Не уходи

У нее были длинные, каштановые волосы, глубокие карие глаза, но не ореховые, не деревянные, а как старый полированный стол в комнате у дедушки. Он был темный, неестественно красноватый, когда солнце светило под углом, как будто бы его покрасили, хотя выглядел он так только за счёт трехслойного лакового покрытия. Ее волосы доходили до копчика, были густые и здоровые. Прямо как мои волосы. И глаза прямо как мои. Мне казалось, она была сильно повзрослевшей карикатурой на меня, если только не наоборот. — Привет, — как только она поздоровалась со мной, затяжка вызвала у меня нездоровый, судорожный кашель. Мой голос из уст другого человека прорвал тишину. Если бы меня лихорадило ещё сильнее, я бы подумала, что она пришла из будущего, чтобы рассказать мне о сути моего необременённого смыслом существования. Это была курилка какого-то антикафе, в которое меня притащила И. Сама она ушла в туалет, а меня оставила курить в этом странном квадратном помещении без крыши. Наверное, здесь когда-то была часть какого-то двора. Незнакомка закурила, с любопытством рассматривая меня. К счастью, у нее был меньше нос, тоньше губы и острый подбородок. Спереди она была почти не похожа на меня, как и сбоку, но сзади, а оборачивалась на дверь она очень часто, она медленно сводила меня с ума тем, что заставляла смотреть на свою спину. — Меня зовут С., — и по сей день я не знаю, было ли это ее настоящее имя, или мне лишь хотелось верить в это, — Хочешь поразвлечься? Когда она спросила меня об этом, пошуршав в кармане чем-то пластиковым, видимо, пакетиком, я поняла, что она торгует наркотиками. Мне хотелось смеяться. Было лето, мне было всего 13 лет, и я никогда не употребляла и не думала употреблять наркотики. Бухло, сигареты, секс — все, что угодно, только не наркотики. Все тогда "вырастали" очень рано, на меня было просто повлиять. Это было мое персональное горе — горе человека, которого не научили говорить "нет". Мне удалось набраться сил и сказать нет в этот раз, но это был один из немногих случаев, когда это срабатывало. — Нет, спасибо. — Я не знала, как ещё ей ответить, поэтому приветливо улыбнулась. — Меня А. зовут. — Очень приятно, — С. приветливо улыбнулась.

***

— Ты точно не будешь? — Из транса меня вывел голос одного из друзей С., чьего имени я не помню. У него в руках была круглая таблетка, и, услышав отрицательный ответ, он положил ее себе на язык и отвернулся. На этом квартирнике мне были знакомы только Д. и С.. Д. тоже не употреблял наркотики, но он был очень хорошим другом С. Мне было хорошо, но не потому, что я была под кайфом, а потому, что тут никого никто не заставлял. Время было достаточно позднее, и нас осталось человек пять, а мне надо было уже идти домой. Мои родители не знали, где я и с кем на самом деле, полагая, что я в кино с друзьями. Я не могла не врать: когда ты начинаешь, ты уже не можешь перестать, ты перестаешь чувствовать удовольствие от вранья, потому что оно становится рутинным, но ты все равно продолжаешь и продолжаешь. Это порочный круг, из которого никогда и никому не выбраться, особенно когда начинаешь привыкать к эйфории, приходящей от власти над тем, кому ты лжешь. С. была студенткой, она была старше меня на десять лет. Как и я, она выросла в неполной семье, единственным ребёнком, как и я, довольно рано начала заниматься вещами, которыми не стоило заниматься, и, абсолютно так же, как и я, думала и ненавидела эти вещи. Чем больше я ее узнавала, тем больше нарастал мой восторг, восторг от того, что кто-то где-то совсем рядом со мной переживает и чувствует все то же, что и я. Не было больше одиночества в тех ошибках, которые я делала и за которые отплачивала своими собственными нервами. Но было ещё одно чувство. Оно ютилось где-то в уголке моего сердца, и каждый рассказ С. питал его все больше и больше. Мне не хотелось быть наркоманкой в 23. У меня были другие планы. Меня напрягала эта наша похожесть во вкусам, интересах, поступках… Этим чувством, грызшим меня изнутри, была тревога. Тревога не покидала меня. Время летело незаметно, и мы остались вдвоём. Мне надо было идти, в противном случае дома были бы проблемы. И тут голоском, полным искреннего любопытства, С. спросила: — Скажи, А., что потом будет? — Потом? — Я знала, в какую степь идет разговор, но решила притвориться, что не понимаю. — Ну вот умрём мы, что потом? Я молчала, потому что знала, что ее ответ будет совпадать с моим. — Я думаю, мы можем перерождаться. Как энергия. Она же никуда не исчезает, только меняет форму… Закон такой есть, вроде как… И мы можем направлять ее… направлять… как призраки, но не призраки… Не знаю… От ее слов у меня пошли мурашки по коже. Я посмотрела на нее. С. лежала на диване, откинувшись, и, широко раскрыв глаза, не моргая, смотрела в потолок. Странно было слышать из уст человека, которого видишь во второй раз, твои мысли и идеи. Это казалось мне ненастоящим, как будто я тоже была под действием наркотиков, или любой, кто употреблял их, мог залезть в мою голову и красть мои мысли. Мы молчали, меня вжало в кресло, и если бы не телефон, оповестивший о сообщении от мамы, я бы никогда не вышла оттуда. Я встала, чтобы уйти, стараясь не смотреть в глаза С. Я сделала шаг и услышала ее голос за спиной. — А.? — Что, С.? — Не уходи. Я чувствую, что-то плохое будет. Голос девушки утратил всякую нотку любопытство, и я почувствовала страх, страх такой же, какой был у нее в голосе: истинный, нескрываемый, почти животный. Желание уйти стало невыносимо, и я встала. — Прости, С… Я позвоню тебе завтра. Меня родители ждут. — Пожалуйста… Будет горе… Не уходи… С. почти кричала, умоляя меня остаться. Я не знаю, что на нее нашло, что напугало ее, почему она схватилась за мою штанину. Я вырвала ногу и вышла в коридор, наблюдая за ней. Она бормотала себе под нос мольбы о том, чтобы я никуда не уходила, но я не слышала — я видела. Видела, как она дрожит и цепляется за ковер, как шевелится ее рот и слезятся глаза. Страх добрался до моего сердца, мне стало казаться, что я слышу его стук. Сердце билось удивительно медленно, но громко, болезненно и словно замирая. Если бы я могла нарисовать страх, я бы нарисовала комнату и коридор, потому что он был везде. Он пробрался в мою обувь, выталкивая мои ноги, когда я пыталась засунуть их в ботинок. Он сдирал с меня куртку и тряс, заставляя дрожать. Я не взглянула на нее, выходя из двери, и не помню, как спускалась по лестнице. «Это все наркотический трип, » — повторяла я себе, но картинка ее лица не выходила у меня из ума. Я бежала по улице, смахивая с глаз слезы, надеясь, что больше никогда не увижу перекошенное страхом лицо С… …Я встретила Д. через два месяца в магазине, когда зачем-то поехала в район С. Он-то и сказал мне о том, что ее не стало. У С. случился разрыв сердца — и без того слабая мышца не выдержала всего того количества наркотиков, которые употребляла С. Я чувствовала, как холодеют мои пальцы и бледнеет лицо. Д. взял меня за плечи. Он был удивительно спокоен и прошептал мне, осмотревшись по сторонам: — Ты должна кое-что знать, А. У С. давно была проблема. Она была на грани. Мы все знали, что это произойдет. Ее родители знали. С… С. не только баловалась таблетками. Скорее всего, когда все разошлись, она достала шприц… Меня не успокоили уходящие в пустоту слова Д. На самом деле, смерть С. не была для меня чем-то шокирующим или внезапным. Я оставила ее одну, и Д. не видел, как С. хватала меня за ноги и умоляла остаться. Я всегда буду видеть эту картину — мое отражение волочится по полу за мной и просит меня не уходить. Если бы только я не ушла… Что бы было, если бы я не ушла? С. была бы жива. По крайней мере, она не умерла бы практически с моих рук. В голове крутился одинокий, безответный вопрос: неужели со мной тоже это случится?

***

— Такая вот история. — Д. помолчал, достал сигареты и закурил, не смотря на меня. — Здесь это и произошло, — вдруг сказал он, посмотрев мне прямо в глаза. — Они встретились здесь? — Да. Все, что я рассказал… А про то, что они были вместе в тот день, я сам догадался. Когда я сказал А. о ее смерти, я посмотрел в ее глаза и все понял. — Что ты увидел? Д. не ответил мне, но ответ на этот вопрос был ясен и без этого. Позже он рассказал мне, что видел девушку, похожу на А. много дней спустя смерти С., но подумал, что это не она. У той были волосы совсем короткие, и глаза, полные отчаяния. Я не стала больше расспрашивать Д. про этот случай. Меня волновало то, чего Д. знать априори не мог. Когда я выходила из курилки, меня беспокоило два вопроса. Первый: Покончила ли с собой А. и второй: какого же это на самом деле, жить с чувством вины? Мне казалось, А. должна была умереть, если она уже не была мертва. Наверное, А. так и не смогла убежать от призрака С.