nichtubereinstimmung

Фридрих уверен, что хочет служить на благо Германии и ежедневно строго по расписанию выкрикивать тройное «зиг хайль», уверен в этом на все сто процентов, когда выходит из дома, отсекая возможность вернуться и, отряхнув старую жизнь от пыли, продолжить как прежде, когда, прикладывая ладонь ко лбу козырьком, щурится на высокие башни, когда вытягивается по стойке «смирно» возле своей новой кровати. Фридрих переполнен патриотизмом и жаждой деятельности, он не может налюбоваться на форму, подогнанную точно под его размер. Зеркальное отражение улыбается ему в ответ. Фридрих впервые чувствует себя на своем месте, впервые осознает, что вот он - шанс, выпадающий раз на тысячу. Поэтому когда посреди ночи из машины появляется Альбрехт Штайн, Фридрих еще не в курсе, что его уверенность развалится на куски. У Альбрехта тонкая шея и изящные руки, он не умеет собирать винтовку и раздосадованно поджимает губы на общих сборах. Фридрих косится в его сторону на очередном построении и думает, что Альбрехту бы родиться в другом поколении. Только Альбрехту никто не предложил выбора: Третий Рейх или мирная жизнь, элитная академия или родители, уделяющие больше внимания. Выбора: убей или будь убитым. За Альбрехта давно все решили, но ему не хочется воевать. Они лежат в постелях молча, укрывшись одеялом до подбородка, теоретически им запрещено разговаривать после отбоя, но Фридрих не может сдержаться. Альбрехт переворачивается на бок, аккуратная челка растрепана, в ночной рубашке он совсем не похож на сына самого гауляйтера, и Фридрих почему-то не в состоянии оторвать от его лица взгляд. Наверное, именно в этот момент от его непоколебимой уверенности откалывается первая заметная часть. Альбрехт отдает ему свои сочинения, вбивая в крышку гроба устоявшейся системы ценностей Фридриха второй гвоздь. Характер у Альбрехта оказывается посильнее, чем у некоторых, раз он терпит и сносно выполняет задания, не имея желания вообще в это ввязываться. Учебная граната едва не выскальзывает из пальцев на опасной границе с укрытием. В погоне за истинностью происхождения арийцы дошли до абсурда, разрушительного упрямства и попытки привить детям патологию вместо здоровых суждений. Не нужно быть гением, чтобы понять, как на него смотрят все вокруг, от директора до последнего новобранца, но в глазах Фридриха подобного нет, и Альбрехту дышится легче от знания этого. От того, что в мире существует единственный человек, принимающий его вот таким. Фридрих не произносит вслух, насколько ему важен Альбрехт. Фридрих все чаще невзначай задевает его пальцы своими. Неосознанно вписывает Альбрехта в свои приоритеты и обязательные критерии будущего. Все могло быть не так уж плохо, если бы Альбрехт не надломился внутренне, выпачкав руки в чужой крови. Не оказался бы загнанным в рамки со смертью во всех вероятных вариантах. Когда Альбрехт Штайн только приехал сюда, Фридрих не задумывался, что через какое-то время будет заходиться в истерике, уткнувшись лицом ему в плечо. Не задумывался, насколько сильно его вскроет зрелище прижавшейся с той стороны льда узкой ладони. Фридрих отходит подальше от академии, не ощущая холода, задирает голову, подставляясь под падающие снежинки, и думает, что, может быть, хотя бы в этот раз Альбрехту удастся пожить в подходящей реальности.