Прежде, чем попрощаться

Эта молочная дымка, словно эфемерная, призрачная завеса, сквозь которую было даже боязно протянуть руку, чтобы коснуться едва заметных очертаний чего-то близкого и инородного, была невероятно плотной – казалось, еще немного, и от следующего вдоха грудь сдавит непомерная тяжесть. Однако дышать выходило так же, как и всегда – ничто не обременяло его. Словно очнувшись от невероятно длительного забвения, Фродо молчаливо созерцал тот мир, в котором случайным образом оказался. Мгновением ранее он распахнул глаза и с удивлением понял, что ориентироваться в подобном месте – где бы то ни было – совершенно невозможно. Ведь вокруг такой туман! Но стоило лишь краем сознания подумать об этом, как мрачные тени из-за белесой мглы, застилающей глаза, бесшумно исчезли, растворившись в пространстве. А вслед за этим совершенно неожиданно для хоббита, который, судя по всему, был здесь совершенно один, сквозь пелену пробился яркий солнечный лучик. Словно играючи, он ударил невеличку прямо по очам. Бэггинс невольно зажмурился, вскинув руку и ненадолго прикрыв ладонью лицо. А когда, наконец, привык к танцующим перед взором бликам, то с еще большим изумлением обнаружил, как сильно изменился мир вокруг всего за пару секунд! Дымка, прежде охватывавшая собой все, стремительным образом отступала. Теперь то, что виделось невзрачными темными химерами, обязательно враждебно настроенными, приобрело свой истинный облик: долговязые плакучие ивы настойчиво тянулись вверх, к укрытым перламутровыми завитками облаков небесам, а их искрящиеся зеленью ветви покачивались от редких порывов теплого, словно бы летнего ветерка. Земля, на которой сидел полурослик, оперевшись на обе ладони и поджав колени, была укрыта зеленым ковром, столь же пахучим, как и цветущие поля родного Шира, увитые яркими жемчужинками еще утренней росы. Она не была нагрета солнцем, едва промелькнувшим над головой и уже вовсю сиявшем в своем зените, как и не источала холод, обычно отдающийся в кончиках пальцев неприятным покалыванием. Короткие, почти сокровенные часы застенчивого утра явно слились в одно с самоуверенным и жарким полуднем – разве так должно быть? Разве такое возможно? Фродо неуверенно почесал кончик носа, продолжая оглядываться и поеживаясь, вновь невольно – ощущение нереальности происходящего упрямо не покидало его сознания, несмотря на то, что теперь открывшаяся его взору картинка даровала ничто иное, как покой. Почему бы и не остаться здесь ненадолго, предавшись тягучей неге полудремы, вдыхая опьяняющие ароматы листвы и травы и изредка жмурясь от ослепительных солнечных лучей, вновь игриво заглядывающих прямо в лицо? Желание непременно выполнить сей замечательный план почти охватило хоббита с головой, как это бывает, если соблазн настолько велик, что сопротивляться ему станет лишь сумасшедший – но усилием воли он буквально заставил себя подавить сладостный зевок и насторожиться настолько, насколько это было необходимо. Слишком много было пережито для того, чтобы поддаваться заманчивым иллюзиям, слишком сильно саднило изнутри, но отчего? Что именно пришлось пережить ему? Спасительные лоскутки воспоминаний растворялись в сознании столь же быстро, сколь и молочная дымка, прежде оставившая поляну словно бы вовсе, однако.. Резко оттолкнувшись от земли, Бэггинс неуверенно поднялся на ноги, пытливым взглядом пытаясь выцепить из пейзажа хоть одну деталь, способную показаться чуть более странной, чем все остальные. Что-то мягко коснулось его головы; отпрянув, полурослик вытащил из густых прядей волос зеленый ивовый листок, а затем по инерции взглянул на дерево позади себя, оказавшееся куда больше и шире остальных – и кроной, и стволом, отбрасывавшими могучие тени. Решив покамест особо не рисковать и не выдавать собственное присутствие, он неспешно приблизился к ивовому стволу, миновав прежде тесную череду длинных веток, а затем опустил теплую шершавую ладонь на кору. В следующий же момент пришлось сосредоточить все свое внимание, какое было, на внезапном блеске, подмеченном краем глаза – оказывается, пространство не ограничивалось лишь залитой искрящейся зеленым и золотым полянкой. Ветви дерева осторожно касались слегка волнующейся воды, казавшейся куда чище, чем неглубокое, но быстрое течение столь знакомого Брендивайна. Мог показаться знаковым тот факт, что виды родного Шира всплывали перед взором Фродо беспрепятственно, практически сразу же, как тому требовалось какое-никакое сравнение с тем, что он увидел. Может быть, и со своей недалекой деятельностью выйдет так же? Был необходим лишь фактор, который заставит его вспомнить. Невеличек искренне понимал, что увлекся ослепляющим блеском кромки реки, которую успел разглядеть; с губ его едва заметно для самого себя сорвался вздох восхищения. Возможно, именно поэтому Бэггинс не заметил, как за спиной его из-за вплотную смещенных деревьев показался высокий силуэт, уверенно шагавший ему навстречу. Хоббит втянул носом слегка влажный порыв воздуха, донесшийся от воды. – Кажется, тебе по нраву это место, Фродо, – слегка растягивая насмешливые нотки, поинтересовался вполне себе веселый голос позади. Вздрогнув, тот обернулся, глядя широко распахнутыми глазами. В тот же момент он почувствовал, как по спине градом побежали мурашки – разве такое бывает? Впрочем, чему еще оставалось удивляться в этом мире, если перед полуросликом стоял сам Боромир, облаченный в сверкающие, богато украшенные латы. Эмблема Гондора яснее всего остального виднелась на его доспехе. Мужчина приветливо улыбался, на лице его не было и следа пережитых страданий. – Ты.. жив? – едва не начав заикаться, выдал его маленький собеседник, явно борющийся со сразу двумя желаниями, вроде тех, чтобы остаться на месте и продолжить присматриваться к этому человеку или, не сдерживая эмоций, сорваться вперед и поприветствовать старого друга, давно ушедшего туда, откуда не возвращаются. События восстанавливались в памяти одно за другим, и становилось совершенно понятно, что все – правда. Боромир умер, потеряв след Хранителя кольца, сражавшийся за тех, кого считал друзьями. Он умер, посвятив себя высшей цели – а сейчас стоял здесь, как никогда воодушевленный. – Ты жив! – на мгновение забыв себя от радости, затопившей нутро, хоббит буквально подлетел к воину и, вскинув кучерявую голову наверх, громко и неверяще воскликнул: – Боромир, ты живой! – Не все так просто, невеличек, – в своей обычной, заменяющей приветственную, манере последний расплылся в слегка искривленной улыбке. Кажется, он не был настроен переубеждать своего не вышедшего ростом спутника, но и явно желал ввести его в более или менее краткий курс дела, а так же разъяснить цель собственного появления. Впрочем, до этого было явно далеко – Бэггинс едва сдерживал себя, не обращая более внимания ни на что вокруг. – Но каким же образом? – вдруг громко поинтересовался он, не скрывая, что весьма взволнован и даже ошарашен. – Мне нужно поговорить с тобой, – не отвечая, но и не скрывая, что обратный вариант действий с его стороны тоже возможен, мужчина опустил ладонь на плечо полурослику, осторожно подталкивая того шагнуть в сторону реки, по воде которой, настойчиво пробиваясь сквозь длинные ивовые ветви, переливались цветом солнечные блики. – Пойдем. Послушно сделав пару шагов по указанному направлению, Фродо неожиданно вздрогнул и остановился – несмотря на то, что гондорец как ни в чем ни бывало продолжил свой короткий путь. Вместе с радостью от столь негаданной встречи в душу невеличка закралось и сомнение, заставлявшее кровь в его жилах холодеть: в свое время пути их обоих разошлись на весьма напряженной ноте; невыносимо было вспоминать и переживать ту враждебность, ту алчность, горящую в глазах человека, собравшегося отнять то, что ему не принадлежало. По старой привычке он потянулся рукой в сторону горла, надеясь сомкнуть пальцы вокруг маленького металлического ободка на цепочке, однако и в помине не нашел того, о чем думал. Отныне Единое кольцо, ставшее причиной всех войн и противостояния, братоубийства и междоусобиц, было лишь частью воспоминаний, к которым не хотелось возвращаться, эпицентром главного ночного кошмара. – Давай сюда, Фродо, – в голосе воина слышались знакомые нотки крайнего нетерпения. Впрочем, оное навряд ли было продиктовано обыкновенной раздражительностью, а, скорее, желанием поскорее приступить к разговору, которого мужчина ждал – но как долго? Неужели рано или поздно им все-таки суждено было встретиться? И если Боромир не выжил или не вернулся невредимым в Средиземье, то и он, Фродо Бэггинс, значит.. тоже? Наконец, неуверенно двинувшись в сторону кромки воды, у которой с более или менее относительным удобством расположился его старый друг, хоббит обошел ствол дерева и опустился на его толстое корневище, тянущееся в сторону реки. Гондорец в это время внимательно вглядывался вдаль, будто искал что-то – а может быть, впал в задумчивость, как и его спутник, робко поглядывавший на одного из Братства, давно распавшегося. – Значит.. значит, что это все что-то вроде видения? – Что ты имеешь ввиду? – хмыкнув, тот опустил заинтересованный взгляд на невеличка. – Ты живой, Боромир. Я помню, что Арагорн сказал тогда – ты погиб в Амон Хене, защищая Мерри и Пиппина, погиб смертью героя. Но ты здесь.. – Следопыт действительно так сказал? – на устах мужчины расползлась довольная, слегка презрительная улыбка. – Что ж, он прав, этот Арагорн. Пока его носило черт знает где, мне пришлось перебить половину из оравы урук-хая. Я почти преуспел – немного жаль, что не смог продолжить ваше путешествие. – Братство перестало существовать, – не скрывая горечи, глухо проговорил невеличек, а затем тряхнул головой, как один из ширских упитанных пони, любивших пожевать зеленую травку далеко в поле. – Мы разделились, а дальше.. дальше.. Он умолк, украдкой вглядываясь в правильные черты сына наместника, даже в расслабленном состоянии преисполненного едва подавляемой доблести. Бэггинс никогда не узнавал подробностей того, как погибали его друзья – достаточно было одного только упоминания об этом, чтобы душу затопила нестерпимая скорбь. Все новые и новые события, всплывавшие в памяти, словно водяные кувшинки – из глубин пруда, складывались в правильную цепочку и отчего-то совсем не удивляли его – неведение отступало подобно туману, открывая неприглядную картину мрачного прошлого. Фродо поежился, несмотря на то, что было вовсе не холодно. Не хотелось обходить сад в поисках плодоносного дерева, чтобы насытиться – голод и жажда ушли на второй план. Все, что всей душой он желал достичь – так это цели своего пребывания здесь, а так же выслушать Боромира. Многое пришлось оставить позади, распрощаться и доживать свои дни с надеждой когда-нибудь вновь вспомнить об этом. Полурослик скучал по тому времени, когда не ведал отчаяния, с которым не был способен распрощаться до сих пор. Скучал он и по этому человеку, возникшего словно бы из ниоткуда. – Не трудись, силенок-то, поди, не прибавилось, – с толикой насмешки заметил светловолосый мужчина, незаметно для собеседника скрестив руки и погладив большим пальцем подбородок. – В этом нет нужды. Пространство между ними вновь заволокла собою тишина, слегка неловкая: что еще знает или о чем предполагает гондорец? Стоит ли поведать ему о том, какой ценой досталась одержанная титаническими усилиями каждого из них победа в войне? И сколь неожиданно погиб Дэнетор, наместник, чуть было не обрекая собственного сына в ту же пропасть? Слышать об этом было как никогда дико, но рассказывать – куда как хуже. – Я слышал, что ты уже в половине пути от Валинора, – продолжил воин, наконец, будто бы придя к некой мысли, за которую стоило уцепиться. Взгляд его, устремленный сверху вниз, слегка потускнел. – Наша последняя встреча с тобой, Фродо, была омрачена властью вещи, которой больше нет. Одна мысль об этом внушает мне ужас, однако я вынужден пересилить себя с одной целью, о которой хочу поведать тебе – пока еще есть время. Хоббит смотрел широко распахнутыми глазами, а затем улыбнулся – почти застенчиво; в последнюю же секунду его проняло последнее воспоминание, связанное с домом, где так и не отыскался исстрадавшейся душою желанный покой. Улыбка оставила круглое лицо Бэггинса, и в тот же момент Боромир вновь заговорил. – Я хочу извиниться перед тобой, Фродо Бэггинс, – громогласно объявив оное под ошарашенный взгляд последнего, он поднялся на ноги. Доспехи его негромко лязгнули, а на поясе, закрепленная кожаными ремешками, сверкнула рукоятка массивного меча – не менее великолепного, чем и все одеяние мужчины в целом. Хмыкнув, сын наместника продолжил чуть тише: – За то, что оказался столь слаб, хотя был куда менее искушен, чем ты. Я подвел тебя, но рад, что смог избавиться от этого бремени. Как и ты, невеличек. Серые глаза гондорца блеснули – а может быть, всему виной был упавший ему на лицо солнечный луч. Пожалуй, слышать нечто подобное в свой адрес было настолько невероятно, что полурослик тоже вскочил, едва сдерживая дрожь. Скажи он сейчас что-нибудь в противовес этому, то момент полной искренности от спутника был бы непростительно упущен. Любая ноша несет за собой боль, любая ответственность придавливает подобно тяжелому булыжнику, и выход всегда лишь два – остановиться или сделать еще один шаг. Этот выбор преследовал каждого, кто явился на свет в этом мире, вплоть до самой смерти. Он знал, что сделал свой – и обрек себя и всех остальных на неминуемую гибель, если бы не череда обстоятельств, коими были совершенно иные существа с иными действиями и образом мысли. Возможно, не произойди инцидента с дележом Единого кольца на опушке Амон Хена, то путешествие их закончилось бы там же. Фродо не мог избавиться от чувства, что недостоин этих слов, ведь он – самый обыкновенный хоббит с самой необыкновенной биографией из, пожалуй, всех возможных, но возразить Боромиру было куда большим преступлением, чем возомнить себя кем-то действительно значимым. – Чёрт его знает, что ждет тебя там, в оплоте эльфов и просветленного бессмертия. Мне думается, что я сделал то, что должен был. – Значит, это ты позвал меня сюда? – не сдержавшись, с явным страхом в виде подоплеки поинтересовался Бэггинс. Пару раз моргнув, он попытался избавиться от некой дымки, что затуманила взор, однако с удивлением обнаружил, что дело совсем не в нем – полянку и миловидный берег под ивой вновь начали заволакивать прежние лоскутки тумана. – Не я, но нечто более могущественное, чем ты можешь себе представить, – воин шагнул вперед, будто бы и не обратив внимания на столь скорые метаморфозы пейзажа вокруг него, и опустил ладонь на плечо невеличку, сжав его. – То была честь воина и отчаянное желание моего сердца. Возможно, само Провидение постаралось, чтобы я вновь встретился с тобой, дорогой друг, не суть важно, в очередной раз или же в последний. Эти речи воодушевляли больше, нежели самая горячая клятва, некогда данная верным Сэмом, несмотря на то, что Фродо ценил всех одинаково сильно. При мысли о Гэмджи в груди у него что-то неуловимо сжалось – была ли то тоска по другу, настигшая его столь скоро, или что-либо еще? Между тем блондин, наконец, отступил, неожиданно двинувшись в сторону полянки, где некоторое время назад и очнулся полурослик. Последний сделал несколько шагов вслед за ним, вовремя остановившись у ивового ствола и едва поняв, что далее мужчина пойдет один – без него. Будто расслышав эти мысли, гондорец обернулся, а затем приветливо кивнул и широко улыбнулся – в уголках глаз его проявились морщинки. Внезапно сквозь молочную завесу, окутывавшую пространство, пробился яркий солнечный свет, озаривший все вокруг – обилие золота почти ощутимо ударило по глазам. А затем рядом с высоким силуэтом Боромира проявились еще два, не менее прекрасные, чем первый – хоббит изумленно расширил глаза, едва не вскрикнув. Перед ним стоял Халдир, и длинные пряди его светлых волос, волнующиеся от порывов ветерка, сияли подобно звездному свету. Длинные одежды его, воина, блестели и сверкали не менее ярко, чем доспехи сына самого гондорского наместника. А в двух шагах от эльфа, приветственно приподнявшего уголки губ, оперевшись на длинное дубовое копье, к коему было привязано знамя изумрудного цвета с изображением ретивого коня, замер другой человек. Он выглядел куда старше первых двух и, как и остальные, был облачен в воинское убранство; голову его венчала корона. То был король Теоден, улыбавшийся столь открыто, несмотря на то, что никогда при жизни не видел Хранителя кольца, о котором столько слышал, в лицо. Видение был столь восхитительно и столь скоротечно, что Бэггинс не успел выдохнуть, когда все трое исчезли из виду. В конце концов, сделав над собой усилие, он опустился на мягкую траву в основании широкого ствола, слегка устало откинув кучерявую голову на кору оного и плотно закрыв глаза. Всему – свое предназначение, своя роль, свой путь. Его собственный лежал в заоблачный Валинор, божественный свет от которого, кажется, уже забрезжил в отдалении, озарив и его, Фродо. Он все глубже проваливался в сон и будто бы видел перед собой образы тех, кого успел запечатлеть в своем сердце, оттого согревавшееся чуть сильнее.