины, — строго говорит он. — Пустые нападают на синигами. Так уж они устроены. Ты же не доставала приманку и не упрашивала его сразиться с нами. — Я потеряла контроль, — настаивает она. — В противном случае вам бы не пришлось… вы бы не… — Глупенькая, — вздыхает он. — Знаешь, как я горжусь тобой? Ты отлично со всем справляешься. И я говорю так не для того, чтобы почесать тебе эго, а потому что так оно и есть. Пустые поступают непредвиденно. И это был как раз тот случай. Не вини себя. Это приказ. — По крайней мере, позвольте мне помочь, — произносит она и тянется к ране. Стоит ей применить лечащее кидо, и ладонь окутывает мягким свечением. — Ты ведь не собираешься меня слушать, верно, Кучики? — Вероятнее всего, нет, Кайен-доно, — говорит она, не отрывая от раны взгляда. Он закрывает глаза, и от ее ладони по груди растекается успокаивающий бальзам. Он испытал на себе лечащие кидо многих целителей, и смело может сказать, что каждый раз ощущения абсолютно разные… и всегда приятные. В местах воздействия кидо распространяется холодок, и Кайен буквально чувствует, как по мере лечения раны сами затягиваются, а кожа разглаживается. Единственное тепло, что он ощущает, исходит от ладони Кучики. Оно странным образом разливается по всему телу, и скрутившая живот боль наконец ослабевает. Еще минуту спустя все неприятные ощущения сходят на нет, но он не хочет, чтобы она убирала ладонь. Мягкие и нежные, ее пальцы скользят у него по груди. Он хочет, чтобы она и дальше касалась его, и не только в том месте, где прошелся клинок пустого. Кайен испытывает непередаваемые ощущения, лучше, чем когда-либо, и в итоге теряет счет времени. Когда кидо рассеивается, он открывает глаза и обнаруживает, что аккуратно держит Кучики за запястье. Не отпускает. А она не вырывается. — Так-то лучше, — тихо произносит она, глядя прямо на него. — Ага, — отвечает он, и есть в их голосах нечто общее. Оба звучат несколько отстраненно, с придыханием. Он понятия не имеет, что всему виной, но, быть может, именно это что-то, а вовсе не внезапно отключившийся разум, побуждает его притянуть Кучики к себе и поцеловать. Поцелуй выходит не долгим и не глубоким, но по всему телу Кайена проходит электрический ток. Она такая маленькая, такая хрупкая, что он не давит на нее, а просто прижимается своими губами к ее, ощущая исходящее от нее тепло и аромат. Когда он отстраняется, ее глаза еще некоторое время остаются закрытыми. Она не пытается вырваться из объятий, только лишь пальцами дотрагивается до своих губ, словно бы не веря в произошедшее. Момент затягивается и трансформируется в голове Кайена в панический страх. Если он неверно понял ее… Если она хотела вовсе не этого, если он только что разрушил единственные взаимоотношения, на которые она могла только рассчитывать… — Дьявол, — выдыхает он. — Кучики, я… Он не заканчивает это предложение. Потому как понимает, что не сожалеет о случившемся. Должен бы, но не сожалеет, ни грамма. Да по ней и не скажешь, что она испытывает злобу или отвращение. Она проводит ладонями по его груди, неотрывно следя за ними взглядом, и обнимает за шею, большим пальцем щекоча кожу. — Кайен-доно, — говорит она, после чего встает на цыпочки, вынуждая его наклониться, и… Нет, не он целует ее. Они целуются, снова и снова прижимаясь друг к другу, пробуя друг друга на вкус и переплетая языки. И в этот момент нет никаких остаточных повреждений, нет никакого служебного кабинета — есть только Кучики и он сам. — Кайен-доно, — бормочет она ему в губы, и он притягивает ее еще ближе, слегка приподнимая и покрывая поцелуями щеки, шею. Ее ладони изучающе спускаются ему на плечи, затем вновь поднимаются выше, и он вспоминает, что наполовину — абсолютно голый. Не отнимая губ от шеи, он ныряет пальцами под одежду и поглаживает, несколько побаиваясь смотреть ей в глаза. Кожа у нее гладкая, не тронутая ни единым шрамом, что столь обыденны при их-то работе. Он проводит ладонью по ее плоскому животу и по ребрам. Под косодэ у нее совсем ничего нет, даже ожидаемой нагрудной повязки… Хотя та и в самом деле ей не нужна. После секундного колебания он со всей нежностью задевает пальцами ее соски и ощущает, как она вся содрогается. — Кучики, — говорит он, отстраняясь, но не выпуская ее из объятий, — ты дрожишь. — Все хорошо, Кайен-доно, — шепчет она, и ткань соскальзывает с плеч. Пол самым удобным образом устелен татами, и чем больше одежды они сбрасывают с себя, тем ниже опускаются — и вот в конце концов Кучики, полностью обнаженная, лежит под Кайеном и смотрит на него с абсолютным доверием во взгляде. — Кайен…доно... — ладонью зарывается она ему в волосы и произносит его имя так, как никогда прежде. Ему вновь хочется ощутить послевкусие от своего имени на ее устах, но еще больше ему хочется ощутить ее саму. Он опирается на ладони и нависает над ней. — Кучики, — выдыхает он ей в шею. Она не издает в ответ ни стона, только обнимает его и раздвигает ноги пошире. Она вся разгоряченная и влажная, и ему не составляет труда шевельнуть бедрами и войти в нее. — Рукия. Она коротко вскрикивает. Кайен продвигается медленно, боясь разрушить момент, но все равно не сдерживает тихого стона. Он целиком и полностью поглощен окружившим его сладостным теплом, что, только лишь двинув бедрами, осознает: это выражение на ее лице вызвано вовсе не желанием. Болью. Он тотчас замирает. — Кучики? — Все хорошо, Кайен-доно, — второй раз за вечер заверяет она. Но он и без того все понимает. — Ты девственница. Она моргает и награждает его забавным взглядом. — Э-э… Нет, Кайен-доно. Она нетерпеливо извивается, ясно давая понять, чего ждет от него, но его шок, вопреки ожидаемому, никуда не девается. Не то чтобы он предполагал, что она не девственница — у него вообще не было никаких предположений. Он старательно избегал всех мыслей на эту тему. Но теперь, зная… «Я ее первый», — осознает он. И это уже чересчур. То, что из всех вокруг она решила разделить свой первый опыт именно с ним, здесь, на полу его кабинета, — это… это… Должно быть, она ощутила возросшее напряжение. Не успевает он ничего возразить, как она обвивает ноги вокруг его бедер и прижимает ближе к себе. — Все в порядке, — говорит она. — Мне это просто… в новинку. Не останавливайтесь. Прошу. Она вновь шевелит бедрами, и вся его стойкость идет псу под хвост. Он не может противиться ни ей, ни себе. Не хочет противиться. — Да, — произносит в ответ он и целует ее. — Разумеется. Никогда прежде он не прикладывал столько усилий, чтобы двигаться как можно медленнее, лишь бы только доставить ей удовольствие, что буквально невыносимо, когда она вот так вот трется об него. По мере ее привыкания к новым ощущениям толчки становятся все глубже, и он прекрасно понимает, что без помощи ей не обойтись. Первый полный истинного наслаждения стон срывается у нее с губ, когда он скользит ладонью меж их телами и начинает ласкать ее клитор. Это воистину дает свои плоды: крики раздаются все громче, между ног — еще больше влаги, и она сама начинается двигаться ему навстречу. Вперед и назад, жарче и жарче, они отдаются друг другу без остатка, и терпеть становится нет мочи. — Кайен-доно, — молит она в перерывах между короткими, теряющими свою цель поцелуями. — Кайен-доно, да, еще… — Он увеличивает темп, и она стонет: — Я… Все последующие слова тонут в протяжном вдохе, и она, изогнувшись, бьется мелкой дрожью. Кайен зашел уже слишком далеко, чтобы остановиться, поэтому продолжает толкаться в нее и в конце концов, когда долгожданный оргазм накрывает и его, кричит, уткнувшись ей в волосы. Они замирают, дожидаясь, чтобы дыхание пришло в норму, после чего он перекатывается на бок и притягивает ее к себе. Они еще долго так и лежат, обнявшись. Кучики снова молчит до тех самых пор, пока луна не опускается достаточно низко и ее свет не проникает в окно и не заливает их переплетенные тела. — Кайен-доно… — Да, Кучики? — Он лениво перебирает ее волосы. Она приподнимается на локте и поворачивается к нему, спокойная, но несколько грустная. — Нам пора, — произносит она. — Вам стоит вернуться домой. Мияко-доно будет волноваться. И в этот миг чары рассеиваются. У них не уходит много времени на то, чтобы одеться и пятерней привести волосы в относительно нормальный вид. Всего несколько минут — и они вновь выглядят как прежде. Словно ничего и не было. Кучики выходит за дверь и сворачивает на дорожку, ведущую к ее дому. Она пойдет одним путем, он — другим. — Кучики… Он хочет прикоснуться к ней, но она уже достаточно далеко. Она улыбается, и он ничего не может понять по этому ее выражению лица. — Спокойной ночи, Кайен-доно. — Спокойной ночи, — говорит он. Она в ответ кивает, разворачивается и идет прочь. Ему невыносимо смотреть ей в след.***
— Ты какой-то задумчивый, — Мияко тыкает ему в лицо палочками, — заболел? Кайен отстраняется, отрываясь от коробки бэнто, которую все это время так усердно разглядывал. Сентаро с Кионе пришлось немало потрудиться, чтобы приготовить им ланчи (или, что более вероятно, пройтись пару кварталов, чтобы их купить), так что было бы невежливо бездумно проглотить все как удав. — Вовсе нет. — Вовсе да, — категорически заявляет Мияко. — Сам на себя не похож. Ты мне такой не нравишься. Прекращай. — Может, я решил провести сегодняшний день в раздумьях, — щурится он яркому солнышку. Они могли бы вместе поесть в кабинете, как иной раз и поступают, но у него нет желания сегодня там находиться. — В раздумьях? — в ее голосе сквозит неподдельное изумление. — Дорогой, если такой угрюмый вид — результат мыслительной деятельности, то лучше предоставь это нам с капитаном, а сам сосредоточься на том, чтобы выглядеть как можно привлекательнее. Лишняя декорация кабинету никогда не повредит. У него вырывается смешок, и он непроизвольно ластится к ее ладони, ласково треплющей ему макушку. Здесь, в свете дня, все кажется абсолютно естественным: нет никаких тайн, никаких угнетающих секретов. Должно быть так просто — взять и представить, что вчерашний день ему просто приснился. Но Мияко не заслуживает такой глупости, она достойна лучшего. Кайен наблюдает, как она доедает ланч, и размышляет, рассказать ей о том, что он натворил, или не стоит. Эти мысли не покидают его с самого утра. Мияко единственная, с кем он всегда может быть откровенен, нравится ему это или нет. Она его жена, и он должен относиться к ней с уважением. Так твердит ему совесть, но не здравый смысл. Расскажи он все — и это разобьет ей сердце. Последнее, чего он желал бы. В данный момент он даже думать не может о Кучики. С самого утра та отправилась на задание. Так, наверное, к лучшему. Он опускает палочки. — Мияко… Она поднимается. — А ну, давай. Пошли. — Э? Куда? — За твоим занпакто. Если собрался провести время в раздумьях, то думай о чем-либо стоящем. Устроим спарринг. Почти все члены отряда либо на заданиях, либо наслаждаются обеденным перерывом, но некоторые все же собрались вокруг тренировочных полигонов понаблюдать за тем, как сражаются их лейтенант и третий офицер. С тех самых пор как Кайен с Мияко поженились, баталии на мечах между ними случались чаще, чем словесные, и каждый бой становился настоящим испытанием. Только лишь то, что они сражаются не насмерть, не означает, что Мияко сделает ему поблажку. Она из раза в раз не устает напоминать о том, что свое звание он должен заслужить. Они обнажают мечи и кланяются друг другу. Мияко коротко усмехается и стремительно бросается на него, после чего Кайен ни о чем, кроме боя, думать уже не может. Мияко быстра и беспощадна, и даже на полной скорости ему едва удается уберечь плоть от ее клинка — униформе везет куда меньше. Сегодня его ждут нить с иголкой. — Ты чересчур медлителен, Кайен! — выкрикивает Мияко, и он уклоняется от очередного удара, после чего промахивается сам. — Ну, что поделать, если мне не терпится насладиться столь прекрасным зрелищем? — парирует он и искренне хохочет. Удивительно, как можно было забыть, насколько сильно ему это нравится — скрещивать мечи с женщиной, чьим неудержимым талантом он восхищается и которую любит за ее нежное сердце. Бой подходит к концу, и они оба потные и усталые от палящего солнца и активной физической нагрузки. Их провожают взгляды нескольких синигами и жидкие аплодисменты. Мияко кланяется, а Кайен усмехается и машет. Усмешка так и застывает на губах, когда в поле его зрения попадает уходящая прочь маленькая, бледная фигурка на вершине восточного горного хребта. Похоже, Кучики уже вернулась со своего задания.***
Наступает очередной поздний вечер, когда Кайену следовало бы пойти домой, но он возвращается за письменный стол, перебирает и подписывает офицерские отчеты, даже не вчитываясь в них. По крайней мере, Укитаке наверняка оценит тяжкие труды, завтра-послезавтра выйдя с очередного больничного. Покончив с первой стопкой документов, он откладывает ручку. Можно идти домой, но он явно ощущает еще чье-то присутствие. В одном из тренировочных залов обнаруживается Кучики, в полном одиночестве. Она наверняка услышала, как он вошел, но не оборачивается и продолжает делать выпады, разрезая воздух мечом. Ее техника безупречна, и Кайен невольно задумывается, он ли тому виной, ее природный талант или неудержимая жажда оправдать ожидания Бькуи. — Кучики. Он терпеливо дожидается, пока она закончит серию выпадов и опустит меч, тем не менее не убрав тот в ножны. — Кайен-доно, — произносит она, глядя в стену. — Прошу меня простить, если я потревожила вас в столь поздний час. — Не глупи, — говорит он, подходя ближе. — Это я отвлекаю тебя от тренировки. Но уже поздно, Кучики. Тебе пора домой. Брат будет волноваться. — Нет, не будет, — покачав головой, хрипло отвечает она. Резкие нотки в ее тоне ни с чем невозможно перепутать. Он старается подобрать нужные слова: — Кучики… — «Надо же, именно сейчас не знать, что сказать». Он касается ее плеча. — Ты дрожишь. — Мне жаль, — шепчет она. — Я видел тебя сегодня на тренировочных полигонах. Отчего не подошла и не поздоровалась? Мияко хотела узнать, как прошла миссия. При упоминании его жены она съеживается, и Кайен понимает, что попытка сымитировать нормальный разговор была неверным шагом. — Я не хотела вставать между вами, — произносит она. — Я не… Мне не… Мне так жаль, Кайен-доно. — Она опускает голову, и волосы падают ей на лицо. — Я так сильно восхищаюсь и вами, и Мияко-доно, я вовсе не желала вам навредить. — И не навредила, — поспешно вставляет он, но Кучики его словно не слышит. — Мы можем прекратить наши тренировки или можно подать заявление о переводе в другой отряд. Позвольте мне все исправить. — Прекращай, Кучики, ты не сделала ничего плохого… — Нет, сделала! — восклицает она, и когда наконец поднимает взгляд, то видно, что ей едва удается сдержать слезы. — Сделала! Вам не следует больше находиться в обществе такой, как я! Вам стоит… Ему не дано услышать продолжение, потому что в следующую секунду она уже у него в объятиях и его губы плотно прижаты к ее губам. Она выдыхает ему в рот и отвечает на поцелуй, в конечном счете обвивая его руками. Он чувствует, как меч плашмя прижимается к спине, но ему нет до этого дела. — Все хорошо, — говорит он по окончании поцелуя, не выпуская ее. — Можешь мне поверить. Все хорошо. — Откуда вам знать? — тихо спрашивает она. — Потому что я распрекрасный лейтенант Кайен и я так сказал! — Улыбка дается с трудом, но постепенно сохранять ее становится все проще. — И никоим образом я не позволю другому отряду заполучить такой талант, Кучики. Тринадцатый — лучший, и это твой дом! Она непроизвольно улыбается. — Вам стоит быть посерьезнее, Кайен-доно. — Я серьезен как никогда, — искренне отвечает он. — Это твой дом, Кучики. Поверь мне. Ни о чем волнуйся, а также продолжай и дальше блистать. — После секундной задержки она кивает. — Вот и хорошо. — Он целует ее в макушку и выпускает. — А теперь иди домой. Я не шучу. Я не допущу того, чтобы ты уснула в разгар нашей тренировки только лишь потому, что всю ночь усердно трудилась. Она покрывается румянцем и снова кивает. — Спокойной ночи, Кайен-доно. — Спокойной ночи, — тихо говорит он. Едва она уходит, он возвращается в кабинет. Неплохой прогресс на сегодня, пора собираться и идти домой. И он вновь садится за стол.***
Кайен так увлекся, что, когда Укитаке возвращается, чтобы разгрести неожиданно вовсе и не заваленный стол, ему еще дня два, пока не накапливаются новые отчеты, оказывается нечем заняться. Сам Кайен, вместо того чтобы подремать или проведать брата с сестрой и новую свинку Гандзю, сидит на пригорке у тренировочных полигонов и наблюдает, как его жена гоняет свою команду в хохо. Очередная аттестация на носу, и всем необходимо выложиться на полную, чтобы иметь шанс получить ранг старшего офицера. Мияко не устает ворчать на них и напоминать об этом, подстегивая тем самым работать еще усерднее, но в то же время не занижая их самооценку до того уровня, когда они просто опустят лапки и перестанут стараться. Мияко и правда прекрасно ладит с людьми. Кайену это известно ровно столько, сколько они с ней знакомы, и он никогда не переставал удивляться, с какой легкостью ей удается раскрыть в подчиненных истинный потенциал. Ясное дело, что ее все любят. Ясное дело, что он сам ее любит. По сей день он не встречал никого еще столь открытого и нежного, но в то же время сильного духом. Когда они поженились, Кайен пообещал любить ее вечно. И вне всяких сомнений так оно было, есть и будет. Но подразумевает ли обещание вечной любви — не любить никого больше? Они прежде затрагивали эту тему. Ну, или похожую. — Думаешь, через сотню лет мы будем все такими же? — однажды спросила Мияко вскоре после свадьбы, перекатившись на кровати и улегшись на спину. Он продолжил ласкать взглядом ее тело — в те дни большую часть времени наедине они проводили абсолютно голыми. — Ну разумеется. Брак именно это и подразумевает. Я всегда буду считать тебя сексуальной. — А через две сотни лет? — Даже через две сотни. — А как насчет… пяти сотен? — Мияко… — закатил он глаза и набросился на нее с поцелуями. — Да, даже через пять сотен лет, — сказал он, когда они вышли подышать воздухом. — А что насчет меня? — М-м-м, полагаю, — проговорила она, — когда, ну, знаешь, пройдет некоторое время, ты, так и быть, можешь позволить себе угоститься различными… закусками. Но лишь при условии, что я буду основным блюдом. — Ну тебя, Мияко. Не городи ерунды. — А что? Нет ничего дурного в том, чтобы для разнообразия добавить немного остроты. «Навеки» — немалый срок для брака, и я была бы эгоисткой, если бы не позволила тебе опробовать что-то новенькое. — Она подмигнула. — Но, чур, место в зрительном зале — мое. Он тогда посмеялся, словно она шутила, хотя Мияко редко что-либо говорила, не имея этого в виду. Это была шутка. Дьявол, а даже если и нет, то он представить себе не мог, чтобы нечто подобное произошло сейчас. Они же не столь долго и женаты еще. А даже будь это исключительно желание попробовать что-то новенькое, с позволения Мияко или нет… Кучики не просто-напросто хороший трах. Она не закуска. И тем не менее… Взгляд падает на Кучики, тренирующуюся со всей командой. То, что он к ней испытывает, не то же самое, что он подразумевает под «быть влюбленным». Но все же это какое-то особенное чувство. И их так просто спутать между собой. Неужели это так странно, что у него в сердце может быть местечко для кого-то еще? Неужели это так неправильно, что он испытывает чувство вины лишь за сам обман, а не за случившееся? Он наблюдает за тренировкой до конца дня, но так и не находит ответа на эти вопросы.***
Жизнь идет своим чередом. Кучики по-прежнему тренируется под его руководством. Кайен по-прежнему изо всех сил старается развить ее потенциал. Она воистину далеко продвинулась, хотя все еще показывает лучшие результаты в более узком кругу, где некому ее смутить. — Давай же, Кучики, — зовет он, высвобождая Недзибану. — Нападай! Стоит отдать ей должное, перед атакой она больше не колеблется. Сражаясь в шикае, они подходят друг другу еще больше: оба становятся быстрее, ловчее, оба опираются в бою на своего рода танцы. Район Руконгая, выбранный ими сегодня для тренировки, очерчен мелководной, не быстротечной рекой, и по мере того, как спарринг набирает обороты, Кайену приходится держать ухо востро, чтобы не бултыхнуться в воду. Хотя день такой теплый, а они не отдыхали с самого утра… Мысль о том, чтобы искупнуться, кажется все более заманчивой. Кайен усмехается и, покручивая Недзибану вокруг запястья, кидается на Кучики, отчего та вынуждена отпрыгнуть назад — она знает, что он никогда не причинит ей вреда, но может и вырубить, если посчитает, что это подстегнет ее тренироваться усерднее. Весь ее вид говорит о том, что она готова контратаковать, но Кайен наносит еще один быстрый выпад справа, вынудивший ее отскочить еще немного, — и вот она уже по колено в воде. От удивления Кучики падает назад, полностью намочив хакама. Он закидывает Недзибану на плечо и ухмыляется: — Стоит больше смотреть по сторонам, Кучики. Пусть окружение играет тебе на руку! Она сверлит его взглядом, но понимающе кивает. Полезное знание, передаваемое от наставника к ученику. Самая обычная тренировка — все как всегда. — Поняла, Кайен-доно. Он протягивает руку, чтобы помочь ей подняться, и наступает его черед удивляться, потому как она тянет его на себя и окунает в воду. Лицом вниз. — Кучики! — Вынырнув, он смеется и ворчит одновременно. — Не очень-то мило с твоей стороны. Теперь мы оба промокли. Мы так выбьемся из графика, знаешь ли. — Вы что-нибудь придумаете, Кайен-доно, — с мягкой улыбкой произносит она. У него встает ком в горле. Ну, почти обычная тренировка. Речной берег соседствует с небольшой рощицей, которая служит им прекрасным укрытием, чтобы заниматься любовью в ожидании, пока одежда высохнет на солнышке. Впоследствии, прибегнув к уговорам, Кайену удается затащить ее вместе с собой в реку, чтобы искупаться и смыть всю грязь. — Пропустила пятнышко. — Он проводит мокрой ладонью по темной отметине в нижней части шеи и обнаруживает, что та не смывается. — Твою мать. Синяк. Прости, виноват. — М-м-м, мелочи какие. — Она куда более расслаблена, чем ожидалось. По ней не скажешь, что оголение в публичных местах — ее конек, пусть даже в радиусе мили не будет ни души. — Я его вылечу еще до того, как мы вернемся в Сейрейтей. — Никогда не приходило в голову, что кидо можно использовать для этого. — Он обнимает ее со спины, наслаждаясь ощущением ее гладкой кожи, и целует в висок. — И где ты была во время моей учебы в Академии? Я бы не отказался от такой помощницы. Она никак не реагирует на двусмысленное замечание. Куда больше ее занимает вытатуированный у него на руке завиток клана Шиба. — Когда вы его сделали? — Сразу после принятия в академию, еще до начала первого семестра, — отвечает он. — Младший брат не желал отпускать меня, поэтому я взял его и пошел наколол эту татуировку в знак того, что как бы далеко от дома мне ни пришлось оказаться — я никогда не забуду свою семью. — Сколько ему было? Он пожимает плечами. — Без понятия. Четыре? — Кайен-доно! — смеется она. — Должно быть, это здорово — иметь такую крепкую связь с родными. — Ага. — Он обнимает ее покрепче. — А что же ты? Не хочешь чего-нибудь наколоть? — Нет, точно нет. Сомневаюсь, что брат это одобрит. — И это еще мягко сказано. — Но был у меня друг, который сделал себе тату. На лбу. Вот здесь. — Она развернулась и очертила пальчиками его лоб, показывая точное расположение. — Необычно. Должно быть, у него сейчас очень странные брови. — Наверное. Он просто сказал, будто нутром чуял, что должен так поступить. Не мог даже объяснить почему. — Интересный парень. По лицу у нее пробегает тоскливая нотка, поэтому он наклоняется и целует ее, чтобы стереть все следы печали. Она с готовностью ему отвечает. — Готова возвращаться на землю? — Да, Кайен-доно, — шепчет она ему в губы.***
— Простите, извините, пропустите! Кайен на всех парах несется в кабинет Укитаке, огибая по пути пару-тройку рядовых офицеров. Он торопится не потому что опаздывает — ему просто не терпится скорее добраться до туда. Прошла неделя после аттестации, когда все члены отряда демонстрировали свои возросшие навыки ведения боя, сражаясь поодиночке и друг с другом, чтобы можно было определить, кто просто достоин повышения, а кто и звания одного из первых старших офицеров. В последнем случае у Кайена был кое-кто на примете. Он не собирается притворяться, что его мнение исключительно беспристрастно, и вести себя как во время длительных собраний, на которых они с капитаном обсуждали выставляемые офицерам оценки. Он хочет, чтобы Кучики повысили. К счастью, если Кайен верно расшифровал улыбку Укитаке — а он никогда прежде не ошибался, — тот хочет этого не меньше. Более того, Кучики достойна повышения. Со времен последней аттестации никто в отряде не трудился усерднее, чем она. А поскольку Кайен более чем пристрастен, он собирается воспользоваться своей должностью, чтобы узнать наверняка, что Кучики получила заслуженное звание. — Привет-привет! — Он плюхается напротив капитана. — Ну, давайте. — И тебе доброе утро, Кайен, — криво улыбается Укитаке и подает лист бумаги. — Никаких сюрпризов быть не должно. Мы вместе проставляли оценки. — Я просто-напросто бдительно отношусь к своим обязанностям лейтенанта. Он пробегает взглядом список имен и назначений. Все почти в точности так, как они и обсуждали, — не шибко много повышений, хотя некоторые все же отличились. Но стоит ему добраться до рядовых, как он кое-что замечает… а точнее, не замечает. — И это все? — Он переворачивает лист. Укитаке только кивает. — Да вы шутите. Вам не кажется, что вы что-то упустили? — Кайен… — Укитаке выглядит огорченным. — Я в курсе, что ты с ней много работал, но очень много по-настоящему сильных синигами боролись за эти места. Возможно, в следующий раз… — Нет! — вскакивает он на ноги. — При всем уважении, капитан, но это бред сивой кобылы. Кучики добилась всего этого, потому что она сама много работала. Она заслужила повышение. И вы знаете это, и я знаю. Так почему же она его не получила? — На решение повлияли различные факторы, — отвечает Укитаке, но по его виду можно смело сказать, что он и сам себе не верит. — Мне пришлось учитывать и другие мнения. — Хорошо, мое мнение вы знаете! — рявкает он. — Кого еще вам надо спросить? Офицеров, с которыми она соревнуется? Тех, кто никогда не видел, как она сражается? Кого еще волну… — Его осеняет, и он обрывается на полуслове. — Твою мать. Ее брат. Это Бьякуя, не так ли? Укитаке испускает вздох. — Все намного сложнее. — Вовсе нет. Он разворачивается к выходу. — Кайен, стой! — прорезает кабинет строгий указ. — Я запрещаю перечить Бьякуе в этом вопросе. Это приказ, лейтенант. Кайен на грани того, чтобы прочистить уши и убедиться, что он не ослышался. Много времени прошло с тех пор, когда капитану последний раз приходилось отдавать ему прямой приказ. Обычно все держалось на доверии. — Кто-то же должен. Не похоже, чтобы Бьякуе вообще было известно, насколько она хороша. Он даже никогда не требовал представить отчет о ее достижениях. Почему он так поступает? Настолько сомневается в ее умениях? — Нет. — Тогда что? — Он даже не пытается скрыть свой гнев. Капитан против лейтенанта, они никогда прежде не ссорились, но это же бред, бред! — Почему вы пытаетесь защитить ее, капитан? Ей не нужна ни ваша защита, ни брата. — Я не пытаюсь ее защитить, — произносит Укитаке, и в его голосе в равной степени различаются терпимость и безрадостность. — Я пытаюсь защитить его. Кайен замирает. — Я в курсе, что вы с капитаном Кучики знакомы много лет, но ты не знаешь, что с ним было, когда умерла Хисана. — Я хотел помочь ему, — говорит Кайен. — Он не желал никого видеть. А когда вновь появился на публике, то был уже… отрешенным. Таков его метод решения проблем. — Да, так и есть, — кивает Укитаке. — Но, прожив столько лет, начинаешь понимать людей без слов. Я виделся с ним после похорон. Он меня не прогнал. — Укитаке на мгновение прикрывает глаза. — Он мало изменился со смертью жены. Просто… потеря близкого ожесточила его. Боюсь, потеряв еще кого-либо, он просто сломается. Кайен, что мне еще оставалось, когда он попросил меня защитить сестру? Зная, чего ему стоило обратиться ко мне с подобной просьбой. — Он разводит руки в разные стороны. — Как бы ты поступил? В кабинете повисает длительная пауза. — Иначе, — наконец отвечает Кайен. — Возможно. Но я прошу тебя уважать сделанный мною выбор. — Я могу его принять, но уважать и не просите. Бьякуя не прав. Он совершает ошибку. — Может быть. Но на данный момент я готов взять всю ответственность на себя. Добавить больше нечего.***
Он мельком замечает ее у толпы собравшихся перед списком с результатами аттестации, но раздающиеся тут и там поздравления в адрес тех, чьи труды все же были вознаграждены, не позволяют ему подобраться к ней поближе. Лишь вечером ему удается засечь ее реяцу в зале для тренировок, где она совсем одна. Он задается вопросом, а не ждет ли она его. Они никогда не оговаривали места встречи для… да чем бы это ни было. Этот вопрос он решает отложить до следующей тренировки. — Привет. — Кайен-доно, — кивает она, сидя на коленях и аккуратно полируя лезвие меча. — Извини, не мог раньше пересечься с тобой. Я надеялся переговорить первым. — На тему чего? От любого другого он бы ожидал услышать в ответ сарказм или, по крайней мере, обвинения. Он сказал ей, что она всего добьется… он пообещал. И она добилась, вот только ее труды не были оценены по достоинству. А в таком ключе он представляется лжецом. — Аттестации. Многие в этом году показали хорошие результаты… Ты отлично справляешься, Кучики, и отсутствие повышения не имеет никакого отношения к тому, как ты работала последнее время. — Полуложь оседает на языке горьким осадком. Она откладывает меч и все внимание обращает на него. — Я не могу понять. Вы ожидали, что я разозлюсь? — Ну… вроде того, — трет он загривок. — Расстроишься. Еще что. — Вовсе нет. — Она аккуратно складывает руки на коленях. — Мне еще работать и работать, Кайен-доно. — Ты и без того много работала. Ее губы искажает слабая улыбка. — Как и остальные. Я ведь даже не сдала соответствующие экзамены, вступая в отряд, так что, ясное дело, не надеялась… — А должна бы. — Неожиданно для себя он присаживается возле нее на корточки и приобнимает за плечи. — Надейся. Кучики, ты заслуживаешь большего. — Я ценю вашу поддержку, Кайен-доно. — Она осторожно сбрасывает его руку и возвращается к мечу. — Но мне и правда надо привести его в порядок. Брат ждет меня к ужину. Несколько ошарашенный, Кайен не сводит с нее глаз. Он был уверен, что Кучики расстроена, что ей нужно услышать… нужно, чтобы именно он объяснил ей почему, обнадежил, что она трудилась не напрасно. Он был уверен, что нужен ей для того, чтобы собрать по кускам ту уверенность в себе, которую растил в ней все это время. Он делает шаг к выходу и только тогда замечает, как у нее едва различимо подрагивают плечи. Никаких слов не нужно, чтобы понять, что ей не так-то просто держать себя в руках, как может показаться на первый взгляд. Он ей нужен. Но она всеми силами старается это исправить.***
Мияко почти целый день мирится с его погруженностью в себя. После чего не выдерживает и прямо в кабинете загоняет в угол. — Ну, кто это сделал? — Сделал что? — У него в руках стопка бумаг, но жена спокойно забирает их и откладывает в сторону. — Не знаю, что именно, но что-то да стало причиной этого твоего взгляда. И ты явно не сам это что-то натворил, иначе давно бы уже вытворял какую-нибудь бравую глупость, чтобы все исправить. Если бы она только знала. — Это все капитан, — говорит Кайен. — Ну, не то чтобы капитан… конкретно его я не виню. Но он принимает все как есть, и я понятия не имею, что мне сделать, чтобы убедить его в обратном. Она дотрагивается до его лица. — Расскажи мне. И он рассказывает. Не обо всем, что занимает его мысли и заставляет выглядеть таким поникшим — попросту трусит, — но об ожиданиях относительно повышения Рукии, о соглашении Бьякуи и капитана. О том, как его тревожит перепалка с Укитаке — первая с тех самых пор, как он заступил на должность лейтенанта. — Не то чтобы я была удивлена, — вздыхает она по окончании рассказа. — Я не так хорошо знакома с капитаном Кучики, как ты, но он никогда не производил впечатления радушного мужчины. — Он никогда таким и не был, — парирует Кайен. — А сейчас стал еще хуже. Мне просто жаль, что я ничего не могу поделать, Мияко. В смысле… Он не должен вмешиваться в дела нашего отряда. — О-о, Кайен. Думаешь, я ничего не знаю? — хихикает она. Он едва не давится воздухом. — Знаешь? — Ну разумеется, — говорит Мияко, и в ее голосе не слышится гневных ноток. Она улыбается. — Это, конечно, прекрасно, что ты строишь из себя всего такого объективного, но все знают, что эта девчушка — твоя любимица. Ты хотел, чтобы она получила повышение, потому что она сама этого заслуживает. Вовсе не вторжение в дела отряда тебя беспокоит. — А-а, — протяжно выдыхает он. — Да, так оно и есть. Ты права. — Увы, сейчас мне пора, — с явным сожалением говорит она. — Я возглавляю команду по уничтожению одного докучливого пустого. — Целую команду? Они помрут от скуки, наблюдая за тем, как ты разделываешься с ним в одиночку. — Не сомневаюсь. — Она поднимается. — Мне жаль, что это свалилось на твои плечи. Бьякуя Кучики исполнительный синигами, но сомневаюсь, что он понимает, каково это — быть братом. Он не ты, — качает головой Мияко. — Я наблюдала за Рукией-тян. Она заметно освоилась в отряде по сравнению с первыми днями, но невооруженным взглядом видно, что со стороны семьи ей не перепадает ни капли любви. Я рада, что ты восполняешь ей этот недостаток. Он замирает. — Мияко?.. — Доверься своему сердцу, Кайен, — говорит она. — Оно тебя ни разу еще не подводило. Я верю, что не подведет и на этот раз. Это одно из многого, что я люблю в тебе. И мне тоже доверься. Ты не единственный, кому не все равно. — Она наклоняется и запечатлевает на его губах нежный поцелуй. — Мы обсудим это, когда я вернусь. Ладно? — Ладно. Пока.***
Он обнаруживает Кучики у озера, в полном одиночестве. Они частенько вместе обедают на этом самом местечке в компании Сентаро, Кионе и остальных, но в данный момент поблизости больше никого нет. — Привет, — плюхается он возле нее. — Здравствуйте, — улыбается она. Обстановка не столь интимная, чтобы отбросить маску приличия, но она и без того кажется более спокойной. Кайену думается, она и правда приняла тот факт, что причиной всему была вовсе не банальная несправедливость, а ее собственная некомпетентность. Легче ему от этой мысли не становится. Сегодня определенно в утешении нуждается он сам. Но он не собирается перекладывать это на нее, вовсе нет. — О чем задумалась? — Ни о чем конкретно, Кайен-доно. — Она крутит в руках какой-то цветочек, разглядывая разлитое перед ними безмятежное озеро. — А вы? — Да тоже. — Он откидывается на спину, опершись ладонями о землю. — С отчетами покончено, Мияко отправилась на задание. Просто наслаждаюсь отдыхом. — Ясно. Она искоса поглядывает на него. Он замечает, что ее глаза затянуты дымкой, и многое готов отдать, чтобы большего этого не видеть. С самой первой ночи они ни разу больше не заговаривали о его жене, но он прекрасно понимает, что это давит на них обоих. И то, что Кучики никогда не просила — и никогда не попросит, это точно, — о большем, положения не спасает. Она принимает то, что он готов ей дать. Счастье украдкой не многого стоит, когда ты не можешь его удержать. — Я могу вам чем-то помочь? Ему столько всего хочется ей сказать. И он сказал бы, если бы удалось привести мысли в порядок. Сказал бы о том, что считает, будто его жена знает о них. А если и правда знает, то он даже представить себе не может, что ее реакция может значить. Сказал бы, что она заслуживает большего и ей не стоит стесняться просить об этом. Сказал бы, что любит ее… но и здесь она заслуживает большего, а вовсе не того, что он может ей предложить. — Нет, Кучики, — похлопывает он ее по руке. — Просто посиди рядом, и все. Она открывает рот, собираясь что-то сказать, но их прерывают. К ним спешно подходит Укитаке. — Кайен, идем скорее, — крайне серьезно велит тот. — Кое-что произошло.***
Мияко мертва. Мир Кайена рухнул. — Вся ее команда уничтожена. Даже те, что были на наблюдательных постах… Он едва различает происходящее, все словно в тумане. Попытки Укитаке успокоить его, безмолвные страдания Кучики, тело жены… то, что от него осталось. Нет, это не его жена. Та штука, те куски плоти под простыней — это не Мияко. Мияко больше нет. Гнев прожигает его изнутри, оставляя после себя зияющую дыру и желание взвыть. — Вы хотите, чтобы я сидел здесь, как идиот, и ждал?! Разумом, который на данный момент ему не подвластен, он понимает, что Укитаке прав. Имеет смысл дождаться подкрепления и после уже вернуться к пустому, загнать в ловушку и обрушить на него свою месть. Кайена не волнует здравый смысл. Есть нечто более важное. Он во многом подвел Мияко. На этот раз он не подведет. Они отправляются втроем: Кайен и те двое, кому он доверяет больше всего на свете. Им всем удается скрывать эмоции за маской спокойствия, но Кучики то и дело бросает на него мучительные взгляды. Он рад бы сказать ей, что в случившемся нет ничьей вины за исключением того монстра, которого он вот-вот убьет. Что ей не стоит корить себя только лишь за то, что он находился с ней в тот момент, когда должен был рука об руку сражаться со своей женой. Но не говорит. Он не может. Только не сейчас. Возможно, позже, когда день подойдет к концу… когда он наконец сможет дать волю эмоциям. Когда они добираются до нужного места, пустой их уже ждет.***
Он почти ничего не чувствует, когда пустой захватывает его тело. Кайен ощущает боль, но словно сквозь какую-то призму… Его буквально отрезали от всего, в том числе и от управления самим собой. И, как бы ни старался, он ничего — ничего, будь оно все проклято! — не может с этим поделать. Под конец же он не может даже бороться, не может даже шевельнуться. — Я так много для тебя значу, а, девочка? Он лишь беспомощно наблюдает за тем, как существо внутри него выгибается и нападает на капитана. Лишь мысленно аплодирует Укитаке, когда тот заявляет, что монстра, в которого он превратился, необходимо остановить, и лишь орет, когда этот монстр отскакивает от капитана и мчится к Кучики, такой маленькой и перепуганной, с явным намерением убить. Его тело нависает над ней, и Кайен уже готов к тому, что все, чего он ей когда-либо желал, сейчас сгорит синим пламенем. Ему совсем не больно, когда клинок Кучики пронзает его сердце. Рухнув в объятия любимой женщины, он понимает, что это не самый ужасный способ умереть. Он лишь молит о том, чтобы Кучики не поранилась. Он пытается сказать это вслух, но висит уткнувшись ей в плечо, да и сомневается, что она его услышит. Ему не хватает сил, чтобы шевельнуть ладонью, но он все еще может двигать руками, поэтому приподнимает их, чтобы в последний раз обнять ее. — Кучики… спасибо… Перед глазами плывет, и Кайен понимает, что смерть не так уж и холодна — вовсе наоборот. Столько всего не сказано, и у него осталось так мало времени. Она достаточно умна, отважна и сильна, чтобы пережить случившееся и двигаться вперед. Ему хочется дать ей понять, как он сожалеет о том, что оставляет ее вот так, с кучей нерешенных вопросов, но вовсе не сожалеет о том, что был с ней знаком. За многое Кайен раскаивается, но Рукия Кучики в это многое не входит. Она столько всего не знает. Делая последний вдох, Кайен дает себе зарок: если после этой жизни наступит следующая, если ему когда-либо выпадет шанс снова ее увидеть, он ей это скажет.