Опасная доза отчаяния

Стук, с которым почти невесомая ярко-оранжевая баночка упала на кафельный пол, можно просто не услышать, не обратить внимание на то, как она покатилась дальше, к твоим ногам. Но нет. Кажется, что все, даже дистрофик Стюарт, тугой на одно ухо и бывший в это время в душе, услышал звук моего разоблачения. Роняя еще не надетую футболку, я бросился следом, но ты оказался быстрее и ловчее. Как всегда. Будь эти таблетки твоими, ты никогда бы не позволил пластиковому футляру коснуться пола, поймал бы, когда тот предательски выскользнул из бокового кармана рюкзака, почему-то оказавшегося открытым. — Эй, Джош, твое? Разглядываешь наклейку, где рукой психотерапевта мелко и убористо написано трудно выговариваемое название. Щуришься и тянешься за очками: слава богу, у тебя всегда было паршивое зрение. А я опять упускаю возможность, не успеваю выхватить баночку из твоих рук, и сейчас чудеса ловкости и талант влезать не в свое дело проявляет Малкольм, широкоплечий парень из футбольной команды с мозгом размером с теннисный мяч. — Ооооооопана, что это здесь? Парни, эй, глядите, наш наркоша таблетки уже и в школу таскает. Тишина, когда все вокруг обращают взгляды в мою сторону, подобна грохоту пустого ведра, что эти доморощенные футболисты пинали сегодня утром по пути на учебу. Мое лицо перекашивает: одно дело, если тебя все считают наркоманом, чуть ли не каждый пятый у нас в школе чем-нибудь да закидывается, но если только они узнают, при каком диагнозе выписывают этих бледно-желтых малышек, мне придет конец. Малкольм гогочет, когда я попытаюсь вернуть лекарство, и поднимает банку над головой. Трясет ее. — Да она почти полная! Вашингтон, а колеса тебе папаша поставляет? Барыга же, как пить дать. Такое кинцо можно только под кайфом снимать. — Давайте не будем? Разумеется, ты не можешь промолчать, и за желание помочь мне получаешь толчок в грудь под мерзкий хохот его дружков. — Это ты бы поостыл, Крис. Конечно, твоя помощь с контрошами неоценима, но вот то, что ты водишься с припадочным… — Малкольм высокомерно поджимает губы, но тут же его лицо озаряется очередной «гениальной идеей». Кто-нибудь еще сомневается, что она сулит мне только проблемы? Все парни в раздевалке дружно подхватывают его предложение спустить таблетки в унитаз и помочь мне «соскочить». Твою мать. «Твою. Мать.» Меня и Криса, сразу, как по команде, хватают под руки, чтобы мы не помешали минуте славы проклятого дуболома, и волочат следом. Но только для того, чтобы окунуть меня в очко следом за выброшенными туда таблетками. — Жри свои пилюли, богатенький говнюк, давай! Пытаюсь вырваться, скольжу руками по бортику. Слышу твои крики, Крис, когда мне дают сделать короткий глоток воздуха и вновь засовывают голову в унитаз. И смех, гиеноподобный смех. Что ж. Школа никогда не была для меня приятным местом, и я готов был стерпеть происходящее, лишь бы она не стала адом. Отпускают, и я прижимаюсь лбом к стенке кабинки, закрыв глаза и хватая ртом воздух. — Ничего, ща очкарик тебя успокоит. Пидрилы конченные. Я не вижу, как Малкольм харкает на пол и толкает тебя на стену. Наверное, тебе не просто удержаться и не врезать ему, но спасибо, спасибо, что ты лишь провожаешь его взглядом. В противном случае пятиминутка позора закончилась бы дракой и, наверняка, немалой кровью. Фокусирую взгляд и нахожу уже пустую банку из-под лекарства. Крепко сжимаю ее в дрожащих пальцах. «Наконец-то» — Что это за херь?! «Тоже думаешь, что это наркота, да, Крис?» Поднимаюсь и буквально прилипаю к стене рядом, скользя по плитке мокрыми руками. Меня трясет. «Только не сейчас, только не сейчас». — Отвали. Опять приступ. Трясу банку, но безрезультатно. Пусто. Все до единой таблетки отправились в аквапарк, бросив меня на полпути. — Джош, что за хуйню ты жрешь? — Отъебись от меня. Холод пола, обжигающий спину, и всполох дикой боли в затылке - последнее, что я чувствую перед встречей с всепоглощающей темнотой. […] Гул голосов, стук дверей и тишина. Опять двери. Твой встревоженный крик. А еще пальцы Сэм, точно. Это она. Пытается нащупать пульс на сонной артерии. Странно, от ее прикосновений я чувствую только какая у меня холодная кожа. — Так это не наркотики? — Ты идиот? — Откуда мне было знать, Сэм? Я думал, он так, балуется чем-то не серьезным. Меня все еще трясет. Смутно доносится голос школьной медсестры, требующий объяснений, пока не приехала скорая помощь. Ты рассказываешь о произошедшем в туалете, а Сэм… обо всем остальном. «Черт». […] Писк приборов стоящих у изголовья. Вы с Сэм опять ругаетесь. Только уже за дверью палаты. — Чего еще мне ждать? О чем я не знаю? — Значит, он не счел нужным… — Не счел? Я его лучший друг, или мимо пробегал? Я хоть раз его подвел? Тогда какого хера ты в курсе? — Да потому что он напуган до смерти! Ты бы как себя чувствовал, когда двадцать четыре часа в сутки пытаешься контролировать сам себя, но у тебя ни черта не выходит? Если не заметил, у него не так уж и много друзей, и Джош боится, что узнав правду, ты видеть его не захочешь. Боится, что останется один! «Черт». […] После случившегося я неделю тебя не видел. А потом еще три. Целый месяц. Ни звонка, ни смс, ни сообщения в соцсетях. Ты вообще не выходил в онлайн все это время. Я поругался с Сэм. Знаю, что она ни в чем не виновата и все это время только помогала и поддерживала, но все равно психанул. А еще, готов поспорить, спортсмены-мудаки гордились тем, что сделали. Считали, что у меня суровая ломка и отходняк, и именно поэтому я месяц не был в школе. Не стал их разубеждать. Зачем? Тем более, что ты опять возник на моем пороге. — Не уверен, хочешь ли ты поговорить о том, что с тобой происходит, поэтому, на всякий случай, захватил киношку. Чувствую, как тугой узел в горле слабеет, и мне становится легче дышать. С того дня, наравне с многочисленными и разнообразными рецептами, ты стал для меня первой помощью. […] Я всегда все порчу. Вот и сегодня. Сэм ведь так готовилась к этому Хэллуину. — Мне стало лучше. — Тебе лучше, когда ты пьешь свои ебаные антидепрессанты. Ты устал на меня злиться, наверное, еще больше, чем я устал глотать таблетки. Я весь состою из этих таблеток. Они уже не помогают, так зачем продолжать? Тошнит. Тошнит от лекарств. Тошнит от шляпы твоего костюма пугала. Тошнит от того, что ты уставился в телефон. Опять срываюсь. Кричу. Кажется, разбиваю тебе нос. А следующее утро встречаю в больнице Кренли. […] Было так много психиатров с упоением копающихся в моей башке. Знаешь, мне нравился самый первый: я был еще ребенком, и лекарства, что давал мне доктор Харрис, работали. Вроде как. Тогда я верил, что они могут мне помочь. А Алана Хилла я ненавижу. И тебя вместе с ним, Крис. Какого хера вы оба приняли решение о том, что для меня будет лучше? Точнее будет сказать, что он решил, а ты послушал. Его слова, уговоры моей матери. — Боюсь, отношения, которые связывают мальчиков, только усугубляют его состояние. Как-то так он сказал. Ублюдок. Он же должен помогать мне, но отнимает единственное, что держит на плаву. «Ненавижу». Ты опять в своем телефоне, только теперь переписываешься с Эшли. Она такая милая, такая умница и, что самое главное, никаких психических расстройств! Как же все сразу стало проще, правда? Только вот не для меня. Ты ведь знаешь, как я боюсь одиночества? […] Сэм говорит, ты был рядом, когда меня откачивали. Что, вообще, если бы не ты, то моя попытка самоубийства стала бы успешной. Спаситель хренов. Зачем ты это делаешь? Еще тогда, в школе, несколько лет назад, надо было дать мне сдохнуть. Может быть, и Ханна и Бет остались бы живы. Но нет, ты все эти годы заботливо держал мое лицо над поверхностью болота, чтобы сейчас, когда ты нужен мне больше всего, утопить в вонючей жиже. Потому что Алан сказал. Потому что мама заламывала руки, а с листовок с укором смотрели мои бедные сестры. Потому что Эшли. […] На столе вибрирует телефон — очередное сообщение от Хилла. А дорогостоящие пилюли опять летят на дно унитаза, как тогда, в школе. Только теперь пластиковый флакон опрокидываю я. «Ненавижу».