Заплесневелые крики тьмы

Над лесом загорался рассвет. Темные фигуры деревьев отбрасывали длинные тени на холодную, покрытую росой поляну. Жуткий и неприветливый шелест синеватой листвы превращался в переливчатые голоса птиц и легкие шуршания светлых листочков. Косые солнечные лучи ласково будили одну крону за другой, прибавляя красок в прохладное утро. Разными цветами вспыхивали нежные листочки, под пение ранних пташек, двигаясь в причудливом танце ветра. Теплые порывы ласкали стволы деревьев и медленно опускались к земле. Пни безмолвно стояли полукругом, засыпая в подвешенной тишине. Но вот один пень дрыгнул заплесневелой ото сна рукой и распахнул узкие карие глаза. — Чувак, который час? — спросил Хом-Хом. — Не пора ли завтракать? — Возможно, — ответил Чёпик и уснул. Хом-Хом недовольно вздрогнул и глянул на свое огромное пузо, которое почти полностью закрывало толстые ноги под ним. Оно недовольно трещало щепками и требовало пищи. Хом-Хом снова вздохнул, думая о букашках, которые водились под листьями, и закрыл глаза. В голове у пня что-то громко щелкнуло, от чего его сосед недовольно сморщил нос. Лицо Хом-Хома вытянулось и перестало выражать какие-либо эмоции. А вот и то, что происходило в голове у Хом-Хома: По полости, которую пни называют мозгом, металась Идиотя, отчаянно пища и посматривая на наручные часы. Эта полость была обителью одной маленькой, но очень ответственной таракашки. Идиотя была очень взволнованна. А как же не волноваться? Ее пригласил на свидание один очаровательный пень. Достаточно давно эта прекрасная таракашка вздыхала по нему. Из-за этого Хом-Хома несколько раз спрашивали, дружит ли он со своей таракашкой, которая в последнее время вытворяла что-то странное. Вернемся к Идиоте, которая бегала по полости, возбужденно шевеля усиками и запихивая некоторые вещички в и без того раздутую сумку. «Да что с ним может случиться? Я же ненадолго», — успокаивала себя Идиотя, стоя перед зеркальцем и поправляя крылышки. Окончательно убедив себя, что с Хом-Хомом ничего не случиться, она взобралась по лесенке на самую верхушку пня. «Нужно попросить Тряма присмотреть за ним», — все же решила она. Страшновато было оставлять Хома одного. Идиотя поправила, висящую на плече (если у таракашек есть плечи) сумку, и направилась вниз, хватаясь цепкими лапками за выступы коры Хом-Хома. — Трям! — Идиотя громко кричала и прыгала по Чёпику, который безмятежно спал, периодически дергая носом. — Трям! Открывай! Из-под люка послышались шорохи, а через несколько секунд он раскрылся. Из люка на нее смотрел Трям, усики которого были помяты, а крылья покрывало белое одеяло, в которое он закутался. — Идиотя?! Ты чего так рано? — Трям попытался подавить чудовищный зевок, но у него ничего не вышло. — Показалось, что ты сейчас меня проглотишь, — хохотнула Идиотя. Трям улыбнулся и спустился, пропуская таракашку. — Ой, нет. Я не зайду. Пришла попросить: присмотри за Хом-Хомом, — Трям уставился на нее. — Пожалуйста. Я буквально на полчаса. Трям сложил лапки на груди и недовольно посмотрел на подругу. — Снова этот пень? Нашла бы себе таракашку и жила бы в свое удовольствие, — Идиотя сложила лапки в молитве. – Иди. Иди уже. Хорошо. Таракашка подпрыгнула от счастья и готова была заобнимать Тряма, но тот напомнил, что она спешит. — Сумасшедшая, — буркнул Трям, когда подруга скрылась в неизвестном направлении. Он еще раз зевнул, прикрыв рот кулаком, и стянул с себя одеяло, а Идиотя тем временем летела на крыльях любви к своему пню. Трям, еще раз чудовищно зевнув, подошел к окну. Нет, для Тряма это были окна, а вот для пня, эти окна играли роль глаз. Протерев запыленной тряпочкой стеклышко, Трям присмотрелся и заметил неподалеку Хом-Хома. Пень безмятежно спал, потряхивая опятами, растущими у него на одной из ножек. Эти опята были гордостью Хом-Хома, так как было очень сложно вырастить не ложные, а самые настоящие съедобные грибочки. Трям еще с минуту всматривался в Хом-Хома, а потом нажал на плоскую желтую кнопочку на панели у окон. Тот час же щелкнуло что-то и на панели чуть-чуть покачиваясь, грелся чайничек с холодной водой. Трям запустил лапку в усики и снова зевнул. Он сильнее закутался в одеяло и сел на своей кровати, поджав ноги и тоже укутав их одеялом. «Если я посплю еще часочек, ничего не случиться», — подумал он и еще раз бросил взгляд на Хом-Хома. Пень безмятежно спал, и Тряму, казалось, что беспокоиться не о чем. Таракашк положил лапку под голову и задремал. Он еще на знал, как ошибался. Тем временем в голове Хом-Хома творились странные вещи. Панель управления вдруг заискрила и громко бумкнула, от чего проснулся сам обладатель головы. Хом сначала сильно озадачился звуком, но вдруг его лицо вытянулось. Все мышца расслабились, и только одно веко странно задергалось, выдавая несонное настроение Хома. Сам пень совершенно не понимал, что с ним происходит и не чувствовал совершенно никаких изменений. – Эй, Хом-Хом! Уже проснулся? — к нему спешил Чит-Рит. — Вроде, — откликнулся пень, а его голос, всегда прекрасный и скрипучий сейчас сделался слишком сладким и медленным. — Идиотя опять что-то творит? — понимающе кивнул Рит. – Тима тоже иногда устраивает забастовки… Окончание фразы потонуло в зверском вопле одного и пней, к которому Хом-Хом полез с обнимашками. Кому понравится, когда к тебе лезет двухсотлетний пень, напевая какую-то странную песенку, и просит его покатать? Правильно, никому. Вот и тот пень орал что есть мочи и просил соседей помочь ему. — Хом-Хом, ты с ума сошел? — спрашивал Чит-Рит, когда пострадавшего вытащи из корней взбесившегося Хом-Хома. — Дя-дя-дя, — только и смог выговорить Хом-Хом, странно качая головой. — Похоже, я проспал, — тяжело вздохнул Трям.