На своих местах

- Тсуна победит, ведь иначе и быть не может!       Савада валяется на земле, держась за живот и сплёвывая густую, темно-красную кровь. На лице и теле — узор из гематом, царапин и ссадин; а душа разлетается на тысячи рваных кусков, каждый из которых пульсирует болью. В глазах двоится; слишком яркий мир режет глаза кислотными цветами. Тсуне кажется, что он успел выплюнуть свои легкие — иначе почему кислорода так катастрофически не хватает? Тяжелый ботинок прилетает по ребрам словно из ниоткуда. Треск и новая вспышка боли. Тсуна потерял им счет.       «Мусор обязательно вывезут», - прорычал тогда Занзас, раскинувшись на своем кресле. Саваду мутит, и, проходя через очередной коридор страданий, он думает, что скоро от него будет нечего вывозить.       По сути, Конфликт был проигран заранее. «Вария», независимое подразделение элитных убийц. Каждый из офицеров — жестокий киллер, с азартом в глазах, готовый драться до последней капли крови и последней потерянной конечности. Натренированные с детства, науськанные на смерть, как боевые псы, чующие ее возможность издалека и стремящиеся приблизить конец несчастной жертвы. Тсуна был готов отдать им Кольца просто так, не особо рыпаясь...но когда его о чем-либо спрашивали, а не ставили перед фактом?       Реохей был первой жертвой этого месива, хоть и пострадал меньше всех, кольцо было потеряно. При осмотре выяснилось, что руки Старшего Брата были повреждены слишком сильно — о карьере профессионального боксера можно было забыть раз и навсегда, засунув ее в коробку забытых грёз. После того боя, Савада его ни разу не встретил. Зато однажды, возвращаясь с очередной тренировки, увидел бредущую в трансе Киоко, с покрасневшими от слез глазами. Одетую в белое*. Он не решился с ней заговорить; да и девушка, откровенно говоря, явно была не настроена на задушевные посиделки.       Когда Тсуна, сдерживаемый Реборном и Колонелло, рвался на арену, Леви-а-Тан испепелил Ламбо — в буквальном смысле. Дергающееся тело тупой коровы обуглилось почти до костей; а кинувшийся на Червелло Савада был спешно дисквалифицирован. Кольцо Небо отошло Занзасу; смысл проведения конфликта таял на глазах, водой утекая сквозь пальцы.       Они слишком упрямы, чтобы сдаваться. Слишком слабы, чтобы бороться.       И это сочетание — самое отвратительно-опасное из всех возможных.       Меньше всего повезло, пожалуй, Гокудере. Реборн не зря предупреждал о потенциале противника и о его способностях. Порой слова абсолютно бесполезны. Особенно когда в тебя погружают ножи — медленно, наслаждаясь страданиями и видом крови. В тот момент, когда тело Хаято, на каждый сантиметр которого приходился один стилет, Тсуна уже успел не просто пропитаться щемящим душу чувством безысходности — отравиться им, наглотавшись, как гнилой воды. Когда прозвучало сообщение о том, что Конфликт был проигран ими по умолчанию, от Савады не осталось ничего.       А Вария обезумела окончательно.       Тсуна еще никогда не видел людей, так рьяно рвущихся в бой. Они сметали на своем пути все — Червелло, попытавшегося остановить их Базиля и Ямамото, оставив в живых лишь Шамала и Реборна, который мог лишь беспомощно смотреть. Скованные иллюзиями, они с жалостью наблюдали за ужасающей кульминацией Конфликта.       Мафия не переваривает слабых — она исторгает их из себя, как отравленную пищу.       Тсуна был слабым. Тсуне нравилось быть тем, кого называли слабым: мягкосердечным и добрым, не признающим жестокости. Тсуна не хотел быть мафиози. Но когда его об этом спрашивали?       Занзас перевернул его носком ботинка и надавил ногой на грудь. Сказал что-то на итальянском — что-то явно унизительное.       Пистолет направлен в лоб; Тсуна видит его совсем размыто. Тсуна улыбается — в последний раз, хотя смеяться не над чем.       Он видит тело Ямамото, сраженное Суперби Скуалло.       Он видит, как хрипло смеется полумертвый Бельфегор, окружая ножами Хибари Кёю. Они были сильны, но что они могли сделать.       В щелчке затвора — весь его мир и все ощущения. В ухмылке Занзаса, или же Десятого — вся оставшаяся боль. Тсуна хочет бороться, но не может толком дышать.       Конфликт был бессмысленным кровопролитием с самого начала. Интуитивно Тсуна знает, что это не конец. Что на них они не остановятся. «Леви жесток, он не жалеет никого — ни женщин, ни детей», - сказал тогда Реборн.       Тсуне кажется, что лучше бы он тогда этого не говорил, потому что слова сейчас трансформируются, приобретая новый, чудовищный смысл.       Пуля прерывает его мысли на половине.       Занзас небрежно пинает труп — так, чтобы успокоить нервы. Он знал, что так будет, с самого начала. Теперь все просто встало на свои места.