Ненависть и ничего личного

Вдох. Лёгкие болезненно наполняются воздухом по телу идёт дрожь, а лицо бледное, почти салатово–зелёное. Ненавижу их. Выдох. Время течёт как сквозь пальцы и всё быстрее ко мне приближается, давняя подруга — Смерть. Что бы они сдохли! Вдох. Выдох.Хрип. НЕ–НА–ВИ–ЖУ, вы слышите? Ведь из-под закрытой тканью, а вернее обрывками мантии, на моём теле… Нет, нет, не единого живого места. Тихо капает дождь, хоть за окном и светит солнце, а я сижу связанная в Хогвартсе, но вот проблема… Рядом со мной сидит, Сам-чёртов-Поттер и его прихлебатели. Пытаюсь успокоиться, но после зелий, Снейп — мразь, я даже не контролирую себя. Хоть я и не доверяла ему, но и не думала, что он такой отвратительный трус, Беллатриса была права, но она об этом не узнает. Или узнает, но не от меня. Дождь капает, но у меня в душе, а не в другом месте. Мысли всё тянутся, как впрочем лакрица, а вот и вопрос, который я так ждала, но сначала прежде чем услышать вопрос, я шумно вдыхаю и от жгучей боли, выдыхаю почти сразу. — Девочка моя, почему ты стала Пожирателем? Хочу ответить, но меня перебивает Поттер, кстати, спасибо ему.Горло обдаёт, то обжигающем теплом, то ужасным холодном. Чувствуется привкус крови, если честно– то уже привычный, ведь я уже неделю в плену, а Грюм готов меня убить. — Директор, вы правда верите ей?! Громкий, упрямый и противный голос, можно сравнить с голосом Лестрейндж, когда рядом находился Тёмный Лорд и она хотела к нему подлизаться. — А почему бы и нет, Гарри? Тихий и понимающий голос, как это противно и притворно, как лимонная долька, которую любит директор. — Но… Но… Она же просто помеченный скот, которая готова ради Риддла, идти даже на убой. Произносит умница Грейнджер, при этих словах на моём лице застывает презрительная ухмылка и плевать, что тяжело дышать. — Знаешь, Поттер… Хриплю я, ведь голосовые связки, почти не слушаются.Да и воздуха попадает, с каждым вздохом меньше. Удивительно, что я дышу, но моё упрямство слишком сильно. — Скот на убой, это вы. А мы идём на это ради семьи… Да и ради правды, которую легко скрывают от Вас. Директор после этого вздрагивает, что радует меня, даже в таких обстоятельствах. Сглотнув и пересилив себя, как бы глупо не было, но я продолжаю… — Мой отец, именно ради него… А после и Барти. Вы знаете? Я — Леди Крауч. Тихо произношу я, чувствую как по щекам текут солённые капли, но иду дальше, пусть только в мыслях и по-своему прошлому. Но перед тем как продолжить, меня охватывает приступ ужасной дрожи и я на некоторое время умолкаю. — Мне было шестнадцать, за окном шёл снег и очень аккуратно опускался на ещё грязную землю. Мне надо было вернуться домой, для подписание контракта, но отца всё не было. Мой отец умудрился попасть в плен, а он был единственным дорогим человеком и ради его спасения, я стала одной из тех, кого он ненавидит. Это было обдуманно и я была готова к последствиям, но потом… Однажды, в " Пророке " был публичный отказ от меня, и это разрушил меня, а дальше… Выдох…болезненный стон, который не удерживается на губах и его слышат все. Голос дрожит, ненавижу себя за это, но с упрямостью мантикоры продолжаю. — Много смерти, в один прекрасный момент, а хотя самый лучший: я познакомилась с Барти. Познала счастье и ради него шла дальше, как бы больно не было. Боролась и шла. Защищала, свой маленький мир, что бы увидеть его крушение. Сначала было счастье, предложение всего за месяц отношений, а после… Громкий всхлип и тяжёлый, громкий, болезненный вдох, который даётся безумно сложно… — Поцелуй дементора, а ведь я говорила. Позже я попалась к вам в руки. Всё. Я устали прикрываю глаза и желаю смерти и Дамблдору, и Долохову с его провальной операцией. — Но ты же предала семью… Печальный голос Директора, что не задевает меня, ведь он никогда не понимал. — Нет, я нашла её. Пусть не на долго, но я была счастлива и перевернула мир, пусть лишь свой. Захожусь в кашле и смехе, а также предчувствие скорой смерти холодит кожу, но как ни странно, такое долгожданное и приятное. — Но ты… Слова директора не доходят до адресата, ведь что может дойти до трупа? Два месяца спустя. Две фигуры закутаны в чёрные мантии, стоят и смотрят на могилу. Прекрасную в своей мрачности, чёрный ангел из мрамора, который расправил свои изрезанные крылья. Как не было бы странно, но на колдографии, чуть ниже, изображена девушка: с нежной улыбкой на губах и с полными счастья глазами; тёмные волосы развиваются от ветра; серо — зелёные глаза как у живого человека, а не отпечатка прошлой жизни. Сильный порыв ветра сдирает капюшоны и показывают лица, которые искаженны как самые страшные маски: болью и ненавистью. Парень лет тридцать, что когда-то был русым, а теперь может похвастаться седеной, не замечает как капают слёзы с его глаз. Ведь нет, нет, больше его любимой, не будет нежной улыбки и страстного поцелую в губы. Ничего не будет, а нет, холод, боль и самое главное вечное одиночество и клеймо… Вот, что останется для него. Мужчина старше лет на пять своего спутника, слишком белая кожа, слишком длинные ногти и светящиеся ненавистью глаза. Ему наплевать, наплевать на всё…теперь…ведь жизнь, навсегда остановилась…все краски с мылись как после дождя, оставив ненависть и ярость, а также печаль, так похожую на идущий дождь. И последние слова. — Мы отомстим. Слышишь, Барти, её смерть не будет забыта, а в новом мире она станет героем… Барти бы крикнуть о том, что это ничего не изменит, только он отлично понимает, что и подобный крик будет глупым. Поэтому остаётся только смотреть на могилу, а также на колдогрфию, где мягкая улыбка сменяется на хитрое выражение лица, когда дует ветер.