Что происходит во тьме

      Здесь удивительно тепло, даже жарко, и немного душно, как в хорошо протопленном помещении. Еще очень темно, но в этом, как раз, ничего удивительного и нет.       Вокруг стоит непроницаемая тишина, такая звенящая, такая хрупкая, словно туго натянутая тетива лука. Одно неверное движение - и она лопнет, сломается, хлестко ударит по коже и оставит на теле тонкие кровавые полосы.       В темноте мелькают тени, плотные, размазанные сгустки тьмы еще более глубокой, чем та, что окружает ее. Они бесшумно скользят мимо, на миг охлаждая воздух рядом до отрицательной температуры, они проводят по ее скулам легкими, почти влюбленными поцелуями. Они трогают ее цепкими пальцами и дергают, дергают во все стороны, как будто не могут поделить, но хотят забрать себе больше, еще больше, и еще...       Всю её.       Ей так страшно, что хочется кричать. Вопить, бить кулаками по всему, что находится рядом, пинать надоедливые тени, крушить тишину, как стекло булыжниками. Ей хочется забиться в угол и тихонько подвывать, пряча рыдания, но здесь нет никаких углов. Ей хочется уткнуться лицом в чьи-то прохладные, сладко пахнущие руки и уснуть там до тех пор, пока не выйдет солнце, но здесь нет никого.       Солнца здесь тоже нет. Только тьма.       Она зажмуривается до боли, но темнота, скрывающаяся за плотно сомкнутыми веками, пугает ее меньше, чем та, что окутывает ее, словно одеялом. Чернота в глазах родная, знакомая, совсем не страшная - позволяет на секунду поверить, что она все еще дома, сидит и жмурится до красных кругов. Просто так, чтобы занять время, пока мама не позовет ее с нижнего этажа.       Мама...       У ее мамы мягкий, согревающий голос и длинные черные волосы, которые пахнут фиалками и жасмином.       У ее отца - веселые тонкие морщинки в уголках глаз и крепкие объятия.       У мужчины, которого она любит, улыбка, за которую прощают все обиды и синие как небо глаза. Или карие, как присыпанный корицей черный чай?       У ее сына - неловкие движения подростка и смешные торчащие вихры.       Это все что она помнит. Только отдельные черты, и ни одного цельного лица, ни одного человека. Только глаза, улыбки, руки, волосы. Короткий шрам над пухлыми алыми губами, запах книжных страниц и лимонной полироли, глухой звук ударов трости о тротуар, выжженная чернилами звезда на коже...       В памяти - десятки, сотни отдельных мазков, голоса, громкие и тихие, глухие и звонкие, веселые и печальные...       Но вокруг нее - никого.       Она совершенно одна.       Она тонет, захлебывается в этой темноте, она рассеянно машет руками, пытаясь схватить хотя бы одну из теней, она напрасно щурится, выискивая в идеальной, совершенной тьме намек на свет.       Страх рождается где-то под сердцем, как дитя. Липкий, холодный, скользкий, он змеей свивается в кольца, а потом оплетает позвоночник и ползет вверх, к дрожащим губам и глазам, все еще зажмуренным. В страх вплетается тонкими нитями сила, странная, незнакомая и чужеродная. Мощная, как взрывающиеся звезды, тихая, как спокойный ручей. В этой силе - власть и одиночество. И она течет по ее венам.       Поэтому ее бросили?       Из-за этой силы оставили совсем одну, на растерзание теням?       Те люди, чьи глаза и улыбки всплывают в ее памяти - поэтому их здесь нет?       Потому что тьма - это только ее крест?       Не бойся, скоро станет лучше. Еще чуть-чуть - и ты станешь бесстрашной. Всемогущей...       Она вздрагивает от неожиданности - этот голос разрушает тонкую пленку тишины.       Тени пугливо бросаются врассыпную, отдаляются от нее, сплетаясь в диком танце, и образуют источник голоса - высокую фигуру, которая идет к ней.       Она отползает назад, змея страха внутри раскрывает пасть и шипит.       У фигуры нет единого лица и голоса - они беспрестанно меняются, словно в насмешку повторяя вспышки ее памяти. Только эти лица ей незнакомы, эти голоса она никогда не слышала.       Перед ней сморщенный старик с кривым длинным носом, молодой розовощекий парень, девушка с косой цвета запекшейся крови, хмурый темноглазый мужчина, женщина с хищным разлетом тонких бровей...       Они меняются бесконечно, как маски на лице талантливого лицедея, их голоса сплетаются в единый гул, который успокаивает, утешает ее...       Стой!       Она цепляется за знакомый образ - за длинные, присыпанные сединой волосы, за худое лицо, за тонкую нить улыбки и лукавые морщины. За золото кожи и звериные зрачки.       - Я знаю твое имя, - произносит она дрожащим голосом, с трудом протягивая к нему руку.       Человек склоняет набок голову и глумливо улыбается.       - А я знаю твое, дорогуша.       Его голос - как завернутое в бархат стеклянное крошево, ее - как рассыпанный по льду бисер.       У него сложное имя, оно не хочет держаться в памяти, выскальзывает ящеркой из рук.       Рум-пель-штиль-цхен.       Он кивает:       - Эмма.       Теперь голос у него срывающийся, насмешливый, и ее имя звучит как шутка.       Но это оно, несомненно.       Эм-ма.       Эмма Свон.       Она беззвучно шевелит губами, повторяя знакомые звуки. Змея страха затихает, приготовившись к прыжку.       Румпельштильцхен осторожно берет ее протянутые руки в ладони. Он теплый и чуть шершавый, он пахнет солнцем и металлом, и она так рада ему, что готова расплакаться.       - Помоги мне, - она поднимает глаза, впиваясь взглядом в черные вертикальные зрачки - они кажутся темнее самой тьмы.       Он улыбается.       На их сцепленные руки неуверенно падает первый яркий луч.       Эмма спокойна - что-то подсказывает, что в этот раз Румпельштильцхен не назовет цены.