Рассказы в пустоту

Укутавшись пледом лежать, смотря в потолок. Вспоминать море и образ твой, Как ты красиво утонешь, пытаясь увлечь меня за собой. Тебя искать я не буду. Тебя я забуду.       Всегда, когда писал о тебе стихи, в какой-то момент я вырывал их из тетради, комкал в холодной руке и бросал на волю ветра, который со временем стал моим молчаливым другом, с крыши высокого двенадцатиэтажного дома. Тот всегда уносил белые, исписанные чёрной гелевой ручкой комки далеко от здания, и больше я их не встречал. Ты стояла всегда позади, съёжившись от холодных порывов ночного воздуха, закутанная в чёрный ворсистый плед и ждала, пока наиграюсь в эту игру, казавшуюся тогда забавной. Я иногда, лишь на мгновение, поглядывал на тебя через плечо. Улавливал взглядом, как ветер кидает из стороны в сторону твои выбившиеся из под пледа длинные каштановые волосы. И отворачивался, окунувшись в игру с ветром, который сильными порывами вырывал комки из моих рук.       Сейчас изменилось лишь то, что я не живу, как прежде, в том большом доме. В доме, где мы играли с ветром в эти дурацкие бумажные мячики. Но всё так же пишу стихи, и выкидываю их уже в мощные, сильные волны Чёрного моря. Ветер иногда пытается вырвать их из моих рук, но вздымающаяся с шумом вода побеждает его. Я криво улыбаюсь, наблюдая эту неравную борьбу. Иногда волны выбрасывают на берег уже размякшие, рваные листы с потёкшими чернилами к твоим ногам. Когда-то, я так же весь рваный душою, с потёкшими венами падал к тебе в ноги. Любя. Конечно, любя. Ты гладила меня по волосам и говорила уже заезженную фразу: «Всё хорошо». Но в тот момент я тебе верил. Единственной, но уже не моей, верил.       Твои бледные замёрзшие руки вылавливают из воды эти оставшиеся клочки бумаги и с нежным трепетом поглаживают их, стараясь не порвать ещё сильнее. Грустная улыбка не сходит с твоих губ. Ты всё так же мёрзнешь, находясь рядом, но по-прежнему таскаешься за мной следом, не смотря на мои уговоры оставить меня.       Наша любовь длилась недолго. Наше навсегда прошло слишком быстро. Но ты почему-то по-прежнему рядом. И я уже не пытаюсь согреть твои холодные руки, твои продрогшие, хрупкие плечи. Во мне нет больше того тепла, что было раньше. Тогда я таскался к тебе с початой бутылкой красного вина, которую мы допивали сидя на ковре у тёплого камина. Под тихую музыку старой, найденной на чердаке пластинки, вставленной в дедовский патефон, который ты нашла там же. Я рассказывал тебе выдуманные на ходу истории, в которые ты верила, а я удивлялся, как можно быть такой глупой, такой наивной девушкой. Это сейчас я знаю, что ты всего лишь притворялась и за глаза называла меня ужасным и странным выдумщиком.       Солёные брызги уже давно остывшей воды, этой почти прошедшей осени, летели в разные стороны, от волн, что бились друг о друга. Каждая из них старалась показать своё превосходство над другой, которая становилась слабей и сдавалась под напором более сильной. Ветер, злясь, что комки бумаги больше не достаются ему, пробирался под мою почти уже всю расстёгнутую рубашку и холодил без того замёрзшую кожу. Моя куртка покоилась на твоих плечах, согревая теплом, которое я не смогу тебе больше дать.       Моё сердце постепенно высохло в чувствах к тебе. Я больше не пытался тебя удержать, но ты почему-то всё так же, как и раньше, цепко хваталась за меня и не отпускала. Говоря, что без меня нет ничего дальше. Я много раз повторял, что это всё глупости, ведь между нами больше нет тех чувств, что называются любовью, что этого «нет ничего дальше» только у наших отношений, а не у тебя без моего присутствия. Ты смотрела молча, в глазах читалась долька осуждения. Затем просто тянула руку к моей шее, притягивая и целуя сухие губы, шепча, что я не прав.       Мы больше не спим в одной комнате, но в некоторые дни ты приходишь ко мне. Забираешься с холодными ногами ко мне под одеяло, отбирая всё то тепло, что хранила постель. В такие ночи я плохо сплю. Постоянно просыпаясь и открывая глаза, я вижу тебя безмятежно спящую. Иногда на меня находит странное чувство, и я бужу тебя страстным поцелуем, впившись тебе в губы. Но нет той ласки, что было раньше. Лишь похоть. Я просто беру то, что когда-то было моим. Ты не сопротивляешься, изредка улыбаясь, моим странным выпадам. Посматривая на меня так, будто бы ты одержала надо мной какую-то победу, неведомую мне.       В дождливые дни, сидя на открытой веранде и попивая полюбившееся мне красное вино, я вглядываюсь в по-осеннему раннюю темноту. И мысли мои опять витают где-то, но всё чаще они приводят меня к вопросу - «нужен ли я кому-то кроме неё? Кроме той, которая будто бы щенком бездомным таскается за мной по пятам"...       Сейчас я конечно привык к постоянному твоему присутствию. Ты уже будто бы ещё одна странная часть меня. Ты сидишь позади в кресле, всё также завёрнутая в плед, твои бледно-зелёные глаза маленькими огоньками смотрят на меня. В руках ты держишь большую, расписанную яркими цветами кружку горячего шоколада. Ты не пьёшь его, просто держишь в руках, грея их. Мы молчим. Лишь шум сильных холодных капель, бьющихся о крышу, нарушает эту мёртвую тишину.       Я никогда не давал тебе читать своих стихов. Но я знаю, что ночами, пока я сплю, ты тихо достаёшь уже тонкую, из-за вырванных листов тетрадь, садишься у изголовья кровати и читаешь первый стих. Затем ещё один. И ещё, пока не прочтёшь все. Я молча смотрю на тебя. На твою наглость, с которой ты влезаешь ко мне в душу, читая строки неровного пляшущего почерка. На утро не говоря ни слова, взяв ту тетрадь, я иду к морю. Ты, как и всегда, тихой тенью следуешь за мной. И останавливаясь поодаль смотришь, как перечитывая стих, я медленно комкая выбрасываю бумагу на растерзание волнам.       Со временем мне кажется, что всё это лишь плод моего воображения. Что нет этого холодного моря. Нет тех лет, проведённых вместе. Будто бы проснувшись на утро, я увижу тебя, после первой нашей совместной ночи, шастающей по комнате в моей тёмно-коричневой рубашке с завёрнутыми рукавами. Тогда ещё будучи совсем мальчишкой, спрыгивая с кровати, я ухвачу тебя сзади. И поднимая на руки, пока ты не опомнилась, со смехом опрокину на уже и без этого мятые простыни. Без устали и задыхаясь буду целовать и целовать мягкие, тогда еще такие желанные губы. Может быть я придумал те уходящие из сердца чувства. Для того чтобы представить, как будет пусто, и испугавшись этой страшной, одинокой пустоты, не отпускать тебя.       Но иногда я задумываюсь - а может я и тебя выдумал, как и рассказы у камина, которые я взахлёб рассказывал тебе. Или не тебе. В пустоту.

Я писал про нас так долго, Что сам стал верить в это всё.